Читать интересную книгу Тысяча и одна ночь. Том III - Древневосточная литература

И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.

Семьдесят третья ночь

Когда же настала семьдесят третья ночь третья ночь, она сказала: «Дошло до меня, о счастливый царь, что Нузхат-аз-Заман послала евнуха искать того человека и сказала ему: «Берегись возвратиться ко мне и сказать: «Я не нашел его!» И евнух вышел и стал колотить людей и топтать их в палатках, но не нашел никого бодрствующим, – все люди от усталости спали. Но, дойдя до истопника, он увидал, что тот сидит с непокрытой головой, и, приблизившись к нему, схватил его за руку и спросил: «Это ты говорил стихи?» И истопник испугался за себя и сказал: «Нет, клянусь Аллахом, о начальник людей, это не я!» – «Я не оставлю тебя, – сказал евнух, – пока ты не покажешь мне того, кто говорил стихи. Я боюсь гнева моей госпожи, если вернусь к ней без него».

Услышав слова евнуха, истопник испугался за Дау-аль-Макана и, горько плача, сказал евнуху: «Клянусь Аллахом, это не я, и я его не знаю, я только слышал, как один человек, прохожий на дороге, говорил стихи. Не впадай из-за меня в грех: я чужеземец и пришел вместе с вами из Иерусалима, города друга Аллаха». – «Пойдем со мной. Расскажи это моей госпоже своими устами. Я никого не видел бодрствующим, кроме тебя», – сказал евнух. И истопник воскликнул: «Разве ты не пришел и не видел меня там, где я сижу? Ты знаешь мое место, и никто не может никуда тронуться, – его схватят сторожа. Иди же к себе, и если ты с этой минуты еще раз услышишь, что кто-нибудь говорит стихи, – все равно, далеко он или близко, – это буду я или кто-нибудь, кого я знаю. И ты узнаешь о нем только от меня». Потом он поцеловал евнуху голову и стал его уговаривать. И евнух оставил его, но, обойдя один раз кругом лагеря, он спрятался и встал позади истопника, боясь вернуться к своей госпоже без пользы.

А истопник подошел к Дау-аль-Макану, разбудил его и сказал: «Поднимайся, садись, я расскажу тебе, что случилось». И Дау-аль-Макан поднялся, и истопник рассказал ему, что произошло, и юноша воскликнул: «Оставь меня, я больше не буду раздумывать и ни с кем не стану считаться: моя страна близко». – «Почему ты слушаешься своей души и сатаны? Ты никого не боишься, но я боюсь и за тебя и за себя», – сказал истопник. «Заклинаю тебя Аллахом, не говори больше никаких стихов, пока не вступишь в свою страну. Я не думал, что ты в таком состоянии. Разве ты не знаешь, что эта госпожа, жена царедворца, хочет тебя прогнать, потому что ты встревожил ее? Она, кажется, больна или не спит, устав с дороги и далекого пути. Вот уже второй раз она посылает евнуха искать тебя».

Но Дау-аль-Макан не посмотрел на слова истопника, а закричал третий раз и произнес такие стихи:

«Оставил я хулителей,Хулою их встревоженный,Хулят они, не ведая,Что этим подстрекают лишь.Сказал доносчик: «Он забыл!»Я молвил: «В любви к родине!»Сказали: «Как прекрасен он!»Я молвил: «О, как я влюблен!»Сказали; «Как возвышен он!»Я молвил: «Как унижен я!»Хоть выпью чашу гибели!Не подчинюсь хулителю,Что за любовь корит к ней».

А пока юноша говорил стихи, евнух слушал его, притаившись, и едва он перестал говорить и дошел до конца, как евнух уже был над его головой. И при виде его истопник убежал и встал поодаль, смотря, что произойдет между ними.

И евнух сказал: «Мир вам, о господин!» И Дау-аль-Макан отвечал: «И с вами мир и милость Аллаха и его благословение!» – «О господин», – сказал евнух…»

И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.

Семьдесят четвертая ночь

Когда же настала семьдесят четвертая ночь, она сказала: «Дошло до меня, о счастливый царь, что евнух сказал Дау-аль-Макану: «О господин, я приходил к тебе сегодня ночью три раза, так как моя госпожа звала тебя к себе». – «А откуда эта сука, которая меня требует, прокляни ее Аллах и прокляни он ее мужа вместе с нею!» – воскликнул Дау-аль-Макан и напустился на евнуха с бранью, а евнух не мог ему отвечать, так как госпожа велела ему не обижать юношу и привести его только по собственному желанию, а если он не пойдет, дать ему сто динаров.

И евнух повел мягкие речи и говорил ему: «О господин, возьми это и пойдем со мной! О дитя мое, мы не погрешили перед тобою и не обидели тебя. Нужно только, чтобы твои благородные шаги привели тебя со мною к моей госпоже. Ты получишь от нее ответ и вернешься во здравии и благополучии. Для тебя будет у нас великая радость».

Услышав это, юноша поднялся и пошел среди людей, переступая через них, а истопник шел за ним и смотрел на него и говорил про себя: «Пропала его юность! Завтра его повесят!»

И истопник шел до тех пор, пока не приблизился к тому месту, куда они направлялись (а они не видели его). И тогда он остановился, думая: «Как низко будет, если он скажет на меня: «Это он сказал мне – говори стихи».

Вот что было с истопником. Что же касается Дау-аль-Макана, то он до тех пор шел с евнухом, пока не достиг места. И тогда евнух вошел к Нузхат-аз-Заман и сказал ей: «О госпожа, я привел тебе того, кого ты требовала. Это юноша красивый лицом, и на нем следы благоденствия». И когда Нузхат-аз-Заман услыхала это, ее сердце затрепетало, и она воскликнула: «Пусть он скажет какие-нибудь стихи, чтобы я услышала его вблизи, а потом спроси, как его имя и из какой он страны».

И евнух вышел и сказал ему: «Говори, какие знаешь, стихи, госпожа здесь вблизи слушает тебя. А после я спрошу тебя о твоем имени, твоей стране и твоем положении». – «С любовью и охотой, – отвечал Дау-аль-Макан, – но если ты спросишь о моем имени, то это стерлось, и образ мой исчез, и тело мое истощено. А моя повесть – начало ее неизвестно и конец ее нельзя изложить. И вот я точно пьяный, который выпил много вина, не скупясь для себя, и его охватило похмелье, так что он блуждает, сам себя потеряв, не зная, что делать и утонув в море размышлений».

Услышав эти слова, Нузхат-аз-Заман заплакала, и ее плач и стоны умножились. «Спроси его, не покинул ли он кого-нибудь из любимых, например отца и мать?» – сказала она евнуху. И тот спросил его, как приказала ему Нузхат-аз-Заман.

И Дау-аль-Макан ответил: «Да, я покинул их всех, и мне всех дороже моя сестра, с которой меня разлучил рок».

Нузхат-аз-Заман промолчала, услышав, что он произнес эти слова. И потом она воскликнула: «Аллах великий да сведет его с теми, кого он любит!..»

И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.

Семьдесят пятая ночь

Когда же настала семьдесят пятая ночь, она сказала: «Дошло до меня, о счастливый царь, что Нузхат-аз-Заман, услышав слова юноши, воскликнула: «Аллах да сведет его с теми, кого он любит!» А потом она сказала евнуху: «Скажи ему, что я хочу послушать рассказ о его разлуке с близкими и родиной».

И евнух сказал юноше то, что велела ему госпожа. И Дау-аль-Макан принялся вздыхать и произнес такие стихи:

«Поистине, к ней любовь – подруга всех любящих.Почту я тот дом, где Хипд жилище нашла себе.Любовь к ней – любви иной не знает весь род людской,И «прежде» у нее нет, и нет у нее «потом».И кажется прах долин мне мускусом с амброю,Когда пробежит по нем красавицы Хипд нога.Привет мой возлюбленной на холмике в таборе,Великой во племени – вокруг все рабы ее.О други, ведь лучше нет под вечер стоянки нам.Постоите! Вот ивы ветвь, вот веха забытая.Спросите же сердце вы мое: ведь поистинеСо страстью дружит оно, нельзя отклонить ее.Усладу времени, Аллах, вспои облаков дождем,И вечно пусть в толще их раскатистый гром громит».

Когда же он окончил свои стихи и Нузхат-аз-Заман услышала его, она приподняла край занавеса носилок и посмотрела на юношу. И когда ее взор упал на его лицо, она узнала его и, убедившись, что это он, вскрикнула: «О брат мой, о Дау-аль-Макан!» И он тоже посмотрел на нее и узнал ее и закричал: «О сестрица, о Нузхат-аз-Заман!» И Нузхат-аз-Заман бросилась к нему, и он принял ее в объятия, и оба упали без чувств. И когда евнух увидал их в таком состоянии, он удивился и накинул на них что-то, чтобы прикрыть их. Он подождал, пока они пришли в себя, и когда оба очнулись от забытья, Нузхат-аз-Заман очень обрадовалась и ее заботы и горести прошли. И радости сменяли в ней одна другую, и она произнесла такие стихи:

«Дал клятву рок, что смущать мне жизнь вечно будет он.Ты нарушила свой обет, судьба, искупи же грех!Наступило счастье, любимый мой помогает мне!Поднимайся же на зов радости, подбери подол!Не считал я раем кудрей его лишь до той поры,Пока с алых губ не напился я воды Каусара».

Услышав это, Дау-аль-Макан прижал сестру к груди, и от чрезмерной радости из глаз его полились слезы, и он произнес такие стихи:

«Мы оба равны в любви, но только она поройТерпеть может с твердостью, во мне же нет твердости.Она опасается угрозы завистников,А я без ума тогда, когда угрожают мне».

И они посидели немного у входа в носилки, а потом Нузхат-аз-Заман сказала: «Войдем внутрь носилок. Расскажи мне, что произошло с тобою, а я расскажу тебе, что было со мной».