Смятенные герои отца находят ландсманов в живых десятилетних сестричках (Мэтти и Фиби) и умершем десятилетнем братишке (Алли); в сестре Ирме (де Домье-Смит); внутри семьи Глассов — в братьях и сестрах разных возрастов, как умерших, так и живых. Но с течением времени и отец, и его герои все больше и больше находят ландсманов только среди мертвых. Раньше всего мы это видим в сцене, когда Фиби требует, чтобы Холден назвал кого-то, кто ему по-настоящему нравится, а он может припомнить только Алли, своего умершего братишку, и Джеймса Касла, который выбросился из окна в школе Нэнси. В следующей повести отца Фрэнни говорит о Зуи, что «единственные люди, с которыми ему хотелось бы пойти выпить, или на том свете, или у черта на куличках…ему даже и завтракать ни с кем не хочется, если он не уверен, что это окажется Иисус — собственной персоной, или Будда, или Хойнэн, или Шанкарачарья, или кто-нибудь в этом роде». А в рассказе «Тедди» мы наблюдаем окончательный уход. Тедди не ищет ландсманов даже среди мертвых; он взыскует единства с небытием, растворения всего, отдельно существующего, личного. Он желает влиться в безбрежное море неразличимых душ в ином, непреходящем измерении. Десятилетний мальчик, заранее зная о своей близкой смерти, походя говорит о ней — только затем, чтобы внушить слушателю понятие о благотворности отречения и абсурдности поисков тихой пристани в этой жизни: ведь жизнь — просто майя, иллюзия.
«Не понимаю…отчего считается, что надо непременно испытывать какие-то эмоции. Мои родители убеждены, что ты не человек, если не находишь вещи очень грустными или очень неприятными, или очень…несправедливыми, что ли. Отец волнуется, даже когда читает газету. Он считает, что я бесчувственный»[117].
Николсон стряхнул в сторону пепел. «Я так понимаю, сами вы не подвержены эмоциям?» — спросил он.
Тедди задумался, прежде чем ответить. «Если и подвержен, то, во всяком случае, не помню, чтобы я давал им выход, — сказал он. — Не вижу, какая от них польза».
«Так глупо», — этими словами начинает Тедди описывать, как сестренка случайно столкнет его в пустой бассейн, он раскроит себе голову и мгновенно умрет.
«Но разве это такая уж трагедия? Я хочу сказать, чего так бояться? Произойдет только то, что мне предназначено, вот и все, разве нет?»
Николсон хмыкнул. «Для вас, может быть, и не трагедия, — сказал он, — но ваши мама с папой были бы наверняка весьма опечалены. Об этом вы не подумали?»
«Подумал, конечно, — ответил Тедди. — Но это оттого, что у них на все уже заготовлены названия и чувства».
К тому времени, как я прочла этот рассказ, мне столько раз приходилось слышать из уст отца подобные проповеди, что было трудно не ощущать себя умирающей от скуки девчонкой, которой «давят на мозги». Но сейчас, по зрелом размышлении, я ощущаю искреннюю грусть, не досаду и скуку. Я размышляю о том, как отец искал ландсманов, и когда не нашел их среди живых, обратился к другим мирам. В самом деле, такая реакция, такой порыв к альтернативной реальности или к трансцендентальному опыту были названы людьми, оставившими секту, в качестве второй из самых распространенных причин вступления в замкнутое религиозное сообщество (первая — одиночество и поиски тесного общения). «Культ предлагает путь — вам скажут: единственный путь — в неведомое, запредельное царство… В конце концов, и рассудок подсказывает: если вы хотите испытать что-то, чего не испытывали до сих пор, вы должны отправиться в места, где до сих пор никогда не бывали»[118].
Третья из чаще всего называемых причин влечения к сектам — «потребность в моральном авторитете» — еще больше касается семьи Сэлинджеров. Родители, принадлежащие к среднему классу, чьи дети в основном и пополняют ряды сектантов, зачастую чересчур охраняют и оберегают своих отпрысков. Им хочется дать детям то, чего сами они были лишены; сделать их счастливыми[119].
«В таких обстоятельствах у молодых людей часто выстраивается зависимость от родителей, которой они не замечают, пока длится отрочество, — а потом оказывается, что пора принять на себя ответственность за свою жизнь, стать независимыми, взрослыми людьми…неудивительно, что многих из молодежи такая внезапная ответственность тяготит и смущает, особенно в современном мире… Вот тут-то секты и вступают в игру… Они предлагают образ жизни… тщательно построенный, с очень ограниченным выбором и крайне специфическими требованиями. Некоторые с радостью прячутся под это теплое одеяло»[120].
Одеяло, которое Бэйб, «Солдат во Франции», натягивает на себя, надеясь на его магическую целительную силу.
Хотя в этом я не уверена, но подозреваю, что влечение отца к авторитарным, уверенным в себе вождям сект как-то связано с его воспитанием. В одном из своих рассказов он описывает именно то, что я наблюдала в его реальной семье, когда мы ездили в Нью-Йорк к бабушке, дедушке и тете Дорис. Симор рассказывает о своих визитах к Феддерам, родителям его невесты:
«…начинаю мечтать, чтобы мистер Феддер тоже принял участие в разговоре. Подчас мне это просто необходимо. А то, когда я вхожу в их дом, мне, по правде сказать, иногда кажется, что я попал в какой-то светский женский монастырь на две персоны, где царит вечный беспорядок. Иногда перед уходом у меня появляется такое чувство, будто М. и ее мама напихали мне полные карманы всяких флакончиков, тюбиков с губной помадой, румян, всяких сеточек для волос, кремов от пота и так далее… я не знаю, что делать с этими воображаемыми дарами»[121].
Неудовлетворенная потребность активного мужского присутствия в жизни мальчика может привести к ранимости или создать тягу к тому типу людей, который в литературе о сектах называется «авторитарной личностью». Когда я читаю описания так называемых авторитарных личностей и всяческие теории о них, мне кажется, будто исследователь был мухой и годами сидел у нас дома на стене, наблюдая странное поведение отца, охваченного порывом новой веры. В какой-то степени было облегчением обнаружить, что наш феномен — не единственный в своем роде. Но читать об этом было так же и страшно. Неутешительно сознавать, что наш остров связан с подобным материком. Как говорится, «прочти и заплачь». В особенности одна статья, «Религиозные секты как прибежище для людей с угнетенной психикой, идеалистов и интеллектуалов, и как оплот авторитарных личностей», могла бы иметь подзаголовок «Дома у Дж. Д.Сэлинджера». Ее автор[122] пишет:
«Во-первых, лидеры сект — люди с авторитарной, харизматической личностью; они источают — у некоторых, правда, это получается сдержанно и ненавязчиво — непререкаемую, незыблемую уверенность в себе и своих религиозных взглядах. Они — авторитарные символы, с которыми обращенные отождествляют себя; их взгляды, их изречения представляются непогрешимыми.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});