Читать интересную книгу Отвези меня домой - Алексей Евтушенко

С этого расстояния ему не было видно маму, которая лежала внутри салона на опущенных сиденьях.

Подойти посмотреть…

За последние четыре часа он столько раз подходил посмотреть, что уже потерял этим подходам счёт. И каждый раз он подходил с надеждой и отходил всё с ней же, но и со всё увеличивающейся толикой сомнения и отчаянья – в конце концов Анюта не Господь Бог, а мама действительно умерла.

Но Анюта молчала, молчал и он. Молчал, продолжал ждать и продолжал надеяться.

Нет, всё-таки надо закурить.

Егор полез в пачку и обнаружил, что она пуста. Теперь он имел перед самим собой полное право подойти к машине и взять из бардачка целую пачку сигарет и мимоходом (разумеется, лишь мимоходом!) посмотреть как идут остальные дела.

Так он и сделал. А когда, достав непочатую пачку, осторожно покосился на маму, то обнаружил, что она уже не умерла, а просто спит. Её грудь невысоко и мерно вздымалась и опускалось, лицо порозовело, морщины разгладились и даже волосы, казалось, приобрели какой-то другой – молодой – цвет.

– Слава тебе, Господи, – прошептал Егор, перекрестился и тут же осознал две вещи: первое, что благодарить надо не столько Бога сколько Анюту (то есть, Бога надо благодарить в лучшем случае за то, что он создал Анюту) и второе, что по его лицу текут слёзы.

Ощущая покой и счастье, он вытер мокрые щёки, неторопливо выкурил сигарету, после чего улёгся в теньке прямо на траву и уснул честным сном исполнившего свой долг человека.

Он проснулся от холода, сел, недоуменно озираясь вокруг, и тут же всё вспомнил.

Мама.

Смерть.

Анюта.

Мама… Как она?! Егор вскочил на ноги и подбежал к машине.

Мамы в салоне не было.

Господи, этого ещё не хватало! Где-то сзади раздался характерный треск ветки, на которую наступили ногой. Егор обернулся и увидел выходящую на поляну маму.

– Мама!

– Сынок!

Они долго стояли обнявшись посреди лесной поляны. Мама плакала счастливыми слезами, а Егор гладил её по голове и шептал:

– Ничего мама всё хорошо мама всё теперь будет хорошо ничего, ничего…

А потом они сели в машину и поехали домой.

– Ты мне расскажешь, что произошло? – спросила мама.

– Дома, хорошо? Кстати, у тебя есть ключи от квартиры?

– Они остались в больнице, – виноватым голосом сказала она. – Это плохо, да?

– Ну что ты, всё хорошо. В больницу так и так надо заехать. Во-первых, забрать твои вещи, а во-вторых, мне всё равно нужно побеседовать с этим вашим Антоном Михайловичем.

– Я почему-то боюсь, – она поёжилась и каким-то беспомощным взглядом посмотрела на Егора.

– Ты теперь со мной, – улыбнулся Егор, – и поэтому ничего не бойся. Господи, как хорошо, оказывается, иметь маму, которую можно любить и защищать!

– Я плохая мать, – она покачала головой, и Егор увидел, что её глаза опять наполнились слезами. – Я тебя бросила. Никогда себе не прощу. Но, поверь, не было дня, не было часа, чтобы я…

– Не надо, мама, прошу тебя, – он оторвал правую руку от руля и погладил её по худому плечу. – Теперь всё будет по-другому, правда?

– Да, – она улыбнулась и вытерла ладонями мокрые глаза. – Теперь всё будет по-другому.

В больницу они вошли вместе и вместе поднялись на четвёртый этаж.

– Ты старайся молчать, – сказал маме Егор. – Говорить буду я, – и толкнул дверь кабинета Антона Михайловича.

Заведующий реанимационным отделением оказался на месте. Увидев Егора и свою, ещё несколько часов назад безнадёжно больную пациентку, он резко откинулся в кресле и ухватился пальцами за упитанный подбородок.

– Здравствуйте ещё раз, глубокоуважаемый Антон Михайлович! – весело сказал Егор, поставил напротив начальственного стола два, приткнувшихся у стены стула, усадил на один из них маму, а на втором, свободно закинув ногу за ногу, устроился сам.

– Как видите, – продолжил он, не давая заведующему опомниться, – чудеса всё же случаются. Мне, разумеется, не следовало поступать столь э-э… экстравагантным образом, но, поверьте, в имевшей место ситуации просто ничего другого не оставалось. Как видите, мои безумные надежды полностью оправдались, и теперь моя мама, а ваша бывшая пациентка Таисия Григорьевна Хорунжая, абсолютно здорова. Насколько я знаю, такие случаи в истории медицины бывали. Вспомним, например, чудесное и внезапное излечение от рака писателя Солженицына… так что вы можете не волноваться, а доложить по начальству, что безнадёжная пациентка выздоровела. В чём, несомненно, есть немаловажная заслуга лично вас и вашей больницы. Так что, Антон Михайлович, я и моя мама очень вам благодарны и в знак нашей благодарности, не сочтите за… в общем, примите от чистого сердца.

Егор привстал и положил на стол перед заведующим триста долларов.

Антон Михайлович посмотрел на американские деньги, быстро оторвал руку от подбородка, и через полсекунды никаких долларов на столе уже не было.

– Э-э… вы не представляете, как я рад! – воскликнул Антон Михайлович. – Тут, правда, среди персонала распространились какие-то нелепые слухи, что будто вы чуть ли не по воздуху…

– Это не слухи, – продолжая весело улыбаться, перебил его Егор. – Именно, что по воздуху. Но здесь нет ничего особенно необычного. Видите ли, просто у меня экспериментальная модель автомобиля. Вообще-то, она засекречена, но…

– Ни слова больше! – замахал руками Антон Михайлович. – Я всё прекрасно понимаю! Государственная тайна – это вопрос серьёзный. Я в этом, поверьте, тоже кое-что смыслю и обещаю вам со своей стороны полное молчание.

– Рад, что не ошибся в вас, – с самым серьёзным видом промолвил Егор. – Антон Михайлович, нам бы хотелось получить личные вещи и…

– Разумеется, разумеется! Сейчас распоряжусь! – Антон Михайлович снял телефонную трубку, набрал номер и начальственным тоном приказал принести к нему в кабинет одежду и личные вещи Хорунжей Таисии Григорьевны, которая, в связи с выздоровлением, выписывается из больницы. – И, пожалуйста, побыстрее, – он положил трубку и снова откинулся в кресле. – И всё же, Таисия Григорьевна, – обратился он к Егоровой маме, – я, как врач, вынужден просить вас пройти медосмотр в любое удобное для вас время. Лучше всего прямо завтра с утра. Хорошо? Я обещаю, что это не займёт много времени. Должен же я что-то записать в историю болезни!

– Не знаю… – неуверенно улыбнулась бывшая больная. – Как сын скажет.

– Кхм-м! – поперхнулся заведующий отделением.

– Я думаю, это нужно сделать, – с безмятежным видом согласился Егор. – Только не очень рано. Часов в одиннадцать вас устроит?

– Вполне! – как ребёнок обрадовался Антон Михайлович, и тут принесли одежду и вещи.

– Переоденусь уже дома, – решила мама и встала со стула. Ёй явно не терпелось покинуть эти стены.

– Не смею задерживать, – Антон Михайлович тоже поднялся и протянул Егору руку. – До свидания. Очень было приятно познакомиться.

– До завтра, – сказал Егор, с силой пожимая холёную ладонь заведующего. – И заранее спасибо. 

Глава семнадцатая 

Прошло три дня.

Всё это время Егор чувствовал себя в самом настоящем отпуске. Этому замечательному ощущению способствовало всё. И уютная двухкомнатная мамина квартира с высокими лепными потолками и газовой изразцовой печкой (окно комнаты, в которой расположился Егор, выходили прямо на Ботанический сад, и в это окно стучались белые дурманящие цветы сирени, а по утрам Егор просыпался и слушал соловьёв, после чего засыпал снова и спал столько, сколько влезет); и то, что денег было вдосталь, и не приходилось мучительно думать о том, чем завтра питаться и на чём сэкономить; и то, что когда бы Егор не встал с постели, его уже ждал вкусный завтрак, а днём – хороший обед (ужинали они в недорогом, расположенном на соседней улице, ресторане, на что мама долго не соглашалась, но Егор в конце концов сумел её уговорить и был прав, потому что ей это, конечно же, понравилось). А главное – сам город Львов.

Никогда раньше Егор не гостил и не жил в подобных городах.

Если бы ему пришлось бывать за границей, в Европе, то, несомненно, он нашёл бы большое сходство этого города, скажем, с Краковом или Златой Прагой и даже Парижем. Но, увы, за границей Егору не пришлось побывать ни разу, и поэтому сравнивать ему было не с чем. Вот разве что, как ни странно, некоторые уголки старой Москвы могли бы, наверное, поспорить по красоте, уюту и особой, независимой, ауре с этим древним славянским городом.

Егор очень быстро понял, что в этом городе нельзя работать. То есть, наверное, можно, но это тогда должна быть какая-нибудь особая, редкая работа, вроде написания венка сонетов, или огранки драгоценных камней, или, на крайний случай, изготовления вручную редкой мебели из красного дерева и палисандра.