Читать интересную книгу Парижские письма виконта де Лоне - Дельфина Жирарден

Есть люди, которые уверены, что элегантность неотделима от пренебрежительности, которые убеждены, что презирать значит царствовать, и полагают, что, дабы прослыть человеком порядочным, необходимо брезговать народными празднествами. У них на все один ответ: «Как! Вы идете туда? Как? Вас забавляет это?» Послушать их, так та жизнь, которую ведут они, наполнена особенными удовольствиями, избранными радостями, исключительными ароматами и неповторимыми наслаждениями; говоря с ними, испытываешь унижение, ловишь себя на том, что завидуешь их блаженству, о глубине которого судишь по силе их презрения; не осмеливаешься признаться им в наивности, буржуазности, вульгарности твоих вкусов; смущаешься в их присутствии, как неотесанный крестьянин в присутствии горожанина; начинаешь сомневаться в том, что в самом деле счел забавным то празднество, от которого они постарались держаться подальше; краснеешь при воспоминании о той безумной веселости, которая тебя там охватила; теряешь веру в тонкость твоих ощущений при виде строгости их вкусов, — но все это до тех пор, пока ты наконец не найдешь в себе мужество разобрать это великое презрение, пока не обретешь довольно хладнокровия для того, чтобы оценить умственные притязания этих избранных существ и их право гордо предаваться скуке, и не обнаружишь, что все эти люди ведут существование самое ничтожное, что они наслаждаются забавами самыми бессмысленными, смеются над шутками самыми вульгарными, принимают за чистую монету разговоры самые неудобоваримые, самые праздные и, в довершение всего, восхищаются умами самыми посредственными; тогда ты вновь обретаешь независимость и осмеливаешься честно признаться в том, что ты существо не настолько чуждое мирозданию, не настолько отставшее от цивилизации, чтобы, повинуясь особой, высшей воле, видеть страшную пытку в том, в чем простые смертные видят источник радости.

В обществе людей элегантных издавна господствует убеждение, что нет ничего скучнее народного праздника. Мы и сами довольно долго разделяли этот предрассудок, но сегодня дерзаем его развенчать; мы смело признаемся, что любим народные праздники, потому что сыты по горло праздниками светскими. Во-первых, народные праздники имеют то преимущество, что проводятся под открытым небом и с открытым сердцем; во-вторых, публика там ведет себя куда более учтиво; если вам не раз случалось попадать в светскую сутолоку и в потоке избранников элегантности устремляться в залу для ужина, где уже давно нет мест; если вы на собственной шкуре испытали все колебания, все невольные капризы возбужденной великосветской толпы; если благоухающая рука в тонкой перчатке отвешивала вам восхитительный удар кулаком, а оголодавшая толстая графиня с неподражаемой грацией пихала вас локтем в бок; если вы видели, до чего может дойти гастрономическая страсть людей, слывущих благовоспитанными, — вы не станете строго судить толпу грубоватых простолюдинов и простите рабочему, который, невольно толкнув вас, непременно скажет: «Извиняйте!» — простите, потому что вспомните денди, который накануне наступил вам на ногу и даже не подумал извиниться[245].

Что касается нас, то нам народные праздники по душе; нас радует зрелище всеобщего веселья. Мы любим шесты с призом на верхушке, потешные огни и алюминации. Нам приятнее видеть сотню тысяч человек, развлекающихся на парижских улицах, чем четыре сотни человек, зевающих в гостиной; но мы бы не хотели, чтобы развлечения эти дорого обходились их участникам. Мы бы не хотели, чтобы праздник, устроенный для рабочих, привел их к разорению; мы бы не хотели, чтобы на неделе случалось два воскресенья. Зачем веселиться в среду[246]? Веселье в среду обходится очень дорого. Почему было не перенести праздник с сегодняшнего вечера на ближайшее воскресенье? Ведь это не тезоименитство, которое отложить невозможно. Зачем в городе, населенном рабочими и торговцами, без всякой нужды прерывать работу и торговлю? Для трудящегося человека потерянный рабочий день — настоящая беда. В такой день он много тратит и ничего не зарабатывает. Устраивайте же все ваши празднества в воскресенья, тогда народ будет развлекаться на них без горьких сожалений и сердечных угрызений. Правительству не пристало соблазнять малых сил; вы отменили религиозные праздники, не заменяйте же их своими собственными; не дарите господину префекту департамента Сена те часы досуга и покоя, какие вы отняли у Господа.

Сегодня с утра все ребятишки сияют от счастья; они весело скачут под окнами и кричат: «Погода хорошая, мама, погода хорошая; мы пойдем в лавочки на Елисейские Поля!» И воображению их представляется целая гора лепешек и пряников. Выйдя из дому, чтобы разузнать, как чувствует себя ваш любимый конь, который в последнее время как-то погрустнел и лишился аппетита, ибо не хуже вас ощущает наступление весны, — так вот, выйдя из дому, вы встречаете во дворе дочку вашей привратницы; голова у девочки окружена ореолом белых папильоток. Эти удивительные приготовления наводят вас на мысль о планах экстраординарных. На ваш вопрос девочка отвечает, с трудом сдерживая восторг: «Сегодня вечером мы с папой, тетей и слугой идем в гости к госпоже Жирар». Тем самым сразу объясняется явление папильоток. «Держи, — говорите вы, — это тебе на пирожное». И вы даете девочке 20 или 40 су — смотря по тому, сколько у вас при себе мелочи, а девочка благодарит вас, опуская глаза с видом мрачным и смущенным; впрочем, не успеете вы отвернуться, как она уже опять сияет от удовольствия, скачет, как козочка, и бежит хвастаться своей беленькой монеткой перед всеми жителями дома. «А мне господин с антресолей дал на пирожное вот чего!» — объявляет она, и вы мгновенно обретаете во всей округе громкую славу; теперь вы и шагу не можете ступить без того, чтобы не услышать, как некое юное и вполне корыстное существо вежливо говорит вам: «Здравствуйте, сударь». А поскольку вы уже успели позабыть ваш мимолетный приступ щедрости, вы предаетесь возвышеннейшим размышлениям о прекрасном воспитании, получаемом детьми из народа, и не догадываетесь о той основополагающей роли, какую сыграли в этом приобщении к цивилизации вы сами.

Сегодня все девчонки счастливы, они все обзавелись новыми платьями; девчонке так легко сотворить себе новое платье! Для этого довольно любой старой тряпки; материнские обноски дочке в радость: ведь бедняжка уверена, что платье у нее новехонькое — новее не бывает! С какой гордостью глядится она в зеркало, как прямо держит спину! какую значительность обретает в своих собственных глазах! какой любовью проникается к памятному дню, подарившему ей этот триумф, к торжественному дню, когда матушка расщедрилась на такой превосходный подарок! Новое платье — это уже радость, но платьем дело не ограничивается; девчонка получает в придачу старую шелковую косынку (какой восторг!) и старые перчатки (какая честь!); для детей из народа перчатки — знак достоинства, неслыханная роскошь, примета праздности! В результате юное существо блаженствует с утра до вечера: разве это пустяк? Разве подобные чувства заслуживают презрения? Увы! счастье заключается именно в этом — в цепочке мелких радостей, глуповатых удовольствий, дурацких наслаждений, которые каждый выбирает согласно вкусу и характеру; все это как раз и называется счастьем, ни в чем другом его искать не стоит. Для тех, кто любит, довольно взгляда, слова, улыбки; кому-то для счастья нужна новая шляпка, кому-то — букетик фиалок; одним — вкусный обед, другим — удачная рифма; речная прогулка, свежая клубника, увлекательная книга, прелестный романс, огонь зимой, лед летом, скверное вино для бедняка, английский скакун для богача — все это детали, ингредиенты, из которых складывается счастье. Издавна люди вбили себе в голову, что счастье — огромный драгоценный камень, который невозможно найти и за которым все охотятся, не надеясь на успех. Ничего подобного: счастье — это мозаика, составленная из тысячи мелких камешков, которые по отдельности не стоят почти ничего, но в умелых руках образуют очаровательный узор. Составьте свою мозаику со вкусом — и вы украсите себе жизнь; не упустите мимолетных радостей, которые дарят вам случай, характер или Небо, — и существование ваше исполнится приятности. К чему вечно пожирать глазами горизонт, когда у вас под ногами цветут прекрасные розы? Ах, боже мой! должно быть, самый верный способ не найти счастья заключается в том, чтобы вечно его искать.

Огюст Пюжен. Марсово поле.

Огюст Пюжен. Собор Парижской Богоматери.

Дайте же народу развлекаться в свое удовольствие и не смотрите свысока на его низкие забавы. Мы, не притязающие ни на что особенное, в том числе и на право предаваться скуке, мы располагаем сегодня вечером прогуляться по улицам и насладиться зрелищем народной радости; больше того, признаемся в нашей испорченности: мы никогда не дерзнули бы влиться в толпу, растекающуюся по залам Ратуши, и не найдем в себе сил побывать там завтра на пышном балу; зато сегодня мы совершенно спокойно отправимся на площадь Людовика XV[247] полюбоваться фейерверком. Все дело в том, что весной и летом развлекаться можно только на просторе и на свободе. Мы намерены побывать на грандиозном концерте в Тюильри; намерены осмотреть иллюминацию, украшающую дворец Бурбона и Триумфальную арку, и огненные гирлянды, озаряющие Елисейские Поля. Заранее расписываемся в своем легкомыслии: мы уверены, что найдем все это восхитительным и час напролет будем любоваться отражением всех этих огней в Сене, которая колышет их, но никуда не уносит. Мы будем радоваться так, как радуются все люди, чье воображение не испорчено, при виде прекрасного празднества, какое бы событие ни послужило для него поводом; будем радоваться так, как радуются все люди, чье сердце печально, но благородно, при виде чужих удовольствий; в душе мы поздравляем себя с тем, что не принадлежим ни к племени денди, ни к сонму модниц, не входим ни в разряд коммивояжеров, ни в число разбогатевших гризеток: это избавляет нас от необходимости из профессионального долга выказывать презрение ко всем народным забавам.