Мы были еще в значительной мере посторонними людьми. Так, например, в Пруссии мы вообще не имели прав на государственный аппарат. К тому же ассигнования на подобную пропаганду невозможно было провести по бюджету. Весь этот поход пришлось провести на добровольные пожертвования и он ничего не стоил государству. Это также был новый для Германии метод. Но главное было то, что мысль дала искру, которая сама разгорелась в пламя.
Стало ясным, что нация нуждается в цели, в патриотическом лозунге. Народ не был пресыщен; пресыщенный народ сходит со сцены. От застоя до регресса очень недалеко. Но у нас не было застоя, и вскоре вопрос о флоте был признан жизненно важным, и он стал само собой разумеющимся достоянием нации. Возможно, правда, что политически наивный немец решил вдруг, что он уже обладает флотом, в то время, когда флот еще нужно было строить. Несмотря на все мои предупреждения, нам не удалось совершенно избежать преувеличений и неуместных сравнений с Англией, вызовов и бестактностей в прессе, парламенте и в других общественных местах.
Но тот факт, что нация полюбила море, явился решающим успехом. Немец грешен национальными сумасбродствами только потому, что, будучи неисправимым фантастом в политике, он постоянно колеблется между двумя крайностями – опасением могущества и упоением им{73}.
2
15 сентября 1897 года я впервые доложил законопроект рейхсканцлеру князю Гогенлоэ. Я особенно настаивал на том, что всякая проволочка исключена; в следующем году состоятся выборы в рейхстаг; благодаря этому в случае отклонения закона можно избежать роспуска рейхстага и успешно использовать вопрос о флоте в предвыборной агитации. Новый же рейхстаг не захочет пойти на роспуск, ибо выборы истощат партийные кассы. 6 октября министерство дало свое согласие. Законопроект был опубликован в воскресенье рано утром, и оказывал влияние на публику в течение 36 часов, прежде чем Эуген Рихтер, которого это сделало особенно немилостивым, успел выступить против него в «Монтаг-Абендблат».
Противники флота в рейхстаге, да и не они одни, ополчились против умаления бюджетных прав парламента путем «этерната»{74}. Эуген Рихтер указывал в качестве прецедента на судьбу судостроительной программы 1865 года, отклоненной, несмотря на теплые чувства, которые возбуждал флот. Поскольку этот вопрос был еще ближе и теснее связан с конституционным, опаснее непримиримости Рихтера был тот факт, что и те круги, которые признавали материальную обоснованность и деловитость наших требований, в большинстве своем считали невозможным удовлетворить их в форме закона, даже если бы я головой поручился за необходимость этого. Когда речь заходила об этом, даже лучшие мои друзья пожимали плечами. Между тем, как я уже указывал выше, мне было принципиально важно провести программу именно в виде закона. Я указывал, что 14 броненосных кораблей, потребность в которых была признана в 1873 году, были утверждены к постройке и спущены 21 год спустя; только закон обеспечивал приемлемые сроки строительства, только он мог вывести флот из хаоса, слабости и внутреннего кризиса, в который ввергла его парламентская процедура.
Чтобы добиться принятия принципа закона, я ограничил свои материальные потребности абсолютным минимумом. Мы не требовали новых налогов и займов, добровольно ограничили наши расходы и приняли на себя обязательства в отношении этих последних сроком на семь или на шесть лет. Для начала мы требовали только маленького «флота для вылазок»; идти дальше этого в то время не было оснований, поскольку техническая подготовка к строительству кораблей в большом масштабе только начиналась. Поэтому мы придали этому первому шагу такую форму, что он являлся в основном лишь осуществлением штошевского плана «создания флота». Все это мероприятие не должно было казаться разрывом с прошлым. Была упомянута и мысль о береговой обороне – отчасти в целях сохранения исторической преемственности, а отчасти затем, чтобы нам не могли бросить обвинения в агрессивных планах.
К тому же налицо имелась эскадра броненосцев береговой обороны, которую попросту включили в программу.
Поскольку законопроект предусматривал замену этих кораблей в будущем, но не указывал, какими именно кораблями, это использование кораблей старого типа не препятствовало развитию судостроительной техники{75}.
Мы надеялись на успех в парламенте, ибо многолетняя тактическая работа позволяла дать программе твердое обоснование, так что законопроект предстал перед рейхстагом не как случайно возникшее, а как естественно вытекающее из опыта требование.
По совету Капелле, я ввел в первую программу пункт об ограничении расходов определенным максимумом. Хотя вопрос о финансировании ее не представлял никаких трудностей, ибо необходимые средства имелись в наличии и для получения их не нужно было вводить новых налогов, этот пункт сделал законопроект более приемлемым для рейхстага. Однако впоследствии, в ходе выполнения программы, он создал для нас ряд препятствий вследствие непрерывного падения стоимости денег.
Чтобы установить контакт с руководящими депутатами, я предложил своим сотрудникам устроить с ними ряд предварительных собеседований; когда их настроение выяснялось, я сам вступал в разговор. С Эугеном Рихтером ничего нельзя было поделать. Но часть свободомыслящих во главе с Бартом и Рикертом пошла за нами. Национал-либералы были нашими лучшими друзьями. Консерваторы сначала держались пассивно, но это не внушало мне беспокойства, ибо за исключением нескольких одиночек они принципиально голосовали за ассигнования на оборону, помня о тяжелом прошлом и грозном настоящем Пруссии-Германии. Перетянуть чашу весов в ту или иную сторону должен был центр.
Барон фон Гертлинг – друг нашего дела – подобно большинству политиков сомневался в возможности добиться принятия закона; он говорил, что поскольку каждый вопрос, касающийся флота, обсуждался до сих пор в отдельности, наши противники имели прекрасную возможность создать настроение против всякой судостроительной программы; этому способствовали и слухи о готовившемся государственном перевороте. Наши переговоры с лидером центра д-ром Либером, который наряду с личной восприимчивостью проявил большую деловитость, обеспечили, наконец, принятие закона. Замена семилетнего срока шестилетним была произведена по предложению самого Либера.
Так был осуществлен этот «прыжок через палку», который подвел законный фундамент под усиление нашего морского могущества. Рейхстаг частично отказался от своего права ежегодно вмешиваться в развитие нашего флота. Национальная точка эрения восторжествовала над стремлением к парламентской деятельности. В конечном счете нам удалось убедить парламент потому, что мы были сами убеждены в своей правоте.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});