Под вечер второго дня к нам явилась полиция. Не наша, неповоротливая, а городская, и долго проверяла мои документы. Федро стоял у них над душой и пыхтел, я старалась слиться с мебелью. Видимо, почуяв неладное, внезапно явилась Ассия со всеми тремя детьми и ласково поинтересовалась, что уважаемые блюстители закона здесь забыли. Полицейские, узрев добродетельную бонну, резко изменились в лицах, растеклись в приторных улыбках, быстро отдали документы Федро и убедительно заверили, что все в порядке и никто больше не посмеет тревожить покой добродетельной бонны и ее славного потомства.
— Козлы! — отчетливо сказал средний сынишка, когда за полицией закрылась дверь.
— Менго! — Федро недовольно обернулся. — Где ты слышал это нехорошее слово?
— От мамы, — сразу ответил ничуть не смутившийся ребенок. — Она еще говорила, что…
— Не надо, милый, папа знает, что я о них думаю, — со смешком остановила его Ассия. — Но ты же помнишь, что говорить такое на людях нельзя?
— Конечно, — важно кивнул Менго, а я подумала, что Ассия и в самом деле ну очень далеко не дура. И дети у нее умницы без всяких доплат шарлатанам под видом докторов.
Но так, как мне, повезло не всем. Полиция из города добралась до наших мест и теперь шерстила весь портовый район. Ассия даже обмолвилась, что бывшая работница Мего и Киддо вместе с детьми сели на корабль и уехали, благо такая возможность у матроса имелась. И то, что сбежала даже гражданка Еронии, а не мигрантка, мне очень не понравилось.
Зато трактир Мего был единственным, который пока работал: у него не было мигрантов. Мего просто зашивался, я помочь ему не могла, потому что таким образом нарушила бы условия работы, и Федро поделился с ним своими поварами, Грежо и моими наработками. Я за это получила еще двести гелдов и спрятала их куда подальше, мало ли.
Делать мне было нечего, я сидела с детьми и учила язык. Худо-бедно, но я начинала что-то понимать и говорить. Я просто выключала переводчик и слушала. У детей была простая речь, и это меня спасало. И их заодно.
В один из таких дней в дверь дома забарабанили. Я объясняла детям азы математики, потому что она одинаковая во всех мирах, и от стука покрылась семью потами. Причем колотили не нагло и требовательно, как могла бы это делать полиция, а нетерпеливо, но в тот момент мне было не до нюансов.
— Капи айч! — крикнула сверху Ассия.
— Симде! — от страха я даже правильно ответила, мол, сейчас, и, действительно, ну если я не впущу того, кто так ломится, разбудят малыша. Я отдала учебник Менго, подумала, стоит ли попросить детей уйти, но, так ничего и не решив, пошла отпирать.
Это оказался Грежо.
— Арийо… — затараторил он, и это было единственное слово, которое я разобрала. Трясущимися руками я включила переводчик. — Не слышите, бонна, я говорю, вас там какая-то женщина ищет!
— В форме? — предусмотрительно уточнила я.
— Нет. В платье, — удивился Грежо. — Вся заплаканная и несчастная.
— Несчастная — это хорошо, — вслух порадовалась я чужому горю. Исходила я из того, что ей нужна от меня какая-то помощь, а не мой раздобревший от вкусняшек Федро зад на тюремных нарах.
Дети возмущенно завопили: им тоже нравилось, что я с ними не столько занимаюсь, сколько играю — на суровое обучение у меня не хватало ни нервов, ни знания языка. Но я уже шагала к выходу, гадая, кого там черт принес и, главное, почему ко мне? Кто вообще знает, где я?
Под дверью в трактир мялась зареванная Нина.
— Как ты меня нашла? — заорала я, озираясь. Нет ли где полиции? Потом я опомнилась: — У тебя же все в порядке, и документы, и работа есть! Что случилось?
— Нет у меня работы, — прохныкала она. — Я уже третий день тебя ищу, всех спрашиваю, где тут может работать мигрантка Лилия. Никто не знает, я даже в бордель зашла!
— И чего там не осталась? — обиженно буркнула я. — Что, тоже нет рабочих мест?
— Уже вон, последний кабак, — она брезгливо ткнула пальцем в сторону заведения Мего, чем обозлила меня еще сильнее. — И тут никто говорить не хотел, пока я к этому пацану не пристала. По глазам видела, что знает, паршивец!
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
— Хватит людей обзывать, — рыкнула я. — Зачем я тебе нужна?
— У меня работы нет, ты что, не понимаешь? — она даже перестала реветь. — Это значит, меня съедят!
Я уже кое-что успела узнать, прочитать и ознакомиться. Так что только прищурилась и спросила:
— И почему у тебя работы нет?
— Хозяева условия найма нарушили, их гостиницу просто прикрыли!
— Ну, — пожала я плечами с чувством превосходства, — если работу ты потеряла по вине хозяев, то должна пойти в министерство миграции и заявить об этом. Они поставят тебя на учет. Забыла? У тебя еще месяц будет на поиск работы.
Нина вздохнула, вытерла слезы, понимая, что на меня это все не действует, пригладила волосы и села на крылечко. Я видела — соображает, что делать и что говорить. Нечего было хоронить меня раньше времени, злорадно подумала я, и вещи мои прикарманивать.
— Да как будто я сейчас такая одна, — с досадой проговорила она. — Вал мигрантов, мало рабочих мест. В общем, за месяц вообще вряд ли что-то найдешь.
Ага, отметила я, так на учет ты все-таки встала. Вот хитроумная. Но ничего, на всякий хитрый ум найдется своя затычка.
— Если не найдешь, — щеголяла я знаниями, — предъявишь от каждого, к кому придешь, письмо для министерства, что мест нет. Таких писем у тебя должно быть пять на каждый день, то есть около трехсот, сама считай…
— Ты издеваешься? — Нина смотрела на меня вроде бы кротко, но куда там. Сейчас в горло вцепится. Ее останавливало то, что я была с местом, а она нет. Пусть даже она в этом не виновата: это не я испортила отношения между нами. Один раз сделал подлость — доверия больше нет. Всякие «раскаяния» — это вон, к поклонникам кино про супергероев, а у меня тут свои геройские дела.
— В общем, если все сделаешь по закону, тебя даже вернут домой, — обнадежила ее я. — После того, как ты компенсируешь Еронии отработку на улицах в течение трех месяцев.
— В каком смысле — на улицах? — остолбенела Нина.
— В прямом, — хмыкнула я. — Подметать, деревья сажать… — Как я, но я не стала вдаваться в такие подробности.
Нина встала. Почему-то в этот момент я поняла, что так легко от нее не отделаюсь.
— Давай ты сейчас скажешь, что тебе одной тяжело работать, и попросишь, чтобы взяли еще и меня, — предложила она так легко, как будто речь шла о том, какую пиццу заказывать. — Сколько там у тебя зарплата? Четыреста? Ну, вот по двести каждой, хотя нет, минимальная оплата триста, ну, накинут сверху. И тебе хорошо, и мне. А?
Я задумалась. С одной стороны, предложение было хорошим. Потому что минус сто гелдов и плюс три-четыре часа рабочего времени это отлично. И я, может быть, даже смогла бы убедить в этом Федро. Проблема была в том, что это Нина, девица подленькая и наглая. Если бы она себя не выдала с моим чемоданом, я бы рискнула, но я не из тех, кто гуляет по одним и тем же граблям.
— Нет, — отрезала я. — На этом месте буду работать я одна и за все четыреста гелдов. Прости, но ты уж как-нибудь сама, девочка взрослая.
Мимо нас прошли два подвыпивших мужичка, и тут у меня мелькнула идея.
— Впрочем, кое-где я могу за тебя замолвить словечко, — расплылась в улыбке я. — Только работы там много и платят минимум. Это тебе не за стойкой стоять.
Нина нахмурилась.
— А кем здесь работаешь ты?
— Посудомойкой, — гордо ответила я, потому что я и в самом деле гордилась своей работой и тем, что я успела сделать. — Там, куда я предлагаю попробовать устроиться тебе, с одной стороны работы больше, с другой — меньше. Там пивная, и она дороже нашей, а еще там есть номера. Приличные, а не те, где веселые девочки. В общем, все как обычно: вымоешь зал, вымоешь кухню, поднимешься наверх, уберешь номера. За двенадцать часов управишься.
Я привирала. Во-первых, сейчас был не сезон, и туристов не было. Во-вторых, вряд ли кто и приедет с учетом волнений. В-третьих, у Мего приходила местная горничная, но я знала, что она довольно ленива и Мего мечтает ее рассчитать. В общем, ему нужна была на это все мигрантка…