Тиира бросил на него свирепый взгляд, выпил кружку залпом, утерся кудлатой бородой и заговорил:
– Случилось это лет двадцать тому назад. Я в то время на промыслы уже не ходил, а жил в Заельниках у родни. И вот прибегают ко мне людишки и вопят, что на горе Браге появилось чудовище и напало на озерные выселки, вот эту самую деревню. Делать нечего, пошел я разбираться. В моих охотничьих угодьях должен быть порядок, иначе сразу какой-нибудь сосед явится проведать – не утратил ли брат-охотник чутье да сноровку…
– Так все райдены и сгинули, испытывая друг друга, – кивнул Вяйно. Прозрачный намек Тииры вызвал у него только горькую улыбку.
– И что дальше было? – с любопытством спросил Калли.
– Люди болтали о чудовище невесть что: дескать, оно и трехглавое, и крылатое, и огнедышащее, вместо перьев у него острые клинки, а крик сводит с ума. Вылетело из грозовой тучи, свило себе гнездо на Браге, а потом слетело вниз, к озеру, и давай пировать.
– Что-то я такое слышал, – сказал Вяйно. – А как было на самом деле?
– Крикуны, как водится, всё переврали, – продолжал Тиира. – Не было никакого трехголового чудовища. Пришел я на озеро, смотрю – деревня уже догорает, живых не осталось, и никого там нет, кроме той хищной твари. Крови напилась, убийствами насытилась, крылья раскинула – отдыхает. Я ее, конечно, сразу узнал. Не из тучи она явилась, а прямиком из Похъёлы.
– Верно ли я тебя понял? – спросил Вяйно. – Это был тун?
– Он самый. Точнее, она. Тиира тяжело вздохнул:
– Мне повезло, что она устала и опьянела от человечины, иначе бы никогда мне с ней не справиться. После долгой борьбы мне удалось прогнать ее из деревни. Тварь сбежала на Браге. Она так опилась крови, что едва могла лететь, – будь я лет на пятьдесят помоложе, просто снял бы ее из самострела. Взошли мы на Браге, и там… Ох тяжко мне все это рассказывать, брат райден. После той битвы со мной случилось что-то недоброе. Словно я сам теперь вроде тех мертвецов, что мои ворота по ночам глодают. Вроде всё как раньше, а иногда кажется – пелена глаза застлала. Смотрю на одно – вижу другое. Вот ты пришел, а я тебя не признал…
– Ты говори, говори, – мягко сказал Вяйнемейнен.
– Ты бывал на Браге? Там наверху круглая поляна, а на ней – кольцо камней. Хороший рунный круг, я им сам нередко пользовался. Тварь вошла в него – и исчезла, скрылась из этого мира. Но в старые времена удрать от меня было непросто. Мы летели в полной темноте до самого утра, а когда рассвело, я увидел, что внизу – море. Тварь летела все медленнее, и я был уверен, что вот-вот ее нагоню. Но потом вдалеке показался остров – одинокий пик посреди моря, вершиной уходящий в облака…
Голос Тииры снова задрожал.
– Ох, желал бы я его забыть! Первое, что я увидел, – тучи чаек. Кружатся, кричат, как обезумевшие, бросаются на скалы, падают в волны – все камни в белых перьях и кровавых пятнах. Когда-то на острове росли сосны, но все они словно засохли в одночасье. Одни свалились на скалы, в прибой, и громоздились там, как непогребенные трупы, другие так и стояли, словно мертвецы в дозоре. Берег усыпан человеческими костями. Только одно там было живое, страдающее, могучее и страшное – сама скала. Она тянула меня к себе, как рыбак тащит рыбу сетью. Летучая тварь безрассудно устремилась прямо к ней. Я попробовал сопротивляться, но почувствовал, что скала вытягивает душу из моего тела. Меня охватила смертная тоска. Я чувствовал, что ослеп и оглох и больше себе не подчиняюсь. Тут силы покинули меня, и, не долетев до острова, я упал в море.
Когда я очнулся, вокруг была только вода, а никакого острова не было и в помине. К счастью, Лесной Хозяин, господин Тапио, решил мне помочь, уж не знаю почему. Сначала он послал мне сосновый ствол, за который я уцепился, а потом – сильнейшее течение, которое повлекло меня неведомо куда. Течение прибило сосновый ствол к незнакомому пустынному берегу, сумрачному и неприветливому. Думаю, то был берег Маналы. Но мне и того было довольно: чуть отдышавшись, я начертил на песке рунный круг и каким-то чудом смог вернуться обратно на гору Браге.
Тиира снова испустил глубокий вздох.
– Несколько дней спустя я вернулся на гору и захотел вновь отправиться на поиски туна, но не смог пройти через круг. Мои чары оказались бессильными. Я пытался снова и снова, пока не почувствовал, что схожу с ума. Тогда я покинул гору Браге и больше туда не приходил.
«Его чары тут ни при чем, – подумал Вяйно. – Некто просто запечатал круг, чтобы Тиира не мог попасть туда, куда не следует. А потом принялся за него самого…»
– Почему ты решил, что тебе помог именно Тапио?
– Он сам назвал свое имя, когда я вырезал его идол из соснового корня.
В избе воцарилась тишина. Калли с уважением глядел на косматого старикашку, который поначалу показался ему таким жалким. Вяйно сохранял спокойствие, но в душе он был поражен не меньше Калли. «Живая скала, уходящая в небо! Куда же это тебя занесло, бедняга? Точнее – куда тебя заманили туны?»
Вяйно перевел взгляд на деревянного божка. На Тапио идол не походил нисколько. Может ли быть, что именно в таком облике он явился Тиире? «Лесной Хозяин, владыка Тапиолы! – мысленно попробовал чародей воззвать к божку. – Бывало, ты приходил на мой зов, откликнись и теперь!» Ответа пришлось ждать долго. Наконец он пришел – слабый, далекий, и совсем не от Тапио. Вяйно мгновенно остановил мысли и ушел глубоко в воды безмолвия, к корням тишины, ускользая от ищущего взгляда той, которую боялись все, но поклонялись которой – только в Похъёле.
Ни Тиира, ни Калли не заметили, что Вяйнемейнен неожиданно закрыл глаза и окаменел лицом. Захмелевший старый райден, уткнувшись в кружку, пенял на неблагодарных людишек. А все внимание Калли было приковано к длинному черному перу, что лежало на столе среди объедков. Для любой из лесных птиц оно было слишком длинным, а его конец украшала острая стальная накладка. Воровато глянув на Вяйно, холоп быстро сбросил перо под стол.
– …ох, старость не радость! – жаловался Тиира. – Все меня забыли, никто не приходит навестить старика. Ничего уж не могу – ноги не ходят, глаза не видят. Живу как барсук в норе, грязью зарастаю. Крыльцо подмести давеча хотел – спина не гнется… Я внучке говорил, хоть бы ты у меня пожила, так боится глупая старуха, даже с лодки на берег не сходит… Печь топить боюсь, как бы не угореть… Впору пойти да и удавиться на собственных воротах!
Вяйно открыл глаза. За окном синело небо – близился рассвет.
«Будь ты трижды благословен, Тиира, что не позволил мне к нему прикоснуться!» – подумал чародей, стараясь не смотреть на черного божка – образ смертоносной Калмы.
Когда гости вышли во двор и с наслаждением вдохнули чистый лесной воздух, уже почти рассвело. Сгоревшую деревню затянуло жемчужным туманом. В избе храпел Тиира, уснувший прямо за столом среди объедков.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});