— Что такое, отец? В чем дело? Но тот, казалось, не слышал его:
— Не заключай с Ними никаких сделок, никаких соглашений, Элдон. Бойся Их, избегай Их. Их наследие — сплошное зло, которого ты даже не можешь знать. Этих вещей тебе лучше не знать вообще.
— Кто был здесь, отец?
— Их слуга. Он не испугал меня. Ни Ктулху я не боюсь, ни Итаквы, с которым летал высоко над ликом Земли, над Египтом и Самаркандом, над огромными белыми безмолвиями, над Гавайями и Тихим океаном, — не Их, но Ллойгора, который может отрывать бренное тело от Земли по частям, Ллойгора и его брата-близнеца Жхара, и кошмарный народ Тчо-Тчо, что прислуживает Им на высоких плоскогорьях Тибета — Его, Его… — Он вдруг замолк и содрогнулся. — Они грозили мне, что Он придет. — Старик глубоко вздохнул. — Ну что ж, пусть приходит.
Мой брат ничего не сказал, но в лице его легко читался испуг.
— Что это за сделка, дядя Аза? — спросил я.
— И ты будешь помнить, — продолжал тот, не слыша моего вопроса, — как не открывали гроб твоего деда, и как легок он был. В его могиле нет ничего — один гроб; и в могиле твоего прадеда — тоже. Они забрали их, теперь они — в Их власти, где-то Они вдохнули в них неестественную жизнь — не больше, чем за поддержание наших телесных оболочек" за тот крохотный доход, что у нас был, и за знание Их отвратительных секретов, что Они нам подарили. Все, началось, я думаю, еще в Иннсмуте — мой дед встретил там кого-то, кто, как и он, принадлежал к тем существам, что подобно лягушкам выползли из моря. — Он пожал плечами и бросил быстрый взгляд в сторону восточных окон, где теперь лишь белел туман, да в отдалении поднимался шум океана — неумолчный рев и бормотание прибоя.
Мой брат уже готов был нарушить упавшее молчание еще каким-нибудь вопросом, но дядя Аза вновь повернулся к нам и коротко и резко сказал:
— Хватит пока. Оставьте меня.
Элдон запротестовал, но дядя был непреклонен. К этому времени мне уже почти все стало ясно. Истории, что я слышал об Иннсмуте, о деле Туттла на Эйлзбери-Роуд, о странном знании, скрытом во вселяющих испуг текстах Мискатоникского университета — в "Пнакотикских Рукописях", "Книге Эйбона", "Тексте Р'Лайх" и в самой темной из этих книг — в ужасном "Некрономиконе" безумного араба Абдула Аль-Хазреда… Все эти вещи воскрешали давно забытые воспоминания о могуществе Древних, о старших существах невероятной древности, старых богах, которые когда-то населяли не только Землю, но и всю Вселенную, которые разделялись на силы древнего добра и силы древнего зла, из коих последние, ныне укрепленные, были все же больше своим числом, если не силой. Древнейшие из всего сущего, Старшие Боги, силы добра, были безымянны; но тех, иных, определяли зловещие и ужасные имена — Ктулху, вождь элементарных сил воды; Хастур, Итаква, Ллойгор, которые вели за собой силы воздуха; Йог-Сотот и Цатоггуа из земли. Теперь для меня было очевидным, что три поколения Сандвинов заключили с этими существами некую отвратительную сделку, по которой обещали предать Им свои души и тела в обмен на вечное знание и безопасность в естественной жизни; но самой омерзительной частью договора было, как с очевидностью показывали события, то, что каждое поколение подписывало его за последующее. И вот мой дядя Аза, наконец, взбунтовался и теперь ожидал последствий.
Снова оказавшись в холле, Элдон коснулся моей руки и прошептал:
— Не понимаю…
Я почти грубо стряхнул его руку со своей:
— Я тоже, Элдон. Но у меня появилась кое-какая идея, и теперь я хочу вернуться в библиотеку и поощрить ее.
— Но ты же не можешь уехать прямо сейчас.
— Нет, но если день или два ничего не будет происходить, я уеду. И вернусь попозже.
Около часа мы просидели в комнате Элдона, разговаривая об этой беде и почти болезненно вслушиваясь, не происходит ли чего-нибудь наверху. Но там все было тихо, и я вернулся к себе в постель, ощущая почти такое же напряжение от отсутствия странных звуков и запахов, как раньше — от их наличия.
Остаток ночи прошел спокойно — как и весь следующий день. Дядя Аза не выходил из своей комнаты. Вторая ночь тоже прошла без приключений, и наутро я вернулся в Аркхэм, радуясь, его древним мансардам, островерхим крышам и георгианским баллюстрадам как родному дому.
Через две недели я возвратился в Сандвин-Хауз, но там больше ничего не случилось. Я видел дядю — но крайне недолго — и был поражен переменой, происшедшей в нем: он все больше и больше становился похож на чудовищное земноводное, а все его тело, казалось, усыхало.
Он неловко попытался спрятать от меня свои руки, но я успел заметить их странную трансформацию: между пальцами у него странно наросла кожа… Что это означало, я поначалу не понял. Я только успел спросить его, не слышал ли он чего-нибудь нового от своих посетителей.
— Я жду Ллойгора, — загадочно сказал он, и бусинки его зрачков остекленело остановились на восточных окнах комнаты, а у рта залегла суровая складка.
В этом промежутке времени я узнал чуть больше о кошмарных тайнах Старших Богов и тех существ зла, которых Они давным-давно изгнали в потаенные места Земли — в арктические поля, в пустыни, на страшное плоскогорье Ленг в самом сердце Азии, наозеро Хали, в громадные и далекие пещеры под дном морей.
Я узнал достаточно для того, чтобы убедиться в реальности отвратительной дядиной сделки: передачи под клятвой тела и души для служения отродью Ктулху и Ллойгора среди народа Тчо-Тчо в далеком Тибете, для помощи Им в своей после жизни в Их нескончаемой борьбе против господства Старших Богов, чтобы сломать печати, наложенные на Них, отступившими Древними, чтобы вновь восстать и рассеять кошмар по всей Земле.
В том, что отец и дед моего дяди даже сейчас служат Им в какой-нибудь отдаленной твердыне, у меня не было причин сомневаться, ибо все вокруг меня свидетельствовало о деятельной работе зла — не только в каких-то ощутимых вещах, но и в невероятно сильной ауре неощутимого ужаса, который держал весь дом в осаде.
В свое второе посещение я застал брата несколько успокоенным, но по-прежнему в каком-то полустрахе, ожидающим, что что-то вот-вот произойдет. Я не мог пробудить в нем никакой надежды, но волей-неволей был вынужден приоткрыть ему кое-что из того, в чем я удостоверился из древних и запретных книг, хранящихся в подвалах Мискатоника.
Вечером накануне моего отъезда, когда мы с Элдоном сидели у него в комнате, тягостно ожидая, что нечто должно обязательно случиться, дверь вдруг открылась, и вошел мой дядя — странно замирая на ходу и прихрамывая, что раньше ему вовсе не было свойственно. Теперь он, казалось, стал еще меньше, когда я видел его перед собой во весь рост. Одежда на нем висела.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});