Читать интересную книгу Отец мой шахтер (сборник) - Валерий Залотуха

– Ну, узнал? – спросила, шмыгая носом, дочь.

Макаров вздохнул и ничего не сказал.

– Это же Чичибабин! Борис Чичибабин! Эх ты, папка, папка…

Александр Сергеевич, улыбаясь, кивал, признавая свой проигрыш. В трубке загудело – разъединили. Александр Сергеевич положил ее на аппарат, и в этот момент в квартиру вошла Наташа. Держа на руках проснувшегося Осю, она потрясенно смотрела на мужа, стоящего посреди засыпанной пеплом кухни.

– Что… случилось? – с трудом выдавила из себя два слова.

Макаров улыбнулся и беззаботно пожал плечами:

– Я сжег книгу… Свою книгу… Ту самую, фунтовскую… – Макаров говорил и сам удивлялся с радостью, как легко дается ему вранье. – А что? Гоголь мог, а я не могу? Не волнуйся, дорогая, в моем творчестве наступает новый период. Я скоро напишу такое, что ты ахнешь.

И, держа под мышкой том Пушкина, Макаров гордо прошел в свой кабинет, но на пороге остановился и сказал по-семейному просто:

– Да, Анна звонила. У нее все хорошо, скоро приедет.

10

«Парадиз» оказался бывшей «Встречей», молодежным кафе, куда Макаров и Наташа бегали не раз, когда были еще студентами.

У входа стоял переносной стенд с фотографиями, призывающими посмотреть в ресторане вечернюю шоу-программу (кроме понедельника и вторника). На фотографиях были запечатлены поющие цыгане, танцующие девушки в кокошниках и коротеньких сарафанах, кто-то еще, а на одной фотографии замерла Марго, только начав раздеваться. Макаров подумал и вспомнил, что сегодня среда. Было темно, но еще не поздно, не больше восьми. И он вошел в ресторан.

Александр Сергеевич не посещал подобные заведения лет сто, но он вошел в «Парадиз» так, будто делал это каждый день, кроме понедельника и вторника.

Он был спокоен. Не потому, что под мышкой он держал заветный том Пушкина, настроение спокойствия рождало другое, и Макаров знал что. Он очень хотел увидеть Марго. Не раздевающейся или, более того, раздетой, нет, а просто увидеть. Или, точнее, он хотел, чтобы она увидела его. И даже не хотел, а это было надо. Надо, чтобы она увидела его.

Алена Бам не соврала – здесь действительно было красиво и по-своему уютно. Гардеробщик выбежал из‑за стойки и помог снять пальто. Он предложил взять на хранение и книгу, но Макаров вежливо отказался. Вообще на Пушкина здесь смотрели с удивлением и даже – с опаской.

Да, Макаров сто лет не был в ресторанах (если не считать юбилеи коллег, поминки по тем же коллегам и последнюю презентацию), но и в зал он вошел спокойно и уверенно и, выбрав взглядом удобный столик на двоих прямо напротив маленькой сцены, подошел, положил книгу на стол, сел, закинув ногу на ногу, и огляделся.

Кроме него, одиночных посетителей здесь не было. Не было, впрочем, и парочек, лишь две компании, человек по восемь-десять, сидели за сдвинутыми, обильно уставленными питьем и едой столами. У сидящих были широкие спины, стриженые затылки и бандитские рожи. Они покосились на Макарова, потом на его книгу, потом снова на Макарова и продолжили выпивать и закусывать.

Почти сразу к Макарову подошел, склонившись, официант и протянул большое в кожаной обложке меню. Официант был пожилой и склонился не от учтивости к клиенту, а от нажитого годами этой лакейской работы радикулита. Странно, но Макаров сразу его узнал – он обслуживал их с Наташей пару раз и вел себя тогда довольно хамски.

– Что у вас есть? – спросил Макаров, улыбаясь и не глядя на меню.

– Всё, – уверенно ответил официант.

– Ну, тогда устрицы и «Шабли», – просто сказал Макаров.

– Устриц нет, – смущенно ответил официант.

– А «Шабли»?

– А что это?

– Вино. Французское.

– Вино есть. Всякое, а этого нет…

– Всякое я не пью, – поставил точку Макаров и отвернулся к окну, празднуя в душе победу, но виду не подавая.

Официант стоял перед ним, склонившись, растерянный и виноватый.

Макаров перевел на него взгляд и попросил снисходительно:

– Тогда принесите мне рюмку коньяка.

– Французского?

– Нет, нашего. Вино я пью самое дорогое, а коньяк самый дешевый.

– Самый дешевый – три тысячи сто грамм, – сказал вдруг официант, может быть что-то заподозрив.

«Как был ты хамом, так хамом и остался», – подумал Макаров раздраженно, сунул руку в карман брюк, вытащил пригоршню скомканных мелких денег и бросил на стол.

– Я не в этом смысле, – испугался официант.

– Считайте, считайте, – успокоил Макаров. – Я могу уйти неожиданно.

Официант склонился над столом, считая и складывая мелкие купюры, какие успел собрать для него Васька в своем «коллективе».

– Откуда они у вас? – дружелюбно поинтересовался официант, набрав наконец три тысячи.

– Из тюрьмы, дорогой, из тюрьмы! – ответил Макаров.

Наверное, он сказал это слишком громко, потому что сразу несколько человек за сдвинутыми столами повернулись в его сторону и внимательно на него посмотрели.

Коньяк появился через минуту. Глядя в согнутую в пояснице спину официанта, Макаров попробовал представить, что было бы, если бы устрицы и «Шабли», которые он пробовал во Франции, когда был там давно в составе культурной делегации области, здесь все же оказались? И дело даже не в том, что ни то ни другое ему тогда не понравилось, а в том, сколько это могло здесь стоить, если за рюмку паршивого коньяка взяли три тысячи? И как бы он потом выкручивался со своими семью тысячами, которые удалось собрать Ваське?

На сцену вышел розовощекий конферансье, дежурно пошутил на тему погоды и самочувствия и объявил первый номер шоу-программы – танцевальную группу «Русский привет».

– Марго давай! – пьяно крикнул кто-то из зала, и конферансье почему-то стушевался, попятился и скрылся за занавесом сцены.

«А что, если ее сегодня не будет? – спросил себя Макаров и тут же себе ответил: – Значит, приду сюда завтра».

На сцену выбежали девушки в кокошниках и мини-сарафанах и закружились в быстром танце, вздымая подолы и показывая трусики с орнаментом а‑ля рюс.

Макаров отпил глоток коньяка и вдруг почувствовал, что за ним наблюдают. Он осторожно посмотрел по сторонам, но, похоже, сидящие за сдвинутыми столами о нем забыли, и официанты, стоящие в разных местах стола, на него не смотрели. Ну а пляшущие на сцене – подавно. Однако за ним продолжал кто-то наблюдать – удивленно и пристально, за что Макаров мог ручаться. И он вдруг заволновался. Александр Сергеевич понимал, что волноваться нельзя ни в коем случае, но почувствовал, как гулко и часто заколотилось в груди сердце. Он глубоко вздохнул, глотнул теплого табачного воздуха и положил ладонь на книгу, как на плечо друга. И сердце стало успокаиваться. Макаров благодарно улыбнулся.

Между тем в ресторан вошел еще один посетитель-одиночка, но если Макарова здесь никто не знал, этого знали все.

– Джохар… Джохар… – прошуршало по залу произносимое полушепотом имя гостя. Это был высокий, стройный кавказец в белом костюме, черной сорочке и белом галстуке. Он поздоровался с некоторыми из сидящих, прислонив руку к груди, отказался сесть с ними, указывая на свой, уже накрытый стол. Макаров вспомнил, что слышал это редкое имя в лимузине Фунтова, и его посетила мысль, конечно же банальная, многажды всеми и всюду повторяемая, но не омертвевшая от этого, теплая мысль, греющая… «Как тесен мир», – подумал Александр Сергеевич, глядя на Джохара, которого обслуживали сразу два официанта.

На сцене пели, взвывая, цыгане. Макаров допил коньяк и стал искать глазами своего официанта, чтобы заказать еще одну рюмку. Тот стоял у входа, но на призывный взгляд Макарова откликнулся не он, а стоящий рядом и выбирающий, где бы сесть, здоровый дядька в заношенном костюме, с высокой ондатровой шапкой на голове. Наверняка это был какой-нибудь командированный из райцентра, дорвавшийся в большом городе до красивой жизни. Почему-то головной убор для этих людей является чуть ли не главной материальной ценностью, во всяком случае, они никогда и нигде не отдают свои шапки в чужие руки. Обо всем этом успел подумать Александр Сергеевич, глядя, как идет к нему, пьяно покачиваясь, этот человек. Макарову совсем не хотелось, чтобы он садился за его столик, Макарову было хорошо одному вот так сидеть здесь – пить коньяк, смотреть на чужих людей, думать…

Незваный гость грузно опустился на стул напротив, снял шапку, положил ее на стол и протянул здоровенную ладонь. – Николай, – представился он серьезно.

– Александр. – Макаров вежливо пожал руку.

– А я это, Саш, – заговорил незнакомец так, будто они старые друзья-приятели, доверительно и покойно, – я это… сижу в гостинице, в номере у себя, закусываю, читаю газету заодно, эту, местную, у меня на ней закуска лежала, на газете, читаю: «Стриптиз»! Думаю, надо поглядеть! Приеду, мужикам расскажу. Я на автобазе по снабжению работаю, а здесь в командировке. А ты чего тут делаешь? – спросил он прямо, ожидая, конечно, такого же прямого дружеского ответа.