Читать интересную книгу Отчаяние - Ильяс Есенберлин

— Я ничего не имею против нашего с тобой гостя и родственника, дорогой друг Барак-султан… — сказал хан Абулхаир, тоже покрутив ус. — У казахов есть поговорка: «Скажешь другу тайну, а у него тоже есть друзья». Так не лучше ли говорить без передачи, сразу вам обоим…

Барак-султан скривил губы, что означало у него улыбку. «С каких пор змей Абулхаир стал числить меня среди своих друзей?» — с опаской подумал он и кивнул головой.

— Ладно, я доволен твоим решением… Теперь скажи нам, своим друзьям и родичам, зачем едет к тебе забывший свою веру Теупкель? Кого он собирается пнуть ногой на этот раз: меня или Аблая? Чье мясо хочешь ты бросить ему теперь? И не станет ли для всех нас могильным рвом крепость Орск, что начали строить возле нас русские? Недаром ведь по-казахски «ор» и есть ров!..

На упрек Барака «Чье мясо хочешь ты бросить ему на этот раз?» было что сказать и Абулхаиру. Недавно только посланцы Старшего жуза Оралбай и Орзакельды прибыли к нему с просьбой, чтобы он ходатайствовал перед Анной Иоанновной о принятии Старшего жуза в русское подданство. Хан Абулхаир мог бы сказать султану Бараку про это желание народа. Но он удержался. Абулхаир понимал, что это только подогреем ненависть Барака к нему и родам Старшего жуза.

Крепость Орск ближе всего. Опираясь на нее, Абулхаир, как и всякий хан, думал, при российской поддержке, не только отбить джунгар, но и установить свою власть над всеми жузами. Как раз к этому времени и начиналось строительство крепости, которым руководил генерал Кириллов с Тевкелевым. Абулхаир был полностью в курсе дела и торопил русские власти с этим строительством. С нетерпением ждали возведения крепости и прилегающие казахские кочевья, надеявшиеся найти в ней защиту от непрерывных джунгарских набегов. Но, зная настроения некоторых султанов, хан Абулхаир скрывал свое желание ускорить строительство Орска.

— Что, как и в прошлый раз, с зурной и карнаем будете встречать своего Теупкеля? — ядовито осведомился Барак-султан.

— Да, как положено встречать послов от всякой могущественной державы! — спокойно ответил Абулхаир. — Мы никогда еще не были невежливы даже с менее значительными гостями!

— Но твой гость забыл веру предков! холодно сказал Барак-султан.

— Твои гости иногда и вовсе не причастны к правоверным! — заметил хан Абулхаир, намекая на шаманское вероисповедание Серена-Доржи. — Будешь ли звать нас на праздник обрезания своего внука, султан Барак?

Барак-султан в ярости закусил губу и не стал больше сдерживаться:

* * *

— Cкажи лучше, что принесли твои богатые подарки бабе-царице, хан Абулхаир? Много ли подарков получил ты взамен? Всем везут от нее подарки, от твоей властительницы: и к астраханским калмыкам, и к бухарцам, и к башкирам, которые грабят наши кочевья, и к тому же самому контайчи! А все они по-прежнему терзают страну казахов, и твоя баба-царица даже слова не скажет им! А Орск нужен тебе для власти над нами, великими султанами!…

— Да, это так! — ответил хан Абулхаир.

Султан Барак вздрогнул от неожиданности…

Лишь год назад тот же Тевкелев, много сделавший для присоединения казахских земель к России, писал в царскую Иностранную коллегию: «Как и Киргиз-кайсацкая орда, калмыки и башкиры стоят на одном уровне развития. Все они дики и невежественны… Если кто-нибудь из них взбунтуется против Российской империи, то двух остальных можно использовать против него. В таком случае мы не несем никакой ответственности, и наша совесть остается чистой…» Русский царизм несомненно использовал весь арсенал колониальной политики, в том числе и древнее как мир правило «Разделяй и властвуй!». Но при всем этом присоединение к России было единственным путем в будущее. Все остальные пути, в том числе и союз с джунгарскими нойонами, означали национальную гибель…

— Какая же разница, кто будет править нами — орысы или джунгары?! — опять вскричал Барак-султан.

* * *

— Контайчи не оставил живых людей на захваченных у нас землях. Он правит мертвыми!..

— А орысы?

— Орысские торговые люди пока что идут к нам с караванами…

— А когда за ними придут солдаты?

— Посмотрим… — Хан Абулхаир снова покосился на нойона. — Вспомни пословицу: «Уж лучше служить льву, чем шакалу».

— Но почему же этот лев не выпускает когти в нашу защиту?

— Из-за тебя и твоих друзей, султан Барак!

— Как это понимать?

— Кто в позапрошлом году разграбил русский караван, который шел в Бухару? А другой караван, который прошлым летом шел в Ташкент?! Отвечай, султан! Или, может быть, тем степным разбойникам, которые сделали это, не так нужны были самовары, которые везли русские, как нужно было поссорить меня с царицей?! Говори, султан!..

Речь шла о больших караванах, сопровождаемых воинскими командами под началом полковника Гарбера и майора Миллера. Первый был разграблен у самой Астрахани, а второй — на полпути из Оренбурга в Ташкент. Такие же нападения на русские караваны что ни лето совершались и на берегах Иртыша и Ишима…

— Ты думаешь, хан Абулхаир, что стоит только пропустить караваны царицы, и у нас наступят мир и радость?.. — Барак-султан впервые стал серьезным, и в голосе его послышалась печаль. — Говорят же, сама лисица виновата в том, что у нее красивая шуба. У нас же богатая земля. Шуршуты во сне видят, как вслед за джунгарами расселятся по ней. Зачем же еще разжигать аппетит на нее у бабы-царицы?

— Половину нашей степи уже устилают белые человеческие кости. Помедлим еще немного, и побелеет вся степь!..

— Стало быть… стало быть… — Губы султана Барака вдруг побледнели, зрачки глаз расширились, предвещая знакомый всей степи приступ бешенства. — Значит, о людях ты думаешь, хан Абулхаир, а не о себе… Не о том, чтобы пригнуть наши султанские головы к земле, а самому сесть сверху?!

Как перед прыжком присел с рычанием султан Барак, и родич его Серен-Доржи потянулся к прямому джунгарскому ножу за голенищем мягкого сапога.

— А ты про что думаешь, султан?!

Хан Абулхаир склонился к самому лицу султана Барака, и по данному им знаку оба телохранителя у двери мгновенно натянули луки.

— Эй, хан Абулхаир!.. Эй, султан Барак!.. Зачем же меня, безродного человека, звали вы на свой высокий совет?!

* * *

Голос у батыра Богембая был низким и грозным, как у льва. Все сразу опустили руки и сели на свои места. Но батыр Богембай сказал это и умолк.

— Говори же, говори, славный батыр Богембай! — спохватился первым хан Абулхаир. Он знал, какой авторитет имеет в степи этот неродовитый человек. Когда-то, еще накануне большого джунгарского нашествия и вскоре после ссоры с Тайманом, когда был Богембай простым джигитом-табунщиком, джунгарские разбойники-аламаны напали на его зимовье, вырезали всю его семью и угнали скот. С тех пор пошел Богембай в странствующие батыры, и слава о его подвигах затмила славу всех живших до него воинов. Да же то, чего он не совершал, все равно приписывали ему. Для простых людей скорее всего наиболее важным было то, что происходил Богембай из рода вольных джигитов и с детства кормился собственным трудом. Благодаря всенародному признанию, собственной отваге, мужеству и воинскому умению Богембай-батыр стал одним из народных вождей в годы джунгарского нашествия. Ни один хан или султан не решался на серьезные военные действия против захватчиков, не заручившись его поддержкой…

— Да, да, говори, батыр! — поддержал хана султан Барак, отводя глаза. Кровь тюре кипела в нем, он, прямой потомок Чингисхана, вынужден слушать мнение какого-то голодранца-табунщика.

Богембай-батыр кивнул головой:

— Ну, что же… Я не хан, чтобы решать судьбу страны. Но думают ведь не только ханы. И вот что я вам скажу… Там, вблизи русских крепостей, больше спокойствия, чем вдали от них… Куда бегут целые аулы, когда занесен над ним джунгарский нож? Туда, к русской крепостной линии. Знаю, что и там несладко простому человеку. Это хану бывает сладко везде… — Он посмотрел прямо в глаза Абулхаиру. — И все же народ в реке жизни, как и рыба в Сейхундарье, бежит от опасности туда, где глубже и спокойней. Под защиту русских крепостей бежит он от твоих родичей, султан Барак… Остаться в живых хотят люди: пасти скот, растить детей…

Как тяжкие камни падали слова батыра в белую пустоту юрты.

* * *

Со звоном растворилась створчатая дверь, и вошла младшая жена хана Абулхаира — знаменитая красавица Нурбике. Она была маленькая и стройная, легкий загар покрывал ее круглое лицо, томно смотрели большие карие глаза. Высокое саукеле колыхалось на ее головке в такт шагам, и присутствующим показалось, что сноп солнечных лучей ворвался в полутемную, накаленную гневом тишину юрты.

* * *

— В гостиной юрте ждет вас обед, высокие гости! — сказала она, склонившись в поклоне и, как принято было по последней степной моде, растягивая слова. — Откушайте же посланное нам Богом!.