назначен консулом на следующий, 118 год[224]. Эти два назначения — и на год текущий, и на год предстоящий — должны были вселить в него уверенность, что он будет усыновлён[225]. Но были у него и серьёзные соперники. Известный ритор и философ IV века Фемистий (317–388), с успехом подвизавшийся при дворе многих императоров и потому наверняка имевший доступ ко многим документам предшествующей эпохи, утверждал, что Траян даже назначил Лузия Квиета наследником своей власти[226]. Решение это основывалось на заслугах Лузия в обеих Дакийских войнах. Добавим сюда его доблесть и решительность в боях с парфянами и повстанцами в Месопотамии, решающую роль в подавлении восстания иудеев на Кипре. Не зря последний великий римский историк Аммиан Марцеллин (330–400), восхваляя полководца Феодосия, магистра конницы, писал: «Он был подобен из древних — Домицию Корбулону и Лузию; первый из них при Нероне, а второй в правление Траяна прославились многими славными деяниями»[227]. Не забудем, что Лузий Квиет за свои боевые заслуги был назначен наместником Иудеи и получил звание консула… Так что с Адрианом они были на равных… А ведь не так давно именно наместник Иудеи Веспасиан создал в Империи свою династию…
Имелся и ещё один опасный претендент: «Было распространено мнение, что Траян имел намерение оставить своим преемником Нератия Приска, а не Адриана, причём многие друзья императора соглашались на это, так что он как-то сказал Приску: „Если со мной случится что-либо, предопределённое судьбой, я поручаю тебе провинции“»[228].
Луций Нератий Приск был другом и ближайшим соратником Траяна с самого восшествия его на престол в 96 году, в 98–101 годах стоял во главе Паннонии. Важно и то, что Приск был одним из выдающихся правоведов своего времени. Так что это был серьёзный претендент на престол, если, конечно, Траян действительно так его сам позиционировал. Если…[229]
Ходили также и многочисленные слухи, доверия едва ли заслуживающие, но по-своему прелюбопытные: «Многие даже говорят, что у Траяна было намерение, по примеру Александра Македонского, умереть, не назначая себе преемника; многие сообщают, что он хотел послать обращение в сенат с просьбой — в случае, если с ним самим что-либо случится, — дать государя Римскому государству, добавив только ряд имён, чтобы тот же сенат выбрал из них лучшего»[230].
Короче, если отбросить совсем уж нелепые слухи, то у Адриана были два незаурядных соперника в борьбе за Палатин. Один — блистательный полководец, без всякого сомнения, лучший военачальник Империи. При этом консул и наместник провинции, то есть располагавший военной силой… Другой — близкий друг и соратник умирающего императора, имевший опыт управления провинциями, да ещё и выдающийся правовед… Впрочем, и наш герой своевременно с помощью Плотины обрёл и наместничество, и, соответственно, независимое командование легионами[231]. Но главным преимуществом Адриана над возможными соперниками оставалось нахождение Помпеи Плотины при умирающем Траяне. Плотину поддерживал симпатизировавший Адриану его бывший опекун и земляк Аттиан[232]. Когда Траян в Селии в Киликии, позднее переименованной в Траянополь, внезапно испустил дух, процарствовав девятнадцать лет, шесть месяцев и пятнадцать дней, то Плотина и Аттиан, можно так сказать, решительно приступили к операции «Преемник». Безусловно, Траян уже был мёртв, когда Плотина сама подписала документ об усыновлении Адриана[233]. Дион Кассий, опираясь на воспоминания своего отца Апрониана, так описывает события, приведшие Адриана к императорскому венцу: «Мой отец Апрониан в бытность свою наместником Киликии доподлинно выведал всю эту историю и среди прочих подробностей рассказывал, в частности, что смерть Траяна скрывали в течение нескольких дней, дабы сначала объявить об усыновлении Адриана. Об этом свидетельствовали также и письма Траяна сенату: они ведь были подписаны не им, но Плотиной, чего раньше она никогда не делала»[234].
Элий Спартиан подтверждает версию Диона Кассия: «Имеется и сообщение о том, что Адриан был признан усыновлённым уже после смерти Траяна интригами Плотины, причём вместо Траяна слабым голосом говорило подставное лицо»[235].
8 августа 117 года — день официального сообщения о смерти Траяна. Адриан был уже усыновлён, так что проблемы престолонаследия больше не существовало. Близ умирающего в его последние часы находились Помпея Плотина; Матидия, мать Вибии Сабины, жены Адриана и его, соответственно, тёща; согласно должности находился префект претория, командующий преторианскими когортами Аттиан, бывший опекун Адриана. Как мы видим, это всё люди, к нашему герою замечательно расположенные. Да, Адриан не был счастлив в браке с Вибией Сабиной, как, впрочем, и она сама, но с тёщей у него отношения из-за этого не ухудшились. К Матидии он всегда относился с большим почтением, и это общеизвестно[236].
Находился при императоре также и его верный раб, исполнявший обязанности, употребим здесь позднейший термин, камердинера[237]. Но вот именно он и исчез бесследно через три дня после смерти хозяина. Подозревать в организации сего «исчезновения» должно Аттиана, ибо он и в дальнейшем отличился как знаток дела устранения нежелательных свидетелей и возможных недругов[238].
Итак, теперь ничто не могло помешать подтверждению абсолютной законности усыновления Адриана и, соответственно, провозглашению его владыкой Римской империи. Сам Публий находился в это время в Антиохии, столице вверенной ему совсем недавно провинции Сирия. Его первоочередной задачей тогда было обеспечение безопасности возвращавшихся из провалившегося парфянского похода римских войск. Накануне дня, когда он был провозглашён императором, если верить Диону Кассию, ему приснился сон, что с голубых небес сошёл яркий огонь, проник в его горло, прошёл по левой, затем по правой его стороне, но вреда не причинил[239].
Глава VI. Симфония сената и престола
Адриан получил письмо из ставки Траяна за четыре дня до августовских ид (11 августа). Понимая значение этой счастливой вести, он немедленно приказал праздновать «день рождения» своего усыновления[240]. Ещё через два дня пришло известие о кончине Траяна. Теперь уже Адриан решил праздновать день рождения своей власти[241]. Легионы, находившиеся на востоке, немедленно поддержали нового императора. Ведь формально легитимное усыновление делало его преемником Марка Ульпия Траяна совершенно естественно. Слово легионов значило много. Мы помним, что для парфянского похода в восточных провинциях Империи была сосредоточена половина всей римской армии — 15 легионов из 30. Так восточные легионы обеспечили переход высшей власти Адриану, подобно тому, как за 48 лет до этого Веспасиану[242]. Только без гражданской войны. Сам Траян, как мы помним, до прихода к власти опирался на верхнегерманские легионы на Западе. И тоже пришёл к власти благодаря усыновлению его правящим императором Нервой, и также без намёка на возможную гражданскую войну.
Что ж, пусть «довольно тёмная интрига, руководимая, кажется, Плотиной и Матидией, вручила в этих