Когда Меланте задрожала, он пробормотал:
— Они не должны видеть нас. Мы надежно укрыты. Просто думай о чём-нибудь еще.
Несколько долгих мгновений, звуки их сердцебиения казались оглушающим барабанным боем в защищенной тишине его крыльев.
— Ты в детстве так же прятал нас под крыльями, — тихо сказала она. — И я всегда чувствовала, что должна рассказать тебе какую-нибудь тайну, словно мы прятались под простыней, не желая очень рано ложиться спать.
— Мы делились друг с другом секретами.
— Значит, ты все-таки помнишь месяцы, проведённые вместе? — довольно спросила она.
Несколько минут меньше, чем остальные. Он пожал плечами.
— Как думаешь, сколько времени нам придётся здесь ждать?
— Мы пробудем здесь столько, сколько потребуется. — Он больше ничего не успел сказать, потому что почувствовал, как часть тропинки с левой стороны обвалилась. Драконы взревели в ответ. С правой стороны обвалилась еще одна часть тропинки, оставив их с Меланте на ненадежном островке скалы.
— Еще выше. — Она так сильно прикусила губу, что Тронос испугался, как бы она не прокусила её.
Ему хотелось поговорить с ней, отвлечь её от сложившейся ситуации. Что же сказать?
Она сама позаботилась о решении этой проблемы.
— Если мы останемся живы, то я вернусь за медальоном.
— Черт с тобой. — Кроме того, она не найдет его, даже если вернется.
— Это не обычное золото. Это красное силисийское золото, также известное как золото дракона: самое редкое и самое ценное во всех известных сферах. Я должна его заполучить, Тронос.
— Ты выбрала не подходящее время для этого. Я не могу поверить, что ты продолжаешь думать о медальоне, учитывая то, в какой ситуации мы оказались. — Кто бы говорил. Он посмотрел вниз, мельком взглянув на, обхватившие его талию, бедра Ланте — ее юбка задралась неприлично высоко… и его мысли тут же вернулись назад в храм, к сокровищам, которые он почти увидел. Даже сейчас его член отвердел для своей пары.
Словно этого было мало, температура продолжала повышаться. Из-за прямого попадания пламени, от его крыльев, как от металла, все еще исходил жар. Река из лавы внизу, тоже не помогала делу.
В то время как кожа Меланте покраснела, Тронос начал покрываться испариной. Капелька пота соскользнула с его лба прямо ей на ногу, на верхнюю часть внутренней стороны бедра. Его взгляд оказался прикован к этой капле, потому что она дрожала на бледной плоти Меланте, прежде чем лениво скатиться по ее коже.
Троносу захотелось проследить ее путь языком… потом стащить с чародейки крошечные трусики и узнать, что доставит ей удовольствие.
— М-м, Тронос, может нам стоит изменить позу? — Когда ее бедра изогнулись вокруг его талии, он посмотрел на нее.
В ее голубых глазах появилось металлическое мерцание. Это интерес?
Порыв исследовать это, узнать предел, был ошеломляющим. Неправильное место, неправильное время, Талос.
— Отличная идея. Да. — Они передвигались, пока она не оказалась сидящей со сведенными вместе ногами, у него на коленях.
— Интересно, что ты можешь читать эти глифы, — небрежно заметила она.
— Этот язык, по природе своей, может даже и не быть демоническим.
— Угу. — Ее способ указать на ложь.
Никто не заставлял его крылья так подниматься, как эта чародейка!
— Ты сильно потрудилась, стараясь убедить меня, что я демон. Ты жаждешь, чтобы это было правдой исключительно потому, что тогда повысится твоя самооценка.
— Ты меняешься и прекрасно знаешь об этом. Ты соврал мне, сказав, что ничего не слышал тогда в пещере, несмотря даже на то, что к нам приближался дракон. Ты обманул, чтобы получить желаемое: увидеть меня обнаженной. Но Врекенеры никогда не лгут, ведь так?
— Откуда тебе знать, что я веду себя как демон? Сколько из них пало жертвами твоих чар?
Вместо ответа она сказала:
— Забудь. Если мы вот-вот умрем, то я не хочу ссориться с тобой. — Она утерла пот со лба. — Здесь, как в сауне. — Ее взгляд опустился к его груди, к шрамам, виднеющимся между полами того, что осталось от рубашки.
Теперь пришла ее очередь отслеживать путь капелек, соскальзывающих вниз по его телу. Она жадно разглядывала, как они извивались по выпуклостям и впадинкам его шрамов.
Она не раз упоминала о них вчера. Насколько отвратительными она их считает?
Ему уже давно было пора привыкнуть к своим шрамам, но вместо этого он часто терял дар речи, смотря на себя в зеркало, ненавидя каждый прорезанный шрам, каждый выпуклый рубец. Он неосознанно прикасался к ним, лежа в постели.
Ощущала ли она хоть каплю вины за них? Была ли она вообще на это способна?
— Что ж, давай. — Схватив запястье Меланте, он вынудил её провести ладонью по его груди, оценивая увечья, нанесенные ему ею. — Прикоснись к отметинам, которые подарила мне. — Он вглядывался в ее лицо, оценивая реакцию.
К его удивлению, она медленно провела подушечкой пальца сначала вдоль одной линии чуть ниже его ключицы. Затем перешла к следующей, выражение ее лица при этом было задумчивым.
Несмотря на то, что он хотел, чтобы Меланте узнала о его боли… осмыслила ее… он начал испытывать дискомфорт под её оценивающим взглядом. Он уже хотел остановить ее, когда она коснулась самого страшного из шрамов — оставшегося от раны, чуть не отнявшей его жизнь.
Осколок стекла глубоко вонзился ему в грудь. Как сквозь пелену туманной дымки к нему прорывались воспоминания о том, как каждый удар сердца причинял ему невероятную боль. О том, как его мать, раздавленная смертью своего мужа, роняя слезы на руку Троноса, молила богов сохранить жизнь ее младшему сыну.
Ярость. Он перехватил запястья Меланте.
Словно очнувшись от транса, она моргнула и посмотрела на него.
— Что?
— Ты, хоть когда-нибудь, сожалела о том, что сотворила со мной? — Он отпустил ее руку.
Она отклонялась назад, пока ее спина не уперлась в его крыло.
— Чародеи презирают сожаление. Мы приравниваем это к отступничеству. Так что нет, я не сожалела.
Да, он изучал ее манеру речи. Каждый раз, когда она врала, что-то в тембре ее голоса заставляло его крылья подергиваться. К тому же, она всегда отстранялась от него, словно хотела установить между ними дистанцию; и гораздо чаще моргала.
— Неправда, Меланте.
— Это способ Врекенеров сказать "чушь собачья"?
— Ты все-таки испытывала чувство вины. — Она способна на это. — Думаю, ты слышала, что я испытываю боль, когда летаю. Кажется, каждый в Ллоре слышал об этом. Я всегда задавался вопросом: радовалась ли ты этому.
Она скрестила руки на груди.
— Разве у Врекенеров нет целителей для своих детей?
— Конечно есть! Мои кости срослись правильно, и быстро исцелились.
— Тогда что произошло?
— Я заново рвал свои мышцы прежде, чем они успевали полностью восстановиться, раз за разом заново травмируя крылья и ногу. — А так же спину и другую ногу. Шею и плечи. — И продолжал это делать пока, не замер в бессмертии… никогда не останавливаясь.
— Ты прекрасно знал, на какую боль себя обрекаешь.
— Как, по-твоему, что вынуждало меня это делать, Меланте? Я старался найти тебя, а мне на тот момент еще даже не исполнилось тринадцати лет.
— Итак, ты перетруждал свои крылья, а я злоупотребила своей силой из-за твоих воинов, в результате сейчас мы оба в заднице. Вини меня, и я буду винить тебя. Опять же, я могу делать это весь день, демон.
Он нахмурился. За все прошедшие годы он даже не думал о том, что у нее могла быть веская причина ненавидеть его.
— Возможно, я и начну чувствовать вину, если ты прекратишь относиться ко мне как к рабыне и оскорблять меня при каждом удобном случае. — Она вызывающе наклонилась вперед. — И, во имя золота, прекрати посрамлять меня моим сексуальным прошлым… только из-за того, что ты никогда ни с кем не был близок.
Как бы ни был ему ненавистен этот факт, ничего изменить все равного нельзя.
— Значит, это правда, — тихо проговорила она.