Читать интересную книгу 1918. Хюгану, или Деловитость - Герман Брох

"Да плевать, поедет он в Иерусалим иудеем или христианином".

"Иерусалим", — он сказал это с выражением лица человека, которому в рот положили сладкую конфетку.

"Ну вот", — заявил я, надеясь, теперь-то уж он отстанет от меня.

Он, очевидно, все еще наслаждался названием: "Я человек, лишенный предрассудков… но с громкими песнопениями и die Schmonzes[30] попасть туда еще никому не удавалось… Это удел других людей… Мне приходится посещать каждого, я врач, мне может быть абсолютно все равно, иудей это или христианин… везде есть хорошие люди… Вы удержите его?"

Эта настойчивость начала действовать мне на нервы: "Я большой антисемит, — он недоверчиво улыбнулся, — я уполномоченный Армии спасения и ведаю у них снабжением в Иерусалиме…"

"Шутите, — сказал он веселым тоном, хотя это было ему явно неприятно, шутите, как это ни прискорбно".

В этом, впрочем, он был прав: шутка, как это ни прискорбно, была как раз тем, что так смахивало на преобладающее во мне отношение к жизни. Кто должен быть в ответе за все это? Война? Я не знал, не знаю, наверное, и сегодня, хотя кое-что с тех пор изменилось.

Я все еще перебирал пальцами цепочку пенсне доктора Литвака. Он сказал: "Вы ведь современный человек…"

"Ну и что дальше?"

"Что вы можете дать людям, кроме их… — он с трудом выдавил из себя это слово, — … их предрассудков?"

"Так, это вы называете предрассудками!"

Тут он смутился окончательно. "Это, собственно, не предрассудки… что такое предрассудки?.. — наконец он успокоился. — Это ведь действительно не предрассудки".

Когда он ушел, я задумался над тем вечером в Армии спасения. Как уже говорилось, он прошел для меня совершенно без впечатлений. То там, то здесь на глаза мне попадался Нухем Зуссин, я видел, как он сидел и слушал песнопения, а его еврейские губы на молочного цвета лице улыбались слегка растерянно. А потом я пригласил их обоих в свою комнату, или правильнее было бы — только Мари, Нухем ведь и так жил здесь, так вот, а потом они оба сидели у меня в комнате, слушали меня и молчали. Пока Нухем снова не показал на лютню и не попросил: "Сыграйте". Тогда Мари взяла в руки лютню и спела песню: "Сквозь врата Сиона прошествовали полки могучие, омытые кровью Агнца, и для тебя есть место". А Нухем прислушивался, и на его лице по-прежнему играла немного растерянная улыбка.

50

В течение восьми дней Хугюнау ждал, что получит от майора какое-то поощрение или, по крайней мере, ответ. Прошло десять дней, и его охватило беспокойство. Информация, очевидно, не понравилась майору. Но разве это его вина, что кретин Эш не дал больше материала? Хугюнау задумался: а не отправить ли ему второй донос, но только что прикажете в нем писать? Что Эш, как и до того, якшается с виноградарями и рабочими, так в этом нет ничего нового, майор будет скучать!

Майор не должен скучать, Хугюнау ломал голову над вопросом, что бы предложить майору, Непременно должно что-то случиться; в редакции заправлял Эш и делал это так, словно нет тут никакого издателя, а в типографии помереть можно было со скуки, В поисках выхода Хугюнау рылся в крупных газетах и нашел его, обнаружив, что ежедневные газеты повсеместно служат делу отечественной благотворительности, тогда как "Куртрирский вестник" не предпринимал ничего, ну совершенно ничего в этом направлении. Именно так выглядело доброе сердце господина Эша, доброе сердце, не выносившее вида нищеты виноградарей. Но для своей персоны он знал хорошо что следует предпринимать.

В пятницу вечером после длительного перерыва он снова появился в обеденном зале гостиницы и направился прямиком в комнату для уважаемых лиц, поскольку к их кругу принадлежал и сам. Майор сидел за своим столиком в обеденном зале, и Хугюнау, проходя мимо, поздоровался степенно и кратко.

Господа, к счастью, были уже большей частью в сборе, и Хугюнау заявил, что неимоверно рад встретить их всех, поскольку должен обсудить кое-что важное и не откладывая, еще до того, как придет господин майор. В растянутой речи он изложил суть: город нуждается в настоящем благотворительном обществе, из разряда тех, которые повсеместно существуют уже годами для смягчения тягот войны, он предлагает немедленно создать такое объединение. Что касается его целей, то он среди всего прочего хотел бы предложить хотя бы уход за солдатскими могилами, заботу о вдовах и сиротах погибших и еще кое-что, необходимо собрать деньги на столь благородные цели, для этого можно было бы, например, выставить на продажу "Железного Бисмарка"[31], булавку за десять пфеннигов, это все-таки действительно стыд и позор, что именно здесь нет ни одного соответствующего памятника, да, в конечном итоге самые различные благотворительные мероприятия, без учета сборов, могли бы постоянно пополнять кассу, Ну а почетное покровительство над этим объединением, для которого он позволяет себе предложить название "Мозельданк"! мог бы взять на себя господин комендант города. Он сам и его "Куртрирский вестник" всегда — разумеется в меру своих скромных сил — и бесплатно к услугам объединения и его благородных целей.

Вряд ли, собственно, стоит говорить о том, что проект вызвал всеобщее одобрение и был принят единогласно и без обсуждений. Хугюнау и аптекарю господину Паульсену было поручено обратиться с соответствующим предложением к господину майору, и, поправив на себе сюртуки, они с некой торжественностью направились в обеденный зал.

Майор выглядел немного ошарашенным, затем он сделал легкий уставной щелчок каблуками и принялся внимательно слушать фразы, слетавшие с уст обоих господ, ничего не понимая. Фразы смешивались и перебивали друг друга, майор слушал о "Железном Бисмарке", о солдатских вдовах и о каком-то "Мозельданке" и ничего не мог понять. Хугюнау наконец стало достаточно ясно, что слово необходимо предоставить аптекарю господину Паульсену; поступить так казалось ему также проявлением скромности, так что он затих, принявшись рассматривать часы на стене, картину "Кронпринц Фридрих после Гравелоттской битвы" и табличку "Шпатенброй" (с лопаточкой), которая была повешена на веревочке рядом с портретом кронпринца. И где сейчас берут "Шпатенброй"! До майора, между тем, дошла суть сказанного аптекарем Паульсеном: он отметил, что никаких оснований военного порядка для отказа взять на себя почетное покровительство нет, он приветствует эту патриотическую акцию и может самым сердечным образом выразить свою благодарность; он поднялся, чтобы высказать свою признательность также остальным господам, оставшимся в соседней комнате. Паульсен и Хугюнау последовали за ним, гордые за успешно сделанное дело.

Компания долго не расходилась, поскольку это было своего рода празднование создания объединения. Хугюнау выжидал момента, чтобы подойти к майору, эта возможность представилась довольно скоро, поскольку было предложено выпить за благополучие и процветание нового объединения, а также его покровителя, при этом, само собой разумеется, не был забыт и инициатор прекрасной идеи господин издатель Хугюнау.

Хугюнау, держа в руке бокал, обошел, чокаясь, весь стол и добрался таким образом до майора фон Пазенова: "Надеюсь, сегодня господин майор остался доволен мной".

Майор ответил, что у него никогда не было повода для недовольства.

"Ну как же, как же, господин майор, мое донесение оказалось столь скудным на информацию… но я прошу учесть в мое оправдание, что условия очень уж сложные. К тому же я сильно перегружен работой по реформированию газеты; я прошу не считать забвением своего долга тот факт, что я еще не смог отправить второе донесение…"

Майор сделал отрицательный жест рукой: "Мне кажется, вряд ли стоит заниматься этим делом дальше; вы исполнили свой долг в достаточно удовлетворительной степени".

Хугюнау был поражен. "О, еще вовсе нет, еще вовсе нет", — бормотал он, демонстрируя свое намерение только сейчас по-настоящему показать свою бдительность.

Когда майор никак не отреагировал на это, Хугюнау продолжил: "Мы завтра же напечатаем сообщение о "Мозельданке", Не окажет ли господин майор честь своим посещением нашему предприятию, покровителем которого он так любезно согласился стать? Вне всякого сомнения, это будет самой лучшей рекламой нашего объединения".

Майор сказал, что он, конечно же, с большой охотой посетит редакцию и типографию; завтрашний день, правда, уже полностью расписан, но ведь один день ничего не решает.

"Чем быстрее, тем лучше, — рискнул настоять Хугюнау, — Господин майор, впрочем, не найдет там ничего особенного, все в высшей степени скромно, и работы по реорганизации внешне, естественно, не бросаются в глаза, но типография, констатируя со всей скромностью, в полном порядке…"

Внезапно его осенила новая идея: "Типография, например, вполне могла бы справиться с печатанием материалов военной администрации, — он весь загорелся этой идеей, так что ему захотелось ухватить майора за лацканы кителя- Вы увидите, господин майор, увидите, как Эш запустил это дело. До моего прихода не нашлось никого, кто бы подумал об этом. Мы должны получить военные заказы сейчас, когда газета находится, так сказать, под вашим непосредственным патронажем и когда мы вложили в нее такие деньги, а как еще вы прикажете мне обеспечить дивиденды акционерам при том положении дел, в котором находилась газета!" Он весь прямо дрожал от волнения и был откровенно рассержен. Майор немного беспомощно пролепетал: "Это не в моей компетенции…"