Шрифт:
Интервал:
Закладка:
С помощью Маркина Н.И. Седова кое-как устроила дело с квартирой, определила детей в школу, мало-мальски наладила быт. Кстати, как вспоминал 70 лет спустя сын А.Ф. Керенского Глеб Александрович, он учился в той же школе, куда ходили Лев и Сергей. Кроме двух сыновей Троцкого там учились Дмитрий Шостакович и сын Каменева Александр. По воспоминаниям Г. Керенского, «сыновья Троцкого только приехали из Америки, мы их дразнили «янки», нам не нравились их хорошие манеры, аккуратность и независимость среди нас…». Хочу сразу сказать, что Троцкий уделял время семье лишь в эмиграции. Здесь, в России, революция захватила Троцкого целиком, и для детей оставались лишь остатки душевной энергии. Их воспитанием в основном занималась Наталья Ивановна.
А тем временем шло быстрое «полевение» масс. Одна из причин заключалась в том, что Февральская революция, принеся свободу от самодержавия, не дала народу ни мира, ни земли. А крестьяне и рабочие ждали мир и землю больше всего. Большевики тонко уловили настроения огромных масс людей и непрерывно подталкивали их к осознанной необходимости новых радикальных шагов. Особенно все почувствовали это 4 июля, во время грандиозной антивоенной демонстрации, которая фактически замахнулась на хилый режим Временного правительства. В это время пришли сообщения с фронта о провале июньского наступления русской армии. Правая печать, буржуазные партии накинулись на большевиков, как на виновников очередной военной катастрофы. Снова появились многочисленные «свидетельства» о том, что Ленин «связан с немецким генеральным штабом», что большевики, преследуя свои цели свержения царского самодержавия, «подыгрывают» кайзеру. В сохранившейся в архиве рукописи статьи Троцкого «Политика дальнего прицела», где он касается событий того времени, есть такие строки: «В июле 1917 года реакция всячески пыталась доказать, что большевики – в союзе с немецкими империалистами. Керенский, Бурцев, Дан «доказывают», что большевики если и не за деньги, непреднамеренно, не сознательно, то по крайней мере «объективно» способствуют, содействуют видам Гогенцоллерна… Но большевики не пошатнулись и не согнулись под громами и молниями мещанского общественного мнения в июле, не дали себя запугать травлей, ложью, клеветой… Они взяли дальний прицел, сократив сроки и приблизив события…»{14}
Общественное мнение, однако, «клюнуло»; в этой обстановке любой миф о «предательстве», «шпионаже», «содействии» большевиков Берлину как-то объяснял обывателю причины затяжных неудач русской армии. И толпа указывала пальцем на большевиков, как на «виновников» фронтовых неудач. А те и после Октября пытались опровергнуть это обвинение, собирая аргументы в свою пользу. Так, уже в январе 1919 года Троцкий получил телеграмму от Чичерина, в которой, в частности, говорилось: «В январе 1918 года русские контрреволюционеры послали полковнику Робинсу серию документов, доказывающую связь между германским правительством и Троцким. Полковник Робинс произвел расследование и обратился к Гальперину, который признал, что многие из этих документов были в руках правительства Керенского и являются несомненным подлогом… Бывший издатель «Космополитен мэгэзэн» Сиссон согласился с Робинсом, что эти документы не заслуживают доверия, однако позднее Сиссон переменил мнение…»{15} Но большевики после Октября предпочитали не возвращаться к этому вопросу, тем более никто уже не смел и говорить на эту тему без риска для жизни… А тогда, накануне, все было по-другому: обвинение было серьезным, защищаться было трудно. О «шпионаже» и «предательстве» большевиков писали многие газеты. Приводилось немало конкретных свидетельств о существовании тайных связей большевиков с немцами. Некоторые более поздние публикации показывают, по крайней мере, что немецкое правительство было заинтересовано в активизации борьбы большевиков против Временного правительства. Известный военный и политический деятель Германии Эрих Людендорф писал: «Помогая Ленину поехать в Россию (через Германию из Швейцарии в Швецию. – Д.В.), наше правительство принимало на себя особую ответственность. С военной точки зрения это предприятие было оправданно. Россию было нужно повалить»{16}. Но тогда, летом 1917 года, вокруг этих вопросов в обществе шла ожесточенная полемика.
В эмиграции скоро окажется человек, который долгие годы будет искать документы, аргументы, свидетельства, подтверждающие связи большевиков с немцами. Это В.Л. Бурцев, которому принадлежат такие слова: «Я все годы твержу одно и то же – надо гнать, бить большевиков». В одной из его многочисленных статей «Мой вызов предателям и их защитникам», переправленной чекистами из Парижа в Москву, говорится: начиная с августа 1914 года немцы передали большевикам свыше 70 миллионов марок. «Еще летом 1917 года я гласно и в печати за своею подписью обвинил поименно Ленина и десятки его товарищей: Троцкого, Каменева, Зиновьева, Ганецкого, Коллонтай, Луначарского, Нахамкиса, Раковского и других в предательстве России и в сношениях во время войны с немцами и требовал немедленного их ареста и предания суду»{17}. Думаю, что все это составляет одну из тайн истории или крупную мистификацию. Возможно, решающие свидетельства, подтверждающие или опровергающие тайные связи, еще не найдены.
Но вернемся в июль 1917-го. Временное правительство выдало ордера на арест Ленина, Зиновьева, Каменева и большой группы большевиков. Реакция попыталась сдержать революционный паводок. В разгар этого шабаша Троцкий встречался с Лениным, по-видимому, во время объединенного заседания Центрального и Петроградского комитетов РСДРП(б), которое состоялось 4 июля 1917 года. Обсуждая вопрос, следует ли являться на суд, Троцкий высказал мнение, что его нужно использовать как революционную трибуну. Это предложение поддержал Каменев. Но Ленин и большинство его соратников не без оснований считали, что власти могут просто-напросто обезглавить революцию и ускорить сход паводка. Тем более что офицерские отряды уже громили редакцию «Правды», арестовывали большевистских руководителей, в печати шла травля лидеров революции. Хотя надо сказать, что Ленин был осторожным человеком и никогда не рисковал собственной жизнью, как другие революционеры.
Через три или четыре дня после того, как Ленин ушел в подполье, Троцкий опубликовал тщательно обдуманное открытое письмо Временному правительству, в котором говорилось:
«Граждане министры!
Я знаю, что вы решили арестовать товарищей Ленина, Зиновьева и Каменева. Но ордер на арест не выдается на меня. Поэтому я считаю необходимым обратить ваше внимание на следующие факты:
1. Я в принципе разделяю позицию Ленина, Зиновьева и Каменева и отстаивал ее в моей газете «Вперед» и во всех моих публичных выступлениях.
2. Моя позиция в отношении событий 3–4 июля совпадает с позицией упомянутых выше товарищей»{18}.
В тот момент такое заявление мог сделать лишь мужественный человек. Продолжая выступать на митингах, он во всеуслышание говорил, что так же, как и Ленин, является непримиримым противником Временного правительства, а тот, кто называет руководителей революции «немецкими шпионами», – самый настоящий негодяй. Обычно толпа неистовствовала: большинство стояли за Троцкого, но многие выражали свое отношение к таким заявлениям злобными криками и угрозами. Продолжая оставаться на свободе, Троцкий как бы провоцировал правительство, публично обвиняя его в преступном продолжении империалистической войны и попытках отнять у народа плоды Февральской буржуазной революции, защищая Ленина от настойчивых нападок. Так продолжалось еще полторы-две недели, пока в квартиру Троцкого (к этому времени его семья переселилась к вдове одного либерального журналиста) не пришел офицерский наряд с ордером на арест члена Петроградского Совета.
Когда Троцкого препроводили в переполненную знаменитую тюрьму «Кресты», где он уже раньше, десять лет тому назад, сидел, он встретил там своего напарника по выступлениям Луначарского, а также Раскольникова, Каменева, Дыбенко, Антонова-Овсеенко, некоторых других знакомых революционеров из числа большевиков, меньшевиков и эсеров. На другой день Н.Н. Суханов, близкий знакомый Троцкого, один из заметных теоретиков меньшевизма, заявил в цирке «Модерн», где ждали выступления Троцкого, что тот арестован Временным правительством. В ответ поднялся невообразимый шум негодования. Как пишет Суханов, ему с Мартовым едва удалось сдержать толпу и «выпустить из нее пар», приняв резолюцию протеста. Кстати, позже Суханов писал, что в толпе ходили слухи, распространяемые правыми, о том, что Ленин, Троцкий и Луначарский хотели создать диктаторский триумвират и захватить власть{19}. Это нагнетало страсти еще больше. Вскоре революционный Петроград уже знал об аресте Троцкого. Об этом писали газеты, говорили на митингах. Все это свидетельствовало о быстром росте популярности человека, который пока даже не мог ответить, является ли он сейчас большевиком или меньшевиком.