больных. Если и случается такое, то неспроста — кто-то «помог».
— При чём здесь это? — Не понял Саша.
— При том, что я, как и еще несколько детей Лесного Хозяина после меня, должен был быть нормальным. Тогда меня не отдали бы людям, тогда не пропал бы в лесу тот, другой мальчик, место которого я занял. Кому-то в чаще понадобилась человеческая душа.
— Агафье. — Поняла Мирослава.
— Другого зла там нет.
— Конечно. — Со скептической усмешкой согласился Саша, вспомнив зубастых болотных тварей. Стёпка пропустил сарказм мимо ушей.
— Если есть шанс избавиться от неё, я помогу.
— Что мне нужно делать? — Мирослава была само внимание, в глубине души не переставая спрашивать себя — не во сне ли она находится.
— Для начала тебе потребуется дополнительная защита помимо оберега, который дала тебе бабушка.
— Нам. — Поправил Саша.
Стёпка испытующе и как-то странно посмотрел на парня и согласно кивнул:
— Вам. Вам понадобится защита. У Мирославы есть амулет «одолень-травы», очень сильный. Не знаю, как Глафире Петровне удалось наделить его такой огромной силой, но его не может коснуться никакое зло. Но этого будет мало при встрече с духом Агафьи. Нужна ещё будет сила плакун-травы, собранной на рассвете Ярилок… — Стёпка тут же поправил себя: — На рассвете Иванова дня, послезавтра.
— Иванов день? — Переспросила Мирослава.
— Ивана Купала? — Догадался Саша. — Но он же только в июле будет, в начале месяца примерно.
Стёпка покачал головой:
— Люди давно поменяли все даты и понятия. Иванов день праздновался двадцать четвёртого июня. Это особый день как для людей, так и для потусторонних сил, да и для самой природы. В этот день все травы обретают особую силу.
Поэтому на рассвете идите к реке Плакучей, на её берегу много плакун-травы растёт, от того и речка так называется. Собирать нужно верхушки с цветами, срывать только голыми руками, срезанная ножом трава эта теряет свою силу.
Ещё вам потребуется серебряный нож. Точнее — Мирославе, потому что наибольшая защита — оберег — находится у неё, ей и придётся запирать дух Агафьи.
— Где же нож-то такой взять? — Задумалась девушка.
— Можно попробовать отлить из ложек. — Тут же ответил Саша, продолжил заметив вопросительный взгляд Мирославы. — У нас есть столовое серебро, должно хватить. Лезвие отолью, потом заточу.
Стёпка снова бросил странный взгляд на друга и будто хотел что-то сказать. Во взгляде его сквозило непонимание. Он чувствовал что-то, скрытое в Сашке, но никак не мог уловить что именно. Понимание вещей и людей у Стёпки было своеобразным — он видел не предметы, а их суть, не людей, а внутренне свечение.
У Мирославы это свечение было чистым, как у обычного человека, чья душа не обременена грехами и злыми делами. У Сашки — тоже, но что-то в его свечении не давало покоя Стёпке — как будто какое-то маленькое пятнышко на прозрачном стекле. Но что он знал наверняка — вот это самое пятнышко и несовместимо с серебром.
— А как выглядит эта плакун-трава? — Спросила Мирослава, вырвав беловолосого паренька из задумчивости.
— У неё розовые цветы, вы узнаете её — других цветов на том берегу не растёт.
Стёпка поднялся, собираясь уходить, Саша посмотрел на него вопросительно:
— А дальше что? Траву достанем, нож я сделаю, что потом?
— Потом, на третий час после полуночи Иванова дня, вам нужно будет идти в лес. Я провожу вас немного, по пути и расскажу, что делать.
— Хотелось бы сейчас знать, — пожала плечами Мирослава, — чтобы хоть морально подготовиться.
— Там дел не много. — Серьёзно посмотрел на неё Стёпка. — Всего-то, в тот момент, когда Агафья предложит тебе принять колдовскую силу, вонзить в неё серебряный нож и сказать слова: «Серебром заклинаю, замок запираю, лес- навек твой дом, оставайся с миром в нём, слово моё крепко, воля нерушима».
— И всё?
— Всё. Но опасность в другом — не обманет ли она тебя, не проснётся ли в твоей душе соблазн обладать той силой, которую тебе предложат, и хватит ли у тебя храбрости пустить в ход оружие.
— Почему никто прежде не предпринимал попыток запереть её дух? — Поинтересовался Сашка.
— Возможно, из страха или нежелания, а может никто не знал способа или слов. — Пожал плечами Стёпка.
— А ты откуда знаешь? — Саша вдруг почувствовал растущее подозрение и внимательно вгляделся в лицо парня, отыскивая намёки на ложь. Но беловолосый оставался спокоен, отвечая:
— Ты забыл о том, что я — не совсем человек? И, как ни крути, кое-что знаю о колдовстве, силе духов и лесных обитателях.
На том друзья и распрощались. Сашка еще немного постоял у окна, вглядываясь в темноту до тех пор, пока худощавая фигура Стёпки не исчезла за забором.
— Как думаешь, а не обманывает ли он нас? — Наконец спросил он у Мирославы. Девушка сидела за столом, в сотый раз задумчиво перелистывая тетрадь с записями Агафьи и Поликарпа.
Подняв голову, она несколько минут молчала, глядя на Сашку, затем покачала головой:
— Мне так не кажется. Причина помогать у него есть, а ещё помнишь, что он принёс мне мой оберег? А ведь его не может коснуться злая сила или тот, кто желает мне зла, верно? Стёпка хороший, я думаю, хотя и странный.
— Хороший… — Буркнул Саша, отвернувшись к окну. — Тебе что, и правда не страшно?
— Страшно. Очень. — Призналась девушка. — Но выхода нет, верно? Если я уеду, то тем самым обреку родного человека на страдания. При чём не только в этой жизни… Да и кто знает — спасёшься ли вот так, сбежав?
Саша хмуро кивнул:
— Хорошо. Значит послезавтра идём за травой, а ночью — в лес, будем охотиться на призрака? — Он грустно едва заметно усмехнулся.
— Выходит, что так.
Глава 15.
Солнце ещё не показалось из-за горизонта, когда за ними пожаловал Стёпка и повёл в лес. Он бесшумно ступал босиком по мокрой от росы траве.
Глядя на него, Мирославе и Саше казалось, будто их собственные шаги гулким эхом разносятся по тайге.
Сейчас было особенно заметно, что Стёпка — не от мира сего, как говорят. В лесу изменились все его повадки — от шагов, до жестов. В прошлый раз друзья были слишком измотаны и не могли этого заметить. Теперь же то и дело переглядывались удивлённо, когда худой беловолосый паренёк с лёгкостью проходил там, где они пробирались с трудом.
Казалось, будто ему не преграждали дорогу поваленные деревья — он перепрыгивал их, едва касаясь, ветки кустарников не норовили оцарапать лицо, или зацепиться за одежду.
Стёпке теперь навсегда был закрыт путь домой, но от этого он не