за нас
ратующий!
Император-искупитель
Сбросить, расторгнуть, разъять вашу цепь,
Ношу страданья -
Это мечта моя, долг, моя цель,
Смысл, оправданье!
То, что немыслимо было вчера,
Карму любую,
Цепь Иоаннов, узел Петра
Я
разрубаю.
Оковы кариатид рассыпаются в прах. Руки приподнимают циклопические плиты и предоставляют их воздействию собственного груза.
Голоса Синклита
– Рушатся глыбы с шумом туманным,
Оползнями осел архитрав.
– Блики лазоревые по колоннам
Брызнули изнутри, заблистав.
– Игва Верховный в капище тронном
Вздрогнул, двурогую чашу прикрыв.
– Он, как и встарь, при спокойствии стройном,
Мнит,
что в служенье Гагтунгру
был прав?
Голос Яросвета
Разбрасываю.
Опрокидываю.
Наконец-то
Я достиг до тебя, любимая,
я вхожу!
Большая часть крепости распадается, ликующее, голубое, звучащее сияние взмывает и развивается над Друккаргом.
Голос Навны
Здесь я, здесь я…
Сестрой ли, невестой ли
Я звеню, я струюсь… я кружу…
С вами, дети Небесной России,
В вашей радости, в вашей душе!…
Но телесные жгучие силы
Еще замкнуты в темном ковше.
Помогите им…
Яросвет
Страж обезоружен,
Опрокидываю и разбрасываю
устой…
Голос Афродиты Всенародной, глухо и смутно
Мне погибельно
совершающееся снаружи…
Мои раны кровоточащие успокой!
Все терзания истребляемого
народа
Мчатся искрами обжигающими
в крови…
Дай дожить мне до обещанного
восхода!
Слой приюта, меня ожидающего,
назови.
На месте крепости слабо помавают красноватые покрывала кароссы.
Экклезиаст
Сонмы даймонов, схожих с нами,
Но крылатых – таких, как ты -
Поднимают,
как мутное пламя,
Ее льющиеся черты,
Ее волноподобную форму,
Всю истерзанную, как пар…
Голос Даймона
В эти сонмы эфирных армий
Долг зовет меня… весь пожар
Видеть сверху донизу – дар мой -
Оставляю тебе. Злой дар!
Голос удаляется. Стены крипты дрожат мельчайшей дрожью. Гул сражения на поверхности земли явно приближается. Гром взрывов
становится раскатистее.
Курьер на перекрестке
Товарищи! Войск Юго-Востока
Больше в живых
нет.
Но – не беда: до последнего звука
Ими наш гимн
спет.
Государственный одописец
Великий гимн великим спет народом.
Великий вождь вершит великий план.
В великий день великая свобода
Зальет, как солнце, наш победный стан.
Государственный лирик
Здесь до смертной черты – полшага,
Но сквозь бури невзгод и скорбей
Мне доносят родные снега
Стон жены: отомсти – и убей!
Стихотворец-затейник
Как я стиснул ему горлышко-кукушечку,
Накромсал из жира вражьего подушечку,
Распорол ему брюшастую кадушечку,
Размотал ему кишастую катушечку…
Второй курьер
В плен
гарнизон
в Северном устье
Недруг сумел
взять.
Трусов – казним! Уж изъяты для мести
Бабушка, тесть,
зять.
Государственный одописец, не унывая
Великий гнев растет в груди народа.
Сердца великой радости полны.
Мы знаем твердо, что взойдет свобода
Над миром всем, – великий плод войны!
Стихотворец-затейник все еще бодро
Эй, ребятки-малолеточки! Смеши:
Трупы недругов водой обледени,
В бойки санки-самокатки обрати
И – кати!…
Третий курьер, задыхаясь
Подлый вожак у Западной дамбы
Вдруг
перешел к врагу.
Но ничего: от нашей же бомбы
Завтра он – ни гугу!
Главнокомандующий
Мало греть энтузиазм,
дух,
пыл;
Мало – рушить на врагов
гром
булл;
Надо вздыбить по домам
весь
пол!
По вокзалам расшатать
сеть
шпал!
Чтобы мраком залило
весь
румб,
Чтоб собрать во тьме тишком
полк
помп -
В небоскребах загасить
свет
ламп,
Бра, софитов, фонарей,
люстр,
рамп!
Свет в городе гаснет. Обыватели мечутся, натыкаясь друг на друга.
– Что прешь, как кабан, парень?
– Ой: встал на мозоль, дурень!
– А хочешь – по лбу шкворень?
– Где спички? в них весь корень.
Обыватели в квартирах
– Тьма кромешная, хоть глаз выколи…
– Дали драпа, а на нас – тюкали?
– Вон, намедни, со всех трасс – цокали,
Про победу со всех крыш брякали!
Тайные голоса человеческих мыслей
Благонамеренные
Пусть у врагов успех; но
Им будущего не дано.
Флегматики
Уж как-нибудь… Лишь – бомбы
Не выбрали этот дом бы.
Скептики
Оказывается, мощь – дутая?
Сторонников – одна сотая…
Внутренняя эмиграция
Свобода грядет – на место
Тиранствования. Наконец-то!
Лауреаты
Бумажник…
"ЗИС" цел…
На дачку:
Пересидим "драчку".
Девушка в крипте
Я не могу здесь долее!
Я задыхаюсь, поверьте!
Во дни всенародной боли
Бездействие – горше смерти.
Сестрой… в лазарете… в госпитале…
Хоть каплю смягчить страданья!
Ректор
А нам легко ли, о Господи,
Сорок лет ожиданья?
Смягчайте своим присутствием
Боль тех, кто томится подле!
Молодой интеллигент
Всем ясно, что в годы бедствия
Прятаться в недра – подло,
Но ведь давно замурована
Наглухо эта крипта…
Экклезиаст
Вносили и вносим
в заем суровый
И мы свою горькую лепту.
Жругр доживает последние миги.
Вижу Друккарг
в штурме я;
Владыку терзают другие владыки:
Стэбинг,
Устр,
Укурмия.
Но уже не три – пять, шесть уицраоров вгрызаются в плоть недавнего властелина российского античеловечества. Пузырь на его туловище разрывается в борьбе.
Экклезиаст
Гнусно! От тела чудовища
Отпочковалась сумка:
Треплется в струях гноища,
Выпрастывает потомка;
Второе детище… третье…
Хлещут об грунт, как плетью…
Крепнут туманной плотью…
Входят в базальт, как в платье!
Множество недоносков, почти эмбрионов, величиной, однако, с бронтозавров, расползаются по Друккаргу.
Голос Укурмии
Видите, сколько тиран
их нес?
Он их готовил для стран
всех нас…
Голос Стэбинга
Их уничтожим потом,
чтоб вниз
Ухнул сперва сам отец,
сам бес.
Жругр, борясь
Мнишь себя правосудием?
Лжешь, будто я – тиран?
Тля! Одолей орудие,
Раньше, чем хитить трон!
Что вами движет,
хищники?!
Жажда красной росы!
Только за ней и рыщете,
Демиурговы псы!
Сражение охватывает все пространство Друккарга от рухнувшей крепости почти до великого капища. Пятна подземных лун закрываются бешено проносящимися клочьями. Среди воинства Синклита сражаются: тот, кто был Прозревающим, Император-искупитель, Родомыслы прошлого, Рыцарь-монах.
Голос Яросвета
Красный чертог Великого Игвы
Я оставляю огню -
до тла.
Голоса праведников прошедшего
– К нижнему капищу путь прорубаем,
Светом слепим очи химер.
– Воющим сворам, лающим стаям
Путь отрезаем в темень пещер.
– Скоро крестом прикоснемся к устоям,
К сумрачным стенам новых гоморр.
Голоса родомыслов прошедшего
– Сходим к борцам, омраченным прежде:
Души их вспыхивают у рубежа.
– Медленно приподнимаются вежды,
С крепнущих воль пропадает ржа.