Читать интересную книгу Империя Карла Великого и Арабский халифат. Конец античного мира - Анри Пирен

Помимо этого, римское право — точнее сказать, романизированное право, то есть римское право в том виде, в каком его восприняли германцы, — с его письменной процедурой, ведением письменного учета судебных решений, договоров и завещаний, требовало наличия многочисленных писарей-секретарей по всей стране. Именно для них писал Маркульф. Подавляющее большинство этих писарей-секретарей были мирянами, хотя встречались священнослужители, о чем мы находим упоминание в городских уложениях (уставах) — правилах, как жить и работать в городе, — составленных в Бурже и Анжере[161].

Естественно, существовали учебные заведения для обучения этих государственных служащих; этому вопросу посвящена одна из моих работ. Такие учебные заведения сохранились даже у лангобардов.

Среди вестготов было столь много людей, умеющих читать и писать, что король установил цену за экземпляр сборника ветсготских законов, по которой эти сборники следовало продавать. Таким образом, умение читать и писать было общим правилом среди тех, кто в той или иной степени был связан с государственным управлением.

Экономическая необходимость требовала наличия определенного уровня грамотности и у торговцев. Класс профессиональных торговцев, перевозивших товары на большие расстояния, не мог бы выполнять свою работу, не обладая минимально необходимым для этого уровнем грамотности. Более того, благодаря Цезарию из Арля нам известно, что у торговцев были культурные и образованные помощники.

В эпоху Меровингов письмо было необходимо для нормального развития общества. Этим объясняется сохранение римской письменности во всех варварских королевствах, возникших на территории Западной Римской империи. Римское письмо сохранилось в виде скорописи (курсива), которой стали писать начиная с V в.; это было деловое письмо, а не каллиграфия. Именно от него произошли меровингская, вестготская и лангобардская письменность, которые еще недавно называли национальным письмом или национальной письменностью, что неверно, поскольку, строго говоря, речь шла о вариации римского письма, увековеченного государственными служащими, сотрудниками различных органов управления и торговцами.

Письмо курсивом вполне подходило для живого, но находящегося в упадке языка, которым пользовались в то время. В повседневной жизни латынь была еще более искажена и огрублена, чем в литературе и письменном творчестве; это был язык, изобилующий грамматическими неточностями и ошибками, не признававший четких грамматических правил, — но при всем при том это была латынь. Ученые назвали этот язык «народной латынью», или «вульгарной латынью». Но именно этот язык получил всеобщую поддержку и активно использовался, особенно в Галлии, поскольку это был действительно народный язык, на котором говорили все. Поэтому в органах управления последовали народному примеру. Именно эта латынь преподавалась в небольших школах. Нет ни одного письменного источника, упоминающего о том, как это мы видим в ряде документов, относящихся к VIII в., что в храме прихожане не понимали того, что говорил священник. В данном случае мы опять имеем дело, так сказать, с варваризацией латыни. Но в этой варваризации не было ничего германского. Латынь как язык выжила. И именно этот язык обеспечил целостность Романии до VIII в. включительно.

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

С какой стороны ни посмотреть, можно точно сказать, что создание варварских государств на территории Римской империи не внесло каких-либо новшеств в общественные порядки, которые оказали бы определяющее воздействие на последующее историческое развитие[162].

Германцы не уничтожили империю; они лишь ликвидировали правительство, правившее от имени императора на Западе. Сами германцы признавали власть императора, обосновавшись на территории империи на правах федератов, то есть на условии выполнения определенных повинностей в пользу империи. Германцы отнюдь не хотели заменить империю чем-то другим; они просто хотели осесть в ней, и, хотя это сопровождалось серьезным упадком во всех областях общественной жизни, германцы не стали менять форму правления и систему управления государством. Они, так сказать, разделили древний дворец на несколько частей и получили собственные покои, сохранив при этом само здание. Короче говоря, в своей основе Романия по-прежнему оставалась средиземноморской. Приграничные территории империи, остававшиеся германскими, а также Британия еще не играли тогда сколько-нибудь серьезной роли; было бы ошибкой рассматривать происходившее там как отправную точку новых процессов и изменений в тот период, о котором мы ведем речь. Если сохранять объективность, то действительно серьезным новшеством той эпохи, носившим политический характер, следует считать тот факт, что на территории Западной Римской империи вместо единого римского государства возникло несколько государств — варварских королевств. И этот новый политический фактор имел действительно очень большое значение. Политическая конфигурация Европы изменилась, но в своей основе общественная жизнь осталась такой же, как и прежде. Новые государства, которые иногда называют национальными государствами, на самом деле не были никакими национальными; это были лишь части ранее существовавшего великого единого целого, на которые это целое распалось. Никаких основополагающих качественных изменений в общественной жизни на всей территории, занятой варварами, за исключением Британии, не произошло.

В Британии и власть императора, и порядки, характерные для империи, и римская цивилизация в целом прекратили свое существование. О прошлом больше ничто не напоминало. Возник новый мир. Все римское было заменено германским: и право, и язык, и общественные институты. Формировалась новая цивилизация, которую можно назвать северной, скандинавской или германской. Она представляла собой прямую противоположность средиземноморской цивилизации позднего периода Римской империи, цивилизации, являвшейся последней формой Античности. Здесь не осталось и следа от римского государства с его правовым идеалом, обществом, состоящим из граждан, и христианской религией; здесь общество было основано на кровном родстве, на родовых отношениях, на семейной общине, и это соответствующим образом сказалось на законодательстве, морали и экономической системе; здесь мы видим то язычество, которое было воспето в древних героических поэмах. Именно все это составляло своеобразие и самобытность общественных порядков, созданных здесь варварами; они отбросили старый мир, чтобы занять его место. В Британии зарождалась новая эпоха, и она характеризовалась отсутствием какой-либо тяги к южным районам, входившим в орбиту средиземноморской цивилизации. Человек с севера просто захватил и стал использовать по своему усмотрению крайние пределы Романии, с которой у него не было связано каких-либо воспоминаний, императора которой он отверг (и власть его не признавал) и которой он ничего не был должен. Его ничто с империей не связывало, и он во всех смыслах слова занял ее место и тем самым ее уничтожил, не оставив от нее никакого следа на британской земле.

Англосаксы вторглись в пределы империи из мест, где все было германским, и они никогда не подпадали под влияние Рима. Далее, Британия, где они утвердились и осели, была самой нероманизированной из всех римских провинций. В Британии, таким образом, они остались сами собой: германский, северный, варварский дух этих людей, культура которых может быть названа гомеровской, поскольку была воспета в том числе и в его поэмах, был очень важным фактором, сыгравшим большую роль в истории Британии.

Но следует подчеркнуть, что англосаксонская Британия представляла собой уникальное явление. На Европейском континенте мы больше ничего подобного не обнаруживаем. В континентальной Европе Романия по-прежнему продолжала существовать, за исключением территорий, расположенных на границе империи, по линии Рейн — Дунай, то есть провинций Германия, Реция, Норик и Паннония; вторгнувшиеся, точнее, хлынувшие сюда со своих земель германцы вытеснили местное римское население в южные районы империи. Однако эти территории не играли самостоятельной роли, поскольку они стали частью варварских королевств, таких как Франкское или Остготское, образовавшихся в самом сердце Романии. И, что было совершенно очевидно, на территории этих королевств общественные порядки не изменились и положение дел осталось таким же, как и до вторжения. Германцев было слишком мало, и они слишком долго находились в контакте с империей, поэтому они, что было неизбежно, фактически растворились среди местного римского населения. Что действительно удивляет, так это практически полное отсутствие германских черт или традиций в королевствах, которыми правили германские королевские династии. Язык, религия, государственные институты и искусство — все это не содержало ничего или почти ничего германского. Мы видим некоторое германское влияние в праве тех государств, которые располагались севернее Сены и Альп; но до вторжения лангобардов в Италию это влияние было не столь уж сильным, да и страны эти не играли сколько-нибудь важной роли. Если кто-то придерживается иной точки зрения насчет германского влияния в западной части Римской империи, то это вследствие того, что они стоят на позициях германской научной школы в этом вопросе и ошибочно приписывают Галлии, Италии и Испании то, что они обнаружили в своде законов неримского права или вульгаризованного римского права, действовавших у салических (приморских) и рипуарских (береговых) франков, а также у баваров. Они также приписывают периоду, предшествовавшему началу правления династии Каролингов, черты и тенденции, характерные для более позднего периода, а именно когда Каролинги уже были у власти. Более того, они явно преувеличивают роль меровингской Галлии, приписывая ей то, что для нее было характерно в более поздний период.