Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Но стрельбы еще нет, то есть надбавка за боевую операцию может оказаться под вопросом. А, ну вот и огонь в нашу сторону, да еще и слабый, наудачу. Стоило все-таки пять часов уподобляться бегемотам!
... С удовольствием ездил в Сайгон. Прибыла техника для легиона. Моему взводу разведывательный бронеавтомобиль «Стелло». Хорошее вооружение, приемистый и юркий. На нем и подъехали к почте, чтобы отправить деньги во Францию. Настроение хорошее, если бы не каждый вечер эти ужасные закаты. Начинается сезон дождей... В Сайгоне развлекались, но писать об этом не хочется. Это отвратительнее, чем у горилл в «Зоо» у доктора Вальтера Вендта в далекие берлинские дни. Я — свинья».
Бруно отправил листок в огонь. Были еще два.
«7 июля 52 года. Пережил припадок бешенства. Вывел своих вьетнамчиков на патрулирование в пять утра, возле одного дома взяли человека без документов. Конвоировали на пост и буквально в ста метрах от него упустили! Бандит бросился в боковую тропинку в камышах. Весь магазин выпустил в ту сторону. Раз десять сказал своим, что они — идиоты. Потом поутих. Все расстроились. Не из-за сбежавшего бандита. Я, их командир, да еще легионер, впав в истерику, потерял лицо. В Азии — свидетельство слабости... Пишу рапорт об откомандировании. Жандарм из меня не получился.
2 августа 1952 года. Ответа на рапорт нет. И новые неприятности. Задерживают суммы на оплату осведомителей. А нужны еще 34 тысячи пиастров, чтобы покрыть взятые вперед и пущенные в оборот. Поговаривают о мире. А что если он наступит?
Есть, правда, деньжата, вырученные за английский «Томпсон». Оформили как поврежденный взрывом гранаты. Все равно часто заедал в болотной жиже. Получил взамен 10-миллиметровый французский «Мате-49». Своим вьетнамчикам обеспечил по американскому М-3. Самое удивительное, что у противника стали встречаться «Мате» тоже. Говорят, потому, что к ним подходят русские патроны 7,63, которые поступают коммунистам с севера...
Внимательнее присматриваюсь к вьетнамчикам. На соседнем посту сержанта-бельгийца связали и сдали противнику... Оказывается, наши календари разнятся во времени на 3639лет. Их год насчитывает тринадцать месяцев. Как же мы поймем друг друга? Гляжу на новобранцев из местных: азиатская оболочка, натянутая на европейский военный каркас».
Листки выпали из пачки, переданной Барбаре.
«Странно, — подумал о ней Бруно, — что меня отвергли, когда я серьезен, серьезнее и искреннее не поступал».
Мягко просигналил телефонный вызов. Звонить могли трое, знавшие про лежбище в «Герцоге»: либо — сын, либо — Клео Сурапато, либо — Джефри Пиватски. Оказалось, Клео, который спросил по-французски:
— Бруно, у тебя запой?
-— Огненный. Жгу кое-что...
— Сжигая прошлое, становимся свободнее, ха-ха... Не так ли, Бруно?
В словах давнего партнера звучала сердечность.
— Свобода, друг, означает и одиночество.
— Так и есть, пожалуй...
—- А я бы предпочел не свободу... Скажем, только ее возможность, постоянное ощущение этой возможности, которой не воспользуешься. Такое достижимо только с великой женщиной...
— Для великого европейского мужчины... В этих краях подобные томления разрешаются просто. Обзаведись наложницей, — сказал мрачно Клео.
У Бруно по-настоящему болело сердце.
Список вещей и людей, которых невозможно купить или захватить силой, давно сократился для него почти до нуля. Дома, автомобили, яхты, любовницы, друзья, верные друзья... А когда пришла острая жажда обыкновенного, оно оказалось за пределами доступной цены — будь ею и его собственная или чья-нибудь жизнь. Существовало, оказывается, нечто, доступное сотням тысяч людей, но не ему, Бруно. Ответное чувство. Нищий среди груд золота.
— Мне бы хотелось поговорить серьезно. По важному делу, — сказал Клео.
— Важное не бывает срочным, — пошутил Бруно.
— Теперь ты прав...
Бруно-то знал, что китайцы не ведут серьезных бесед по телефону. Как, впрочем, и не шлют важных деловых писем. Личная встреча, договоренность с глазу на глаз решают главное. Бумага еще может иметь значение, если на ней пишутся обращения к богам и предкам — молитвы и просьбы о деньгах, постоянно о них на особых красивых пергаментных листах, превращающихся на жертвенном огне в пепел и дым, которым прокопчены красные перекладины под крышами храмов, разбросанных по берегам всех Южных морей.
—Через сорок минут в баре этой гостиницы? Или хочешь подняться ко мне?
— Подняться к тебе.
Клео положил трубку первым. За ним всегда оставалось последнее слово. Так повелось с первой их встречи на этой земле в 1953 году у южновьетнамского города Митхо...
... Задача, поставленная 13-й полубригаде 23 апреля 1953 года, считалась особой важности.
Агентурная разведка выявила транспорт оружия, следовавший по протокам Кыу Лонга — великой реки Девяти Драконов, как называли азиатцы дельту Меконга. Рисовую баржу, осевшую до надстройки, тянули буйволы. Распугивая выпей и чаек, она медленно, выжидая высокой воды, приливы которой зависели от дождей, плыла из района «Клюв попугая», почти от камбоджийской границы, в направлении Митхо. На стыковку с баржей крался большой отряд коммунистов, ведомый крупной шишкой сайгонского подполья. Достоверность доноса, стоившего сто пятьдесят тысяч пиастров, обеспечивалась головой осведомителя, при котором сержант Бруно Лябасти неотступно держал негра-легионера, известного способностью по трое суток не спать или спать, но с открытыми глазами.
Выделенный командованием двухтонный, надрывно воющий дизелем вездеход с выхлопной трубой над кабиной походил на пароход. Пока на нем добирались к рубежу перехвата, наглотались чада до головной боли.
Командир группы, выпускник Сен-Сира, лейтенант маркиз де Биннель объяснил Бруно, что ничего более подходящего для успеха, чем повторение классических образцов, на войне нет. Поэтому спланировал засаду «галльским клином». Восемь легионеров перерезали тропу, по которой противник шел на стыковку с транспортом. Десять маскировались с пулеметами вдоль нее, набросав перед собой в болото мин. Маркиз выдвигался с радистом далеко навстречу противнику. Сигнал боевой готовности — щелчки в рации. Число щелчков обозначит число десятков бандитов, которые прошли мимо затаившегося лейтенанта.
Ясно, что командир вражеского отряда или, как его называл маркиз, «наш шишка», разобравшись в обстановке, когда засада обнаружится, начнет отход первым. Другие будут его прикрывать. Это правило у противника соблюдалось любой ценой. Тут-то маркиз, покинув укрытие, и «воздаст бегущему в одиночестве шишке личные почести».
Что до Бруно, ему, едва начнется разгром, предлагалось броском выйти к плывущему протокой транспорту, люди которого, вспугнутые разразившимся впереди боем, несомненно насторожатся, но, возможно, не сразу решатся бросать груз и бежать. Осведомитель не мог внятно сообщить, выплачены ли деньги за оружие или нет. Если выплачены — бросят, нет — вероятны колебания. Лейтенант надеялся, что «сержант Лябасти вполне проявит присущую старослужащим заинтересованность в захвате материальных ценностей».
Отдел разведки полубригады, однако, подправил «галльскую простоту» лейтенантского плана. Никто в штабе 13-й не сомневался, что грузовик с солдатами и минами замечен партизанской агентурой. Группу демонстративно возвратили на том же вездеходе, но не в лагерь, а на военно-воздушную базу Таншоннят. К вечеру их приготовили к парашютной выброске в район засады. Легионеры отдыхали в тени вездехода, поджидая самолет. Лейтенант про эту замену транспортного средства сказал, что стали, значит, жить побогаче, хотя с меньшим шиком. Затем осудил, как он выразился, «приметы декаданса» в экипировке своего воинства. Действительно, пятнистые распашонки американской морской пехоты, которые им раздали, не вязались с серо-оливковыми французскими штанами.
В кабине «дакоты» невыносимо пахло потом — верный признак волнения или страха. Даже вонь солярки, пропитавшей одежду и амуницию, не заглушала этого запаха. Большинству предстояло делать второй в жизни прыжок после давным-давно забытого тренировочного. Когда замигала красная лампа, де Биннель кивком передал власть Бруно, который, волнуясь не меньше остальных, машинально выкрикивал команды: встать, закрепить карабины, проверить снаряжение. Каждый орал в ответ: первый готов, второй итак далее. Он забеспокоился, когда какие-то трудности возникли с заложником, но негр ткнул вьетнамца кулаком и в бессознательном состоянии собирался выпихнуть впереди. Откроется парашют или нет, да и вообще как приземлится «гарантия», не имело никакого значения.