перестал оставаться частью леса, его порождением, а сам лес в свою очередь признавал собственное дитя, даруя лёгкую дорогу.
У Мирославы то и дело перехватывало дух от страха. Стоило где-то в чаще скрипнуть ветке, зашелестеть листьям, и ей начинало казаться, будто вот-вот снова появятся зубастые длиннорукие существа. Успокаивало лишь присутствие парней, особенно Сашино.
Он постоянно поддерживал её на не ровном пути, помогал перебираться через поваленные деревья, отводил в сторону колючие ветки шиповника.
При этом Мирослава то и дело с тревогой смотрела не его перебинтованные ладони. Она знала, что вчера поздно вечером он занимался отливкой ножа — перед тем как пойти в лес, похвастался Стёпке самодельным подобием стилета. Узкое, острое лезвие с рукояткой, обмотанной тонкой полоской кожи. Тогда-то Мирослава и увидела бинты на его руках.
На вопросы он отвечал, что был не аккуратен и обжёгся, пока плавил серебро. Но Мирослава, проследившая недоверчивый взгляд Стёпки, не поверила этим отговоркам, пообещав себе всё выяснить, когда они вернутся из леса.
— Стёпа? — Здесь, в лесу, Мирослава снова вспомнила его историю и те вопросы, которые так и не задала ему. — Скажи, а ты до сих пор хочешь вернуться в лес, ну…домой?
Он коротко глянул на неё, не понимая к чему сейчас этот вопрос и покачал головой, не уловив в выражении её лица ничего, кроме любопытства:
— От моего желания уже ничего не зависит, я отказался от такого шанса в тот день, когда нашёл вас с Сашей.
— А почему отец не хотел принять тебя обратно?
— На самом деле я не знаю ответа, но думаю, отчасти, потому, что тогда ему пришлось бы вернуть того, другого мальчика родителям, а это невозможно.
— Почему невозможно?
— Его душа уже давно стала частью леса, и что бы ему снова сделаться человеком, кто-то из жителей леса должен уплатить немалую цену.
— Насколько немалую? — Саша заинтересовался беседой.
— Например, отдать взамен часть своей жизни — ровно столько, сколько лет тот ребёнок провёл в лесу.
— А если бы он, скажем…умер? — Подумав, спросила Сашка и отчего-то нахмурил брови.
Стёпка покачал головой:
— Тогда без вариантов. Принцип простой — жизнь за жизнь, а ни один из лесных не отдаст добровольно всю свою жизнь за воскрешение человеческой души.
— Но, наверное, это мог бы сделать кто-то из людей? — Сашка придержал за локоть Мирославу, которая в очередной раз споткнулась о скрытую в высокой траве кочку.
Стёпка остановился, пристально посмотрел в глаза друга, размышляя, и ответил не сразу:
— Да. Кто-то из людей мог бы, при наличии посредника. Например, очень сильной ведьмы. А откуда ты знаешь? — Парень нахмурился, что-то прикидывая, соображая. Взгляд упал на перебинтованные Сашины руки и его лицо озарила догадка. Саша перехватил этот взгляд, понял, и едва заметно отрицательно покачал головой, ответил спокойно:
— Да ниоткуда, слышал слухи разные от бабушки.
Мирослава молча наблюдала эту сцену, но понять значения этих взглядов не сумела. Недовольно окинула парней взглядом — пускай хранят свои тайны, ей бы с тайнами своей семьи разобраться. Поэтому она сделала вид, что ничего не заметила и сказала:
— А если бы… — она на минуту осеклась, осознав, что такой вопрос может оказаться болезненным, — если бы Ирина Афанасьевна…
— Нет! — Прервал её Стёпка резко. — Я всё понимаю, но ей не позволил бы жертвовать собственной жизнью или её частью. Она… она слишком дорога мне.
— Я не понимаю тебя, если честно. — Сказал Сашка. — То есть, ты хочешь вернуться домой, в лес, но при этом не позволил бы Ирине Афанасьевне попытаться вернуть своего настоящего сына… Она вообще знает, что это всё-таки возможно?
— Нет. — Тихо ответил Стёпка, помолчав. — Я не говорил. Когда-то давно и сам думал, что невозможно. Только потом понял, когда постепенно начал узнавать и понимать больше в таких делах. Но так и не сказал ей. Потому что шанс на это очень и очень мал. Может случиться так, что она отдаст годы своей жизни, а сын не вернётся, просто не захочет — чаще всего так и бывает, если ребенок провел слишком много времени в лесу. Может быть так, что лес примет эту жертву, но душу ребенка не вернет. Лес хитёр. Точнее — то, что обитает в нём, является его сущностью.
— Ты о чём? Всё о том же, будто кто-то другой даровал Агафье силу и бессмертие? — Спросила Мирослава.
— Да. Вчера я много думал об этом. Мне известно, что здесь давным-давно, уже много столетий подряд, живёт нечто более могущественное, чем Хозяин или дух Агафьи. Я думаю, что это и есть тот, кто требует все эти жертвы и желает, чтобы продолжался ведьминский род.
— И что делать? Значит, всё-таки не Агафья наше главное зло? — Сашка пнул попавшийся на пути мухомор. Большой мухомор.
— Попытайтесь это выяснить у неё, когда встретитесь сегодня ночью. — Стёпка продолжал говорить спокойно, но по спине Мирославы пробежали мурашки, стоило представить такую встречу.
— Угу, обсудим за чашкой чая? — Саша осмотрелся, узнавая место. — Мы на той самой поляне. И мухоморы эти везде…
— Всё верно. — Кивнул Стёпка. — Теперь следуйте ведьминой тропой — она отмечена мухоморами, так что — не заблудитесь. Тропа выведет вас к перекрёстку — его вы тоже узнаете — там мухоморы образуют ведьмин круг, растут кольцом. Повернёте налево и выйдите к Плакучей. Соберёте по пучку плакун-травы и возвращайтесь, я буду ждать здесь.
— А с нами не пойдёшь? — Встревожилась Мирослава, вспомнив, что мухоморы выводят как раз к болоту, где обитают те страшные зубастые существа.
— Теперь для меня закрыты некоторые части леса. — Покачал головой Стёпка. — Я не могу идти ведьминой тропой, она открывает тайны, которые ни к чему тому, кого отлучили от дома. Со мной вы не дойдёте до реки — тропа уведёт прочь.
Мирослава с Сашей последовали в указанном направлении, но Саша вдруг остановился. Обернулся к Стёпке, который уже уселся на траву под раскидистым деревом.
— Знаешь, мне кажется, ты не прав. — Сказал Саша. — Насчёт Ирины Афанасьевны. Она имеет право знать, что у неё есть хотя бы крохотный, но шанс вернуть сына.
— Не такой ценой…Я ведь не знаю — жив ли он… — Стёпка ответил тихо, пристально глядя в глаза друга.
— Она- его мать, и её право решать высока цена или нет.
— Она и моя мать тоже. — Едва слышно прошептал беловолосый парень, прикрыв глаза. В глубине души он понимал, что Сашка прав. Но страх за жизнь человека — единственного близкого существа, ставшего родным, был слишком велик.
Он смотрел вслед друзьям, которые вскоре пропали из поля зрения, скрывшись