И вот она стала оглядываться, где бы все-таки спрятаться, чтобы именно подслушать... Туда посмотрела, сюда... но о чем говорить, когда ближайший мало-мальски серьезный куст был в пятнадцати шагах от обычной дяди-Пети-ной стоянки. Да и он, строго говоря, не годился для ее целей. С дяди-Петиной стороны ее, возможно, было бы и не достать взглядом, но всякий проходящий с другой стороны обязательно заинтересуется, чего она тут торчит. По какой такой причине7 А это, естественно, полный провал!
Не спеша, она стала осматривать все и вся кругом, впадая в отчаяние. Но тут как раз и заметила этот люк. Обрадовалась — отличное местечко для наблюдательного и «прослушивательного» поста, но тут же и сообразила, что фига-два туда заберешься: крышку-то чугунную ей вовек не сдвинуть.
А потом смотрит: у чугуна какой-то цвет... подозрительный! Что бы это значило? Подбежала, уже чуя удачу. Топнула по крышке ногой... вот это да: крышка-то оказалась деревянная!
Вы спросите, как это возможно?
А я вам отвечу: сколько раз в своей жизни вы видели эти люки вообще без крышек? Я лично раз сто, а то и больше! Эти крышки, несмотря на их тяжесть, почему-то часто воруют, уж не знаю и зачем. И вот, чтоб как-то закрыть эти страшные ямы, эти люки, приспосабливают что попало. А в данном случае приспособили крышку от бочки, которая, как известно, называется кружок.
И вот Ольга оглянулась вокруг — никого: ведь шел тот самый «глухой час» утра. Она быстро и довольно-таки легко подняла крышку. Под ней оказалась шахта люка и в ней ступеньки, сделанные из железных скоб.
Быстро влезла в люк, крышкой накрылась: сперва головой ее подперла, а потом аккуратно опустила на место. Вот и все. Теперь приходи, дорогой дядя Петя, делись со мной своими секретами!
Но делиться с ней дорогой «ветеран» не спешил. И Ольга успела здорово намерзнуться. Несмотря на то что снаружи радовало глаз классное солнечное утро, здесь было промозгло и холодно. Подвигаться негде. Вскоре она замерзла, через полчаса поняла, что вообще еще немного — и она помрет!
Что делать?
Как известно, жизнь — это движение. И Ольга стала ползать по лесенке вверх-вниз, вверх-вниз. Сперва просто запыхалась, потом запыхалась и разогрелась, потом ей так жарко стало, что она уже стала подумывать, не скинуть ли ей куртку.
Но куртку скидывать Ольга не стала, потому что тут она услышала:
—Здравствуйте-здравствуйте, Денисовна! — голос дяди Пети. А потом тот же голос, но только тихо: — Старая... лошадь!
Это, стало быть, дядя Петя приехал на свое любимое местечко. И поздоровался с первой пенсионеркой, которая, наверное, отправилась за молочком и хлебушком.
Минут через десять он снова «вышел в эфир». Ольга услышала, как пискнул мобильник. И потом дядя Петя сказал:
—Это дежурный. А как бы Пестрякова попросить.., Да я понимаю, брат! Очень надо! Тут у него с бабкой нелады... Может, вообще концы отдает! — потом он молчал несколько секунд и наконец сказал прочувствованно: — Спасибо, братуха!
Вот же врет, подумала Ольга... Но зачем это ему надо?
И тут же услышала:
Вовендий? Я говорю. Кубарем ко мне! Дело срочнейшее... Ну ты дурак, я погляжу. Нельзя это дело по телефону. А надо, чтоб было промеж четырех глаз... Такси возьми!.. Найди тридцатку! — потом наконец с большой неохотой заключил: — Ладно, я оплачу.
Дальше пришлось ждать сколько-то, может быть, и долго. Но Ольга уже не заметила, сколько прошло времени, потому что она чувствовала: начинается! Так, наверное, собака, которая мчит по следу, не думает о том, что на улице холод, что она «промочит лапы» и тому подобное. Она просто бежит и бежит. И чувствует впереди только одно — свою удачу.
Наконец время, которое судьба отвела ей на ожидание, прошло. Ольга услышала торопливые шаги. И сразу поняла, что это те самые шаги, какие ей нужны, потому что топали армейские сапоги, подкованные для прочности тяжелыми железками. Она спорить могла бы: это спешит Вовендий!
Так оно и вышло. Буквально через несколько секунд она услышала:
Здоров, Петро!
И тут же резкий, почти злобный дяди-Петин ответ:
Заткнись, щенок. И слушай, что тебе говорят!
Какое-то время они молчали: как видно, «давили» друг Друга взглядами. Наконец этот Вовендий сказал примирительно:
Ладно, чего ты в натуре? Пришел, слушаю.:. Говори!
Дядя Петя еще помолчал для того, чтоб пришедший окончательно понял, кто здесь начальник, а потом заговорил:
—Ты когда будешь ангар охранять? Вовендий помолчал сколько-то, видать, задумался:
Ну... завтра.
В какое время?
Вечер... С восьми там где-то...
01 Самый канифоль!
Какой еще канифоль?
Такой... После узнаешь! Твое дело теперь слушать, чего тебе скажу.
Ну, говори! — сказал Вовендий с неприязнью. — Чего-то ты из себя корежишь... я не знаю. Как будто пахан какой...
А я для тебя пахан и есть! Две штуки зелеными заработать хочешь или нет?
Хм... Ты ж за такие-то бабки небось попросишь такое, что потом...
А ты раньше времени не мельтеши. Молчи и слушай! Когда придешь на свое место...
На пост, что ли?
Ну да! Сразу с дежуркой по рации свяжись, что, дескать, все в лучшем виде... Когда у вас обход бывает?
Ну, это неизвестно... Часов в десять — первый раз...
Вот когда они пойдут, ты нервно так их останови. Типа — откликайтесь четче и тому подобное!
А зачем это?
А вот слушай. Они у тебя спросят, мол, чего ты дергаешься. А ты им скажи, что вроде кто-то лез или что-то в этом духе...
Не понял...
Сейчас врубишься. Потому что дальше пошло про твоих два куска зелеными.
Тут опять наступила пауза. Как видно, они переглянулись еще раз. Речь-то шла о таком важном деле, как две тысячи долларов.
Короче, знаешь, что там у вас в ограде дырка есть?
Ну знаю, само собой! — откликнулся Вовендий. — Мы же через нее всегда из самоволки возвращаемся!
И тут наконец Ольга поняла, кто такой этот Вовендий. В Городе есть военное училище. И он, видать, оттуда, раз говорит про КП, про дежурку, про самовольные отлучки из училища, которые у курсантов называются самоволками.
Так вот, слушай дальше, — продолжал дядя Петя. — Часов... так примерно от десяти до одиннадцати в эту дырку кое-кто пролезет.
Да пусть лезет, мое какое дело!
Есть дело! Потому что они пойдут прямо к. тебе...
«Они»? Их сколько там будет-то?
Ой! — хмыкнул дядя Петя сердито. — Что ж ты такой «смелый», а?
Потому что будешь тут... смелым! Сам постой там один, тогда узнаешь!
Да всего двое будут, успокойся. Безоружные. А ты с автоматом, и они тебя не видят.
Ну, и чего дальше? — это Вовендий произнес уже спокойнее.
Они двигаются к твоему ангару... который, в смысле, ты охраняешь. А ты говоришь: «Стой, кто идет!»
Это я без тебя знаю...
Они отвечают: «Север».
Почему «Север»?
Потому что слушай, чего тебе объясняют! И тогда ты говоришь им, что, дескать, выйдите к свету... А пока они выходят, ты звони на КП и шепчи страшным голосом, что какие-то двое к тебе крадутся. В маскшапочках и кавказской национальности... в смысле, ничего не видно, только глаза торчат. Тебе из КП чего бы ни сказали, ты нервно отвечай, что, дескать, это диверсанты. И крадутся. Дальше дай предупредительный выстрел.
Да ты что?!
Сделаешь, как я сказал! А потом прямо в них шарашь. Чтоб не встали!
Я это не буду... этого делать, — с трудом проговорил Пестряков.
Будешь, собака! — эти слова у дяди Пети получились одновременно и ласково и зловеще. — Иначе сам знаешь, про что я кое-кому расскажу. А сделаешь — два куска твои.
Долго Ольга ничего не слышала. И наконец Пестряков произнес:
Мало... За такое мало!
То есть он согласился! И уже начал торговаться с дядей Петей. А Ольга подумала: как же легко эти два человека договорились про... про убийство!
Две не мало, Володенька! — сказал дядя Петя строго. — За две тысячи долларов твой батька целый год пашет! Да и то, дай бог, если их выработает... А тебе за две пули всего!
Сволочь ты, Петр Константинович!
— А хорошо все сделаешь, там и премиальные жди... Но чтоб все чисто!
Они обменялись еще несколькими уже незначительными репликами, и потом Ольга услышала, как по асфальту опять зацокали солдатские подковы. Она продолжала сидеть в своем «доте». И теперь-то ей было плохо, ведь она не могла двигаться — опасалась, как бы дядя Петя не услышал.
Ничего. Хоть она и подмерзала, зато было время все обдумать. Хотя как действовать дальше, Ольга пока придумать не могла. Надо как-то поймать его с поличным. Потому что если она кинется в милицию или в то училище... Ей вполне могут сказать:
Да ты что, девочка, обалдела? Какие выстрелы, какие диверсанты?
И в то же время она была уверена, что дядя Петя готовит что-то ужасное... Эх, вот бы Олежка послушал этого «ветерана», а тем более Робин Гуд! Но у нее не было ни малейших доказательств, ни капельки, ни граммчика.