Великий князь свирепел на глазах, хотя об этом мог догадаться далеко не каждый сторонний наблюдатель. Красивое, идеально симметричное лицо его покрылось мертвенной бледностью, губы сжались в прямую линию, а крылья носа трепетали, словно Тедельмид принюхивался к чему-то исключительно смердящему.
— Я требую принять решительные меры, чтобы поставить Эльлор на место.
— Мы пошлем в пролив Ганага свою эскадру, — поспешил объявить военно-морской министр.
— Отлично! — всплеснул руками Великий князь. — Изумительно! Как замечательно придумано. Контр-адмирал Гутторн как раз отдаст приказ возвращаться домой к тому времени, когда на горизонте покажутся силуэты наших броненосцев. И наши достославные флотоводцы получат редкую возможность полюбоваться на новенький эльлорский флаг над стенами крепости Муэрро.
Словесный яд сочился с губ Его великокняжеского высочества и с шипением капал на полированную столешницу.
— В качестве контрмеры могу предложить спровоцировать нападение Кехтаны, — последовало предложение от невзрачного господина Эрмилинда Файли — вот уже три десятка лет возглавляющего внешнюю разведывательную службу Шиэтры. — Наш общий знакомый — Росс Джевидж, который более не маршал и даже не генерал, вполне способен понять столь прозрачный намек. Чем более он усиливает нажим в отношении Шиэтры, тем сильнее мы ударим по его же завоеваниям. Восточные Территории — это его любимая игрушка, его билет в бессмертие.
Тедельмид задумчиво потер подбородок. Он прекрасно помнил статьи в «Зарубежном обозрении», где публиковали неофициальные письма-живописания Джевиджа о Кехтанском походе. Имперская традиция, предписывающая полководцам регулярно отчитываться перед широкой общественностью о своих победах и поражениях, оказалась очень кстати. Будущий эльлорский канцлер прямо-таки влюбился в новообретаемые империей земли — дикие, неосвоенные и дьявольски богатые. В арьергарде его армии двигались инженерные части, горные мастера, геологи и естествоиспытатели, не говоря уж о золотоискателях и обычных авантюристах. Ненавидящий магов всеми фибрами души, маршал Джевидж позволил экзортам Тайной службы изучать чары местных шаманов.
Как ни верти, а господин Файли прав в одном, для Джевиджа удар по Восточным Территориям будет весьма болезненным. Особенно если его хорошенько подготовить.
— В ваших словах есть определенный смысл, — вынужден был одобрить главного разведчика Шиэтры ее полновластный князь. — Займитесь этим незамедлительно.
— Так точно, сир, — ухмыльнулся Файли. — А чтобы у Джевиджа и Урграйна не было возможности вовремя заметить наши маневры на восточном фланге, попробуем осложнить им жизнь в других областях.
— Например?
— Пусть лорд Урграйн еще плотнее займется заговором против особы канцлера. Сейчас против него ополчились все, начиная от высшей аристократии и заканчивая магами. Мы можем усилить эту тенденцию.
— Так делайте, делайте что-нибудь, — взмахнул нетерпеливо руками Великий князь. — План замечательный, но мне потребен результат.
Глава 5 Via Dolorosa
— Ax ты ж сладенький какой! Ах ты ж пухленький какой! Так бы тебя и съел, как пирожок. Ам! И съел бы! Ам-ам!
Толстопузый профессор и в самом деле большой специалист по пирожкам, особенно по их пожиранию в неимоверных количествах. Кухарка не успевает сдобу печь, до того быстро исчезают в его ненасытной утробе все эти пышные булочки, пирожки и ватрушки. Но Диан Джевидж о таких подробностях еще знать не знает, он верит отрекшемуся магу на слово и, оттого радостно попискивая и булькая, отважно молотит в воздухе ножками, пытаясь отбить попытку Коринея укусить за крошечную пяточку.
— Я тебя съем, пончик! Я тебя укушу, помпончик! — ворковал профессор, словно влюбленный голубь.
Если, конечно же, вообразить себе голубя размером с откормленного борова, лысого и пузатого, без крыльев и перьев, зато с выдающимся клювом-носом, то это и будет Ниал Кориней собственной персоной. Вечно торчащий в детской, постоянно сующий нос во все дела, связанные с малышом, — как спал, чем пеленки испачкал, хорошо ли покушал, крепко ли держит головенку. И пока он ведет допрос молодой матери и ночной няньки, рядом обязательно пристроится Кайр Финскотт, исполненный любопытства, словно впервые видит живого младенца, а следом прибежит Кири, походя чмокнет папочку в щеку и бегом к братику. Но и этого мало — в двери обязательно просунется любопытная физиономия какого-либо охранника, а то и двоих сразу. Всем есть дело до маленького Диана, двенадцатого графа Джевиджа. И никому не интересен одиннадцатый по счету граф с той же фамилией, по имени Росс, сын Кайлин. Он обречен в одиночестве заталкивать в рот холодный кусок вареной курятины и давиться овощным гарниром, пить омерзительный, но такой полезный травяной чай и до корчей беситься от ревности и обиды. Смешно и стыдно, но ничего не поделаешь. Да — он ревнует, злится и негодует. Кому же приятно быть лишним в своей собственной семье?
Видит ВсеТворец, этот ребенок родился Россу Джевиджу на погибель — не иначе. Другие дети плакали по ночам, постоянно требовали внимания, плохо ели или спали, капризничали без причины, а также все время болели. Но только не Диан. Он спал, ел и рос на зависть другим родителям. Его нянька, лишенная бессонных ночей и других беспокойств, изрядно раздобрела на хозяйских харчах и клятвенно заверяла всех и каждого, что никогда не видела более спокойного и милого ребенка. А еще он научился улыбаться своему отцу. Стоило Россу оказаться в поле зрения малыша, как его мордашка расплывалась в умилительной улыбке, не ответить на которую мог только законченный мизантроп. А если Фэйм удавалось всучить ребенка Джевиджу в руки, тут маленький мажонок пускал в ход весь арсенал детского обаяния — счастливый и невинный взгляд становящихся все более и более серыми отцовских глаз, розовые щечки, пухлые ручонки, резво брыкающиеся ножки под длинным младенческим платьицем. И ни разу ведь не обмочил папочкин мундир, дьявольское исчадие, ни разу не разразился рыданиями при виде угрюмой физиономии Джевиджа. Хитрое, изворотливое… славное маленькое создание!
Росс же, в свою очередь, разрывался на две неравные части, отказывая себя в глоточке любви к родному дитю, и это чувство было таким, словно его зажаривали живьем в огромной печи, в которую этим бесконечным летом превратился Эарфирен. Уровень воды в Аверне опустился до самой нижней отметки на опоре ЗлатоМоста, а это означало, что подобной засухи не было уже двести лет. Над столицей целых три месяца провисело тяжелое горячее марево, люди маялись бессонницей и болели сердечными хворями, лошади наемных экипажей падали замертво на раскаленных мостовых. Словно преисподняя восстала и пошла приступом на мир живых. Такие мелочи по сравнению с пылающей бездной, что разверзлась в душе Джевиджа, право слово…
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});