— Кхассер, говоришь? — усмехнулся воин, — какой именно?
— Брейр.
— Делать ему больше нечего, как за испорченными виртами смотреть, — глубокий глоток, и осознанности в уцелевшем глазе стало еще меньше, — но раз сказал, то путь так и будет. Вирта теперь на тебе. Только учти, я больше к ней не сунусь. И если она сдохнет — то уже не по моей вине.
— Спасибо, — Ким учтиво поклонилась и поспешила на улицу. Выйдя из шатра, она позволила себе шумно выдохнуть и прижать руку к груди, где бешено билось испуганное сердце.
Ей удалось. Пусть не совсем честно, пусть переврав чужие слова, но все-таки удалось. Теперь она могла приходить к Лиссе когда будет нужно и ухаживать, не скрываясь. Повар наверняка будет лютовать, узнав, что у его хвеллы появились дополнительные обязанности, но иначе Ким все равно не могла поступить. Дело сделано. Теперь можно выдохнуть и успокоиться.
Однако к ночи, несмотря на удачное решение вопроса с Лиссой, тревога так и не прошла, а наоборот превратилась во что-то яростное, непреодолимое, гнавшее вперед. Куда, зачем — не понятно, но в душе снова звенело, подталкивая к решительным действиям.
Что за это за действия Ким понять не могла. Она просто слонялась по шатру, изнывая от нетерпения. Посидела, полежала, постояла на пороге, не решаясь выйти на улицу.
Хассса, как всегда, не было и, впервые решив воспользоваться его отсутствием, а заодно чтобы отвлечься, Ким аккуратно посмотрела, что в свитках, лежащих на столе, что на стеллаже. Какие-то записи, на неизвестном ей языке, чертежи, поблекнувшие карты предгорья, с отмеченными лагерями андракийцев. Все не то!
Ким искала другие карты, на которых были бы указаны пограничные горы и долина Изгнанников, а заодно переходы. Но, к сожалению, сколько бы она ни рылась в вещах кхассера, ничего подобного ей так и не попалось.
Расстроенная неудачей Ким снова подошла к выходу.
Сумерки уже целовали равнину, костры разжигались и веселые голоса наполняли все вокруг. Лагерь пульсировал, светился, звучал на разные голоса. Он был живым.
Его пульсация отдавалась где-то глубоко в животе. Сворачивалась тугими кольцами, дрожала, наполняла нетерпением, маня, подгоняя, заставляя забывать обо всем. И в какой-то момент Ким почувствовала, что больше не может сидеть на месте, не может ждать. Что ей надо туда, где полыхают костры до самого неба, где звучит музыка и хрупкие женские тела извиваются в страстном танце, древнем как сама жизнь. Ей хотелось видеть, чувствовать, участвовать.
Хасс, наверняка, рассердится, если увидит ее среди танцующих, может быть даже накажет — посадит под замок, вообще запретит выходить на улицу, но сейчас ее это волновало так мало.
Подумаешь Хасс, подумаешь рассердится.
Страх оказаться наказанной отступал перед томлением, расползавшимся в груди. И когда до нее донеслись отголоски той самой мелодии, чувственные, пронизывающие насквозь, она решилась.
Воровато оглянулась, будто ждала что из глубины шатра сейчас выйдет мрачный хозяин, набрала воздуха полную грудь и сделала первый шаг.
Биение сердца ускорялось. Его грохот оглушал, и каждый вдох отдавался сладким предвкушением. Тягучим, обжигающим, пугающим и в тоже время таким притягательным, что неважно повернуть назад.
Ей надо было туда. Быстрее. Прямо сейчас. Пока звучат эти дивные переливы.
Перебежав широкий проход, она юркнула в темный проулок, намереваясь сократить путь по знакомым тропочкам-проходам, но с размаху налетела на что-то большое, твёрдое как камень. Живое и чертовски горячее.
Налетела и чуть не повалилась на землю, в последний момент почувствовав, как на ее локте сжимаются крепкие пальцы, не позволяя упасть.
Это был Хасс.
Глава 14
Он сам не знал, какая нелегкая привела его сюда. Просто в какой-то момент понял, что должен проверить, убедиться, что все в порядке. Посмотреть, что делает его пленница, когда остается в шатре одна.
А она часто была одна. Очень часто. Как бы не смешно было это признавать, но Хасс избегал ее. Старался держаться как можно дальше от хрупкой девчонки в рабском одеянии, потому что рядом с ней что-то давало сбой. Мешало сосредоточиться на том, что важно. Мешало дышать. Стоило ей оказаться в поле зрения, и он уже не мог оторвать взгляд, следил за каждым движением, ловил его жадно, впитывал, запоминал. Именно поэтому вечера он предпочитал проводить не у себя, а если не в обходах, то в толпе. Там, где весело, где нет времени погрузиться в мысли, где есть доступные тела и крепкие напитки. Где есть то, что могло помочь отвлечься, переключиться, сбить ту пелену безумия, что затмевала мозги.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Но сегодня…сегодня зверь бесновался и гнал его обратно, и как оказалось не зря.
Бродяжка куда-то бежала, наплевав на прямой запрет выходить из шатра. Так спешила, что наскочила на него и отлетела в сторону. Не поймай он ее в последний момент — рухнула бы на землю.
— Куда собралась? — спросил Хасс, отпуская худенькое плечико. Ему показалось, что сжал слишком крепко. Больно. Но Ким даже не обратила внимания.
Она вскинула на него полубезумный взгляд, в котором полыхали отблески факелов и страх. Не перед ним. Она боялась куда-то не успеть, пропустить, не увидеть…
— Я…мне надо!
Он присмотрелся, пытаясь понять, что не так. Жадно втянул воздух, впитывая ее особый аромат, напоминающий весенний цветущий сад. Сквозь него едва уловимым шлейфом пробивалась знакомая коварная сладость хорн-травы.
— Посмотри на меня! — отрывисто потребовал Хасс, и когда Ким никак не о реагировала на его приказ, вместо этого попытавшись проскочить мимо, он ухватил ее одной рукой за плечо, второй впился в подбородок, вынуждая поднять голову, — я сказал, посмотри на меня!
Ким снова подняла на него лихорадочный взгляд. В нем плескалось желание, смешанное с дикой потребность куда-то идти и что-то делать.
— Что ты пила?
— Ничего, — бродяжка попыталась вывернуться, но быстро запыхалась и обессиленно повисла в его руках.
— Не зли меня, — процедил сквозь зубы, чувствуя, что закипает, — что ты пила?
— Да ничего. Кроме воды! Нельзя? — непривычно смело, не понимая, что это не она сама, а коварный напиток, кипящий в крови.
— Кто тебе ее дал?
— Сама, ковшом из ведра брала! А потом еще тайком пила, когда повар уходил, — с вызовом ответила Ким. В другой ситуации она бы ни за что не призналась в своеволии, но сейчас ее переполняла шальная отвага, — и еще стакан утащила, когда по лагерю ходила! Даже два!
Все не то…
— Кто-нибудь давал тебе воду просто так, по собственному желанию?
— Я не помню, — она беспечно отмахнулась. Какая разница, кто и что давал? Идти надо, срочно, а она вместо этого приходится отвечать на бестолковые вопросы.
Хасс зарычал, чувствуя, как заостряются клыки.
Она шла на чей-то зов. Он уловил его отголоски, яростные, требовательные, держащие хрупкое сознание в железных тисках. Ее вел кто-то из своих, из кхассеров.
— К кому ты сейчас шла? — встряхнул ее грубо.
Ким недоуменно моргнула, будто пытаясь вспомнить, а к кому же она действительно шла. Думала, думала, потом просияла:
— К Брейру.
Точно! Ей срочно надо было найти молодого кхассера. Очень надо. И ничего важнее этого не было.
Перед глазами Хасса заклубилось красное марево ярости. С трудом переборол желание прямо сейчас найти наглеца, посмевшего сунуться к Ким, и разодрать его в клочья. Это он сделает потом, завтра. Сейчас была проблема поважнее. Она пыхтела у него в руках пытаясь вырваться, бухтела и нетерпеливо вглядывалась в темноту за его спиной, будто ждала кого-то.
— Все. Нагулялась!
— Ты не понимаешь! Мне надо! — уперлась Ким.
Вне себя от злости он схватил ее за руку и потащил обратно к своему шатру. Закинул внутрь, как провинившегося котенка:
— Выйдешь отсюда — будут проблемы. Гарантирую.
Он и так был слишком добр к ней. Надо было сразу посадить на цепь, чтобы не путалась под ногами и не отвлекала.