Потом я, как ненормальная, переключалась с камеры на камеру, следя за маршрутом Кассиана и его людей. И не отрывала взгляд от дисплея до тех пор, пока аргольцы не исчезли в темном зеве стыковочного шлюза. Сердце разрывалось на части, мучимое абсолютно противоположными чувствами. Теперь я точно знаю: самая мучительная пытка – это выбор между долгом и чувством.
На завтрак я не пошла. Если полячка за мной и заходила, то я об этом не узнала. Электронного привратника я включила только в половине десятого. Когда более-менее совладала со своими растрепанными чувствами и нашла в себе силы выйти к людям.
Открывая двери каюты, я почти ожидала увидеть в коридоре под дверью Дарси. Разгневанно ожидающую меня, чтобы отчитать за неподобающее поведение. Но коридор был пуст. И на мгновение я почти обиделась, что до меня никому нет дела. А потом облегченно вздохнула. Одно дело врать Юлии – завалить операцию я не имею права. Совсем другое – обманывать помощницу и подругу. Уж лучше так. Вообще не видеться и не общаться.
Все последующие оставшиеся до прилета дни прошли именно под этим девизом: ни с кем не видеться, ни с кем не разговаривать. Избегать любого общества. Я копила моральные силы для общения с аргольцами.
К счастью, на корабле вновь воцарился мир и спокойствие. Самым серьезным происшествием за эти дни была громкая ссора Анны Роузмэн и Валери Леруа, и ее последствия. Анна – одна из тех несчастных, кто оказался на «Тацине» не совсем по своей воле. Обычно она молчала. Хоть и держалась компании Леруа и Моретти. Но в один из дней на ужине что-то произошло.
Я, как и всегда, ужинала в компании полячки на другом конце столовой. Ну, как ужинала. Так, скорее размазывала запеканку по тарелке. С аппетитом в последнее время была беда. Юлия все чаще встревоженно на меня смотрела. А Дарси накануне собственноручно отвела меня в медцентр к богомолу.
Богомолообразный доктор, на фоне могучей блондинки выглядевший сухой веточкой, взял все необходимые анализы, осмотрел меня со всех сторон через медицинский сканер и, поцокав языком, сделал инъекцию витаминной сыворотки. По его словам, я просто перенапряглась. Что ж, может, и так. Главное, этот ответ удовлетворил Дарси. И она успокоилась. Только наказала Юлии следить за тем, чтобы я не филонила во время приемов пищи.
Так вот, занятая художественным размазыванием еды по тарелке, я пропустила начало ссоры. Мы с Юлией, как и все, обернулись на звук вопля. И на моих глазах всегда тихая и спокойная Анна ткнула тарелку со своим ужином прямо в лицо Валери. Столовая ахнула. Тарелка медленно отлепилась от лица француженки и, оставляя после себя ошметки грима в виде каши на лбу, щеках и носу девушки, со звонким «бдзынь!» разлетелась на осколки, встретившись с напольным покрытием.
Все замерли. А Валери, пару раз тяжело хлопнув украшенными кашей ресницами, завизжала на такой высокой ноте, что стоявшие поблизости девушки шарахнулись от нее, как мальки от акулы.
Первой опомнилась Анна. Беспомощно оглянувшись по сторонам, она развернулась и бросилась прочь из столовой. К голосящей Валери подошла София Моретти с салфетками в руке. Я заметила это краем глаза, провожая взглядом Анну. Вся фигура которой выражала неприкрытое отчаяние. Ткнув в руки растерявшейся Юлии свою тарелку с останками безжалостно растерзанной запеканки, я помчалась за Анной. Только бы эта дурочка не наворотила дел!
В коридоре Анны уже не было. И где ее теперь искать? Я предположила, что расстроенная девушка повернула направо от столовой. Потому что поворот налево вел к нашим каютам. И на десятки метров вперед был прямой и хорошо просматривался. Спрятаться там было негде.
Никогда бы не подумала, что «Тацина» такой лабиринт. Проплутав наугад минут десять по хитросплетениям технических переходов, я уже в отчаянии хотела вызывать подмогу в лице Дарси и своих подчиненных, когда мне несказанно повезло. Даже больше, чем я рассчитывала.
Мечась по коридорам, я не соблюдала ни тишину, ни конспирацию. В одном из подсобных помещений даже наделала грохота, нечаянно перевернув ящик с какими-то мелкими деталями. Но за несколько метров до очередного поворота я, сама не знаю почему, вдруг сбросила скорость, и пошла гораздо осторожнее. Наверное, сработала интуиция. Но к повороту я буквально подкралась. И осторожно выглянула за угол.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
За углом была большая площадка-балкон с подъемником, дающие доступ к системам жизнеобеспечения корабля. Обычно, тут было безлюдно. Потому что, если требовалось вмешательство человека, значит, произошла серьезная авария. Сейчас тут тоже было пусто. И тем странней было видеть посреди площадки одинокую сгорбленную фигурку Анны Роузмен. Она смотрела вверх. На спускающийся подъемник. Я затаила дыхание. Что тут, черт возьми происходит?
Освещение было так себе. И дальняя часть ангара тонула во мраке. Хорошо я видела только Анну. И самые ближние к ограде коммуникации. Если тот, кто спускается на платформе, приблизится к девушке хотя бы на несколько шагов, то я сумею рассмотреть нарушителя дисциплины. Но, как всегда, все пошло не по плану.
Подъемник прекратил спуск за несколько метров от края платформы. И я видела только смутный силуэт. Чтобы не зарычать от злости, я прикусила костяшку на указательном пальце. Боль слегка отрезвила.
– Я не смогла! – В реплике Анны было столько безысходности и отчаяния, что я похвалила себя за сообразительность. Нельзя сейчас девочку одну оставлять.
– Почему? - В бесстрастном мужском голосе не было ничего знакомого. Кто это? – Ты пожалела стерву Леруа? Но ведь она постоянно тебя унижает! Помыкает тобой! У тебя был прекрасный шанс избавиться от нее.
Анна отчаянно замотала головой:
– Не могу!
– Хмм… Ну, не можешь с Леруа, так выбери другую! Для меня не важно кого. Главное, чтобы тебе легче стало.
– Я… я… не могу… другую тоже не могу. Уж лучше тогда самой!
С подъемника донеслось презрительное фырканье:
– Не думал, что ты такая слабая! А как же ты собиралась жить одна? Без поддержки семьи? – Анна промолчала. Но плечи ее поникли. А подъемник снова пришел в движение и пополз вверх: – В общем так, мне не важно кто. Думай. У тебя еще есть немного времени до прибытия на Арголу. Если не решишься, я вмешаюсь. Но потом не обижайся.
Еще пара секунд, и подъемник скрылся где-то вверху во мраке. А тонкая фигурка Анны рухнула на пол, как подкошенная.
Перепуганная сверх всякой меры, я бросилась к девушке. К счастью, оказалось, что Анна всего лишь потеряла сознание. Я сумела относительно быстро привести ее в чувство. И мы вдвоем поплелись в гости к богомолу.
У меня была масса вопросов к тяжело опиравшейся на мою руку Анне Роузмэн. Но приходилось молча кусать губы от нетерпения. Анна с трудом переставляла ноги. Боюсь, если я засыплю ее вопросами, она снова потеряет сознание. На этот раз уже от слабости.
На то, чтобы выбраться в более обитаемую часть корабля, ушла целая вечность. Поддерживая Анну, я мрачно думала, что если и сейчас наткнусь на первого помощника, то точно отдам приказ о его помещении под стражу. Мне надоели все идиотские совпадения с ним в главной роли. Но первый, кого мы встретили на пути, оказался дипломат Бестужев. Я облегченно выдохнула. И, не вдаваясь в подробности, попросила помочь довести Анну до медицинского центра. Так как ей нужна квалифицированная помощь.
Бестужева богомол вытолкал из медцентра сразу. Впрочем, дипломат и не думал настаивать на том, чтобы остаться. Я же только упрямо сложила руки на груди, когда доктор повернулся в мою сторону. Я не собиралась уходить. Мне обязательно нужно было поговорить с Анной. К счастью, долго ждать не пришлось. Даже оповещенная мною Дарси не успела прийти, когда недовольный богомол разрешил мне короткий разговор с девушкой.
Анна лежала на подушке бледная, маленькая, беспомощная. И так не отличавшаяся цветущим видом, сейчас она словно усохла. Мне было ее жаль. Очень жаль. Но откладывать разговор было нельзя. Помимо нее было еще восемнадцать девушек, которым грозила опасность. Первый вопрос я задала самым мягким тоном, на который только была способна: