Читать интересную книгу С чистого листа - Мари Хермансон

— Да.

Йон задумался, а потом смиренно покачал головой:

— Как все это странно. Много лет назад она совершенно перестала мной интересоваться. Я приезжал к ней, но она была ко мне совершенно равнодушна. И я перестал к ней ездить. Нельзя было этого делать. Ангела когда-то заменила мне мать.

— А что стало с твоей настоящей матерью?

— Ее покалечил мой отец, когда мне было три года. Он избил ее почти до смерти, а потом сбросил с лестницы, и она сломала шею. Ее парализовало, и она перестала говорить. Говорят, что я в это время был дома и все это видел, но сам я ничего не помню.

Ангеле было тогда шестнадцать лет, она стала заботиться обо мне и всегда пыталась, насколько это было возможно, защитить меня от отца. Да и от старших братьев, которые изо всех сил старались на него походить. Ангела изо всех сил пыталась сохранить семью, после того как мать увезли в больницу. Она смогла заговорить социальных работников и уверить их в том, что она справится с этим делом, с воспитанием ребенка. Иногда мне кажется, что она слишком хорошо в этом преуспела. Или, быть может, социальные работники оказались на редкость наивными людьми. Как могли они поверить в то, что шестнадцатилетняя девочка может воспитать трехлетнего ребенка? Как они могли проглотить заведомую ложь отца о том, что мать сама упала с лестницы, или о том, что он о нас заботится? Ангела заботилась обо мне, она делала все, что могла, но это было неправильно — свалить на нее все. Если бы социальные работники позаботились обо мне, когда я был трехлетним ребенком, то нам удалось бы избежать многих неприятностей и бед.

Рейне вспомнил, что рассказывал ему Туре, и теперь только понял, на что он намекал.

— Значит, тебе повезло, — сказал он.

— Да, мне неслыханно повезло. Когда мне было девять лет, мной наконец занялись социальные службы. Пару месяцев я пробыл в приюте, а потом меня взяла на воспитание одна семья, которая меня потом и усыновила. То, что я попал в семью Рагнхаммар, было и в самом деле большой удачей. У меня было такое чувство, что я попал в рай. Только благодаря им я стал тем, кем я стал. Если бы я не попал к ним, то, возможно, меня сейчас не было бы в живых.

Так, во всяком случае, я думал до недавнего времени. Но потом меня вдруг осенило, что если бы не Ангела, то я, пожалуй, не дожил бы и до девяти лет. Она давала мне еду, дарила свою любовь. Она укладывала меня спать, прежде чем исчезнуть из дома. Она пела мне колыбельные песни. Старинные шведские народные песни, которые пела ей мать, когда Ангела была маленькой. Она стирала мою одежду, стригла мне волосы. Она позаботилась о том, чтобы я не стал добычей подонков. Сейчас, когда у меня самого есть семья и маленькие дети, я понимаю, что она для меня сделала. Но потом, когда мне было девять, она совершила нечто ужасное.

— Я знаю, — сказал Рейне. — Если ты имеешь в виду то, что она сделала с вашим отцом.

— Она рассказывала об этом?

— Нет, но я знаю.

— А ты знаешь, что делал он? Ты знаешь, что это был за зверь?

— Он жестоко обходился с вашей матерью.

— Он пытался ее убить. Он всего один раз навестил ее в больнице, в которой ей было суждено провести остаток жизни. Он побыл там пару минут и ушел, сказав, что не выносит больничного запаха. За это мать была ему только благодарна. Для нее его краткое посещение стало настоящим кошмаром. Представь себе, что у твоей кровати стоит твой палач и мучитель, а ты сам не можешь ни двигаться, ни говорить.

Матери не было, и теперь он мог избивать меня и Ангелу. Наши братья дрались еще хуже, чем он сам, а он уже не смел поднимать на них руку. Особенно он любил брать меня на руки и выставлять из окна, держа на весу. Так он наказывал меня за настоящие и вымышленные проступки. Иногда это было даже не наказание, а развлечение. Веселая игра.

— Похоже, он был просто больной, — пробормотал Рейне.

— Как он говорил, «ребенку нужен свежий воздух». Он наслаждался своей неограниченной властью, когда я, ни жив ни мертв, висел над асфальтовой мостовой на высоте второго этажа. Часто он напивался, и тогда его начинало трясти от злобы. Я не смел защищаться. Я едва дышал от страха, боясь, что он меня уронит. Я и сегодня не могу выглянуть в окно, не испытывая смертельного страха. Я избегаю высоты. Он проделывал то же самое и с Ангелой, и со старшими, пока они не выросли и не стали слишком тяжелыми.

Я мог бы многое о нем рассказать. Но достаточно и этого. Я не могу больше об этом думать и вспоминать. Вот так со мной обращались в детстве, понимаешь? Я не думаю об этом. Я знаю, что есть люди, которые говорят, что такие вещи надо изживать с помощью психотерапии. Надо оживить в памяти забытые воспоминания, вызвать старых духов, а потом вытеснить их. Возможно, другим это помогает. Но для меня лучше все забыть. И не говори, что это не действует. Мне думается, что мне помогло именно забвение. Я образцовый муж и отец. У меня интересная, приносящая мне радость работа. Я прекрасно сплю по ночам. Я испытываю страх перед высшими силами, но этим я мало отличаюсь от других. Я безмерно благодарен судьбе за то, что смог стряхнуть с себя этот ад и не потерял при этом рассудок. Я закрыл за собой дверь и не собираюсь ее открывать.

Он вдруг спохватился, что говорит слишком громко и чересчур сильно жестикулирует. Он опустил руки и замолчал.

Они остановились у двух высоких елей. В ветвях пели какие-то птички. Солнце снова спряталось за тучами, начал накрапывать дождь.

— Пройдемся еще? — спросил Йон. — Или вернемся? Видишь, начинается дождь?

— Мне он не мешает, — ответил Рейне и натянул на голову капюшон.

— Да, у тебя хорошая куртка.

— Просто великолепная. В ней не промокнешь.

— Примерно как и моя, — сказал Йон и, надев капюшон своей дорогой фирменной куртки, затянул его шнурок под подбородком.

Они пошли дальше.

— Она не рассказывала тебе о смерти нашего отца? — спросил Йон.

— Она мне вообще ничего не рассказывала, — ответил Рейне.

— Откуда же ты тогда об этом знаешь?

— От… — Он помедлил с ответом, потом сказал: — От одного общего знакомого. Но я знаю об этом только в самых общих чертах.

— Люди много болтают. Но я знаю, как все было на самом деле. В тот день у отца был очередной припадок ярости. Я бегал по комнате и наткнулся на телевизор. На телевизоре стояла открытая банка пива. Она опрокинулась, и пиво залило телевизор. Отец взбесился и принялся меня избивать. На этот раз он взбесился всерьез, он уже ничего не слышал и не видел. Каждый раз, когда я пытался встать, он очередным ударом валил меня с ног. Казалось, он не мог терпеть, что я еще двигаюсь, что я вообще еще жив. Я лежал неподвижно, покуда у меня хватало сил, но стоило мне поднять голову, как он снова начинал меня бить. Я был уверен, что он хотел меня убить. Мне хотелось только одного — чтобы я умер, а не стал таким же живым трупом, как мать.

В конце концов я потерял сознание, и это, кажется, уняло отца. Когда Ангела вернулась домой и увидела на полу мое бесчувственное тело, а отца — храпящим в кровати, она пошла в подвал и принесла канистру с бензином, который заливал в мопед один из старших братьев. Ангела велела мне выйти на улицу и ждать, когда она выйдет. Я уже и сам был убежден, что из дома надо бежать. Если мы разойдемся, сказала Ангела, то встретимся у ее подруги.

Я сделал все, как она сказала. Я в тот момент плохо видел, потому что глаза опухли от ударов отца. Мне было плохо, меня тошнило, кружилась голова. Как потом выяснилось, у меня было сотрясение мозга. Я оперся на стену дома и стал ждать.

Внезапно я услышал громкий хлопок. Из двери выбежала Ангела, схватила меня за руку, и мы бросились бежать. Побежали мы к ее подруге, которая жила в двух кварталах от нашего дома. Войдя в ванную, я посмотрел на себя в зеркало. С заплывшими глазами и распухшими губами я выглядел как лягушка. Или это было позже, когда лицо посинело и позеленело, я стал похож на лягушку. Подруга заварила кофе. Мы сидели на кухне и пили кофе, когда по улице, воя сиренами, промчались пожарные машины. «Все хорошо, все хорошо», — без конца повторяла Ангела. Она была в каком-то шоке. Подруга спросила, что с нами стряслось, почему я так страшно выгляжу и почему мы примчались к ней сломя голову и едва дыша. Но Ангела только смеялась. Потом она закурила сигарету и сказала, что все в порядке. Нам надо только выпить по чашке кофе и немного отдохнуть.

Потом в дверь позвонили. Это была полиция. Нас с Ангелой посадили в разные автомобили. Она подмигнула мне и улыбнулась, когда полицейские заталкивали ее на заднее сиденье. После этого я не видел ее много лет.

Я не видел ее, когда она была в тюрьме. Я мог бы навестить ее в тюрьме, да и она могла бы прийти ко мне после освобождения, но ни того ни другого не произошло. Думаю, что мои приемные родители не хотели, чтобы мы встречались.