с постепенным отказом от молодежного экстремального поведения; тюремная карьера воспринимается здесь как возможная, но нежелательная. Кроме того, даже при нынешних трансформациях воровских понятий, предоставляющих все большую свободу действий, «бандитское сообщество оказалось более гибким, лучше приспособленным к реалиям капиталистической России. В отличие от воровской организации, возникшей в условиях преследования со стороны советской власти, бандитский социальный порядок менее иерархичен и директивен. Он больше ориентирован на прагматическую рациональность современного мира, сложную систему взаимозависимостей и различных интересов»[238].
Роберт Гараев, рассматривая историю казанских уличных сообществ, указывает множество случаев, когда профессиональные воры влияли на деятельность уличных группировок; например, это было при переходе к рыночной экономике, когда в 1990-м году лидеры группировок при участии воров закрепили договоренность о совместных действиях в новых условиях[239]. Однако при этом Гараев не отождествлял бандитизм «улиц» с «движением АУЕ». В одном из интервью он говорил: «АУЕ — это романтизация криминала по воровскому типу. То, о чем говорится в книге [„Слово пацана“], — немного другое. Конечно, мировоззрение подростков формировалось отчасти под влиянием мест заключения, но это влияние значительно трансформировалось, когда возникли уличные порядки. Пацанские понятия вобрали в себя и воровские законы, и армейские правила, и даже некоторые правила чести аристократии»[240]. Один из информантов Гараева, мужчина 1981 г. р., говорит (хотя, возможно, и несколько субъективно): «У нас меньше блат-педали, нет АУЕ какого-нибудь. Были попытки ставить воров в законе смотрящими за городом. В Казани это оказалось физически невозможно, потому что каждый сам себе авторитет. Вся эта воровская тематика не вперлась, потому что пацаны изначально не были нацелены на то, чтобы садиться в лагеря и там что-то качать. Это потом уже много народу попало за решетку, и приходилось там качать на местных темах. Как там все это происходило, я не знаю. Вот все же были воровские понятия, а мы жили по пацанским понятиям, когда в приоритете — улица и принципы уличные. Они могли коренным образом отличаться от воровской тематики. Не такие строгие были и более беспредельные. Пацан может делать бизнес, служить в армии и много того, что не может себе позволить человек, подвисший на блат-педали»[241].
Один из моих казанских информантов, мужчина 1978 г. р., до сих пор поддерживающий связи с уличным сообществом, так сформулировал отношение к «воровскому» на улицах Казани: «Хотя там и отсидевших было много, но такого, чтобы воров любили в Казани, как сейчас ходят: „АУЕ!“ — такого не было. Была улица, своя территория, за которую стояло столько народу».
Можно предположить, что последние годы в уличной среде Казани происходит рост интереса именно к «воровской» идеологии; об этом говорит, например, один из информантов Гараева, 1998 г. р.: «Что касается АУЕ, то если раньше казанские группировки отстранялись от воровской темы, то сейчас обратная ситуация. Молодежь в группировках старается жить по воровским законам и всем их навязывать. Например, поборы в школах: они отнимают деньги у детей, прикрывая это тем, что сегодня ты помогаешь пацанам на зоне, а завтра будут помогать тебе»[242].
Но одного только этого утверждения явно недостаточно для обобщения; возможное изменение идеологии трудно выявить и просчитать количественно. О неопределенности исследовательской ситуации можно судить по статьям А. В. Иванова и В. Е. Козлова[243], написанным на материалах исследования в октябре 2018 года; было взято двадцать интервью с «участниками и активистами движения „А. У. Е.“» из городов Татарстана. Авторы сделали добротное этнографическое исследование, они описали уличные сообщества, которые образуются по принципу соседского проживания: «во дворе там, когда ты общаешься постоянно, постоянно на улице трешься, когда особенно по малолетке, лет 15–14, молодых ребят начинают к этому как-то приобщать, рассказывать им, подтягивать, так сказать. И ты волей-неволей в это втягиваешься, начинаешь жить постоянно с пацанами, постоянно время проводить, ходить там на какие-то драки, стычки, какие-то конфликты. И уже они становятся тебе ближе, чем семья, начинаешь жить „на улице“ уже, грубо говоря» (муж., 21 год); «мы постоянно, как время проводим, на улице сидим. Пивка попить там, поговорить там, о том о сем, покурить, семки погрызть. Досуг, какой досуг, че мы в кино пойдем или в музей толпой? С пацанами можно так потрещать там на улице по разговорам» (муж., 21 год). В уличные сообщества принимают не всех («человек не сразу идет к нам в улицу. (…) К человеку присматриваешься, его подтягивают, первое время за ним присматриваешь, смотришь его повадки, так сказать разные задания даешь, смотришь как человек справляется. Выдерживает он или нет» (муж., 20 лет). Участник сообщества должен обладать определенными личностными качествами: «ты можешь быть человеком незаурядным и при этом физически не сильным, но при этом, если ты обладаешь качествами общения людского и как бы вообще понимаешь, что это тебе надо, то тебя примут» (муж., 22 года); «пацана же сразу видно, если он уличный, то видно по его походке, по его манерам, как он себя ведет, он уверенно себя ведет, он не оглядывается, он не переживает, он уверенно идет просто гордо подняв голову, это его район, он что хочет тут, то и делает. Он тут хозяин» (муж., 21 год). Участники сообществ проявляют агрессию по отношению к «не пацанам», «лохам»: «и вот мы, пацаны, отдыхаем во дворе, там ты идешь весь такой татуированный там, с причесочкой модной, естественно мы до тебя до… емся, потому что ты, ну, по тебе видно там, что ты ничего не ответишь и ничего не сделаешь. Можно там с тебя стрясти денег» (муж., 21 год). Декларируется защита от правоохранительных органов: «неприемлемо своих сдавать, неприемлемо мусорам идти писать в какой-то ситуации заявление, или обращаться за помощью к органам, это неприемлемо» (муж., 21 год). Происходит сбор средств, в том числе для участников группировки, находящихся в заключении: «ну минималка есть, там 300, 1000, 500 рублей минималка, в зависимости от возраста, кто постарше, побольше кидают, потому что уже обосновались, уже есть заработки, ну если школьник, да, он за неделю больше 300 и не накопит же» (муж., 21 год).
Проблема процитированной статьи в том, что «АУЕ субкультура», как она описана авторами, ничем не отличается от уличных сообществ казанского типа. Описана уже известная этнографическая реальность, но она названа по-другому, с употреблением аббревиатуры АУЕ. Примечательно, что ни в одной из приведенных цитат информантов про АУЕ не говорится, речь идет только про «улицы» — это местный