Местная большевичка Ораушкина, кухарка бесплатной столовой, узнала о сигнале к бою за полчаса до него. Когда принесла весть Пудовочкину, оставалось тринадцать минут.
Тот глянул в окно на рыночную площадь: было по–праздничному людно. Он моментально заметил среди народа нестарых людей с засученными рукавами и без шапок: они топтались близко от дома, держали руки в карманах.
Пудовочкин бросился в другую комнату взглянуть во двор. Он был пуст. Напротив дома — каретный сарай и баня. В их стенах зияют щели, отсутствуют несколько досок. Более чем вероятно, что там затаились стрелки, держат под прицелом окна и выход во двор.
В доме с командиром были Сунцов, пятеро охранников, да часовой стоял у входа с площади. Часового укокошат в первый же момент. Пудовочкин приказал отозвать его в здание. Мелькнула мысль о заложниках. Когда он занял дом, хозяин–сахарозаводчик с семьёй переехал в монастырь, где ему дали приют. Остались дальняя родственница–старуха, лакей и пожилая горничная.
Теперь никого из них не оказалось. Да и вряд ли захват этих людей остановил бы нападающих…
Командир и охрана метались по зданию. Пудовочкин понимал: выйди он, его немедля возьмут в кольцо или тотчас начнут стрелять, не дожидаясь общего
сигнала. Отойти от дома уже не дадут.
Он сгрёб Сунцова за грудки:
— Так чего, Серёга, обожгутся они об нас?
Тот, бледный, вспотевший, ощерился:
— Подгорят, как без масла!
Гигант отбросил его, точно вещь, шагнул в нужник, возвратился в коридор.
— Они думают, мы под их пули выбегим, а мы: нате вам …! Здесь станем отбиваться, пока отряд нас не выручит. Патронов, гранат, взрывчатки нам не
занимать.
— А если перебьют отряд? — скучно спросил Сунцов.
— Чего? Прям весь город и навалится, ха–ха–ха! Куда им. Четыре из пяти, кто обещался в бой, под койкой будут сидеть, я ихо нутро знаю. Оно, конечно: сразу–то много наших побьют тёпленькими, но вскоре и скиснут. Начнут сами обороняться, другие вовсе побегут. — Пудовочкин говорил наставительно:
охранники жадно внимали, сжимая винтовки. Раньше никто не слышал от командира больше трёх фраз подряд, а сейчас слова лились:
— Нас убивать досконально — на то нужен запал, какого нет у них. Мы — сила, мы — власть, а они — куриная публика. Так что волнуйтесь об одном: до завтра, до утра вам предстоит расстрелами заниматься, без передыху.
Красногвардейцы заухмылялись. Заняли позиции у запертых дверей, у окон, нацелили во двор ручной пулемёт.
Пудовочкин опять зашёл в нужник: это был просторный с комфортом устроенный ватер–клозет. Единственное окошко, находясь в торцевой стене дома, глядело на узенькую улочку. В оконце не пролез бы и шестилетний ребёнок; вряд ли его сейчас стерегли.
Пудовочкин вооружился пистолетом и винтовкой, набил карманы патронами, подвесил к поясу гранаты. Он мало верил в то, что сказал охране о «куриной публике». Мещане изменились за последнее время. Он знал случаи, когда они без чьей–либо помощи окружали и уничтожали бандитские шайки. Успокоив охрану, командир вовсе не собирался сидеть и отстреливаться в окружённом здании.
***
Он положил в оконце ватер–клозета десять фунтов динамита. В это время колокола ударили в набат. Из каретного сарая, из бани выскочили люди — оглушительно–резко застрочил ручной пулемёт, загрохотали винтовки охраны.
Пудовочкин зажёг фитиль, отпрянул в коридор, прыгнул в боковую комнату и лёг на пол. Дом качнулся от взрыва. Гигант вновь рванулся в нужник: в клубы пыли, в едкий дым. Полстены разнесло. Он перемахнул через груду битого камня, вывалился в пролом. Минуту спустя уже мчался по улочке.
Когда преследователи выскочили на улочку, бегущему оставалось до угла три шага…
Густо грянули ружейные выстрелы. Пудовочкин скрылся за углом. За ним бежали.
24
Заговорщики выделили против Пудовочкина семнадцать человек. Десятеро приблизились к дому с фасада, семеро проникли в каретный сарай и в баню. Среди них — Толубинов и Бесперстов.
Группой в десять человек командовал поручик Кумоваев. Он и его люди видели, как в дом прошла Ораушкина: поручик заподозрил худое. Но шума в доме не поднялось, а Ораушкина была молодая здоровая бабёнка: так что её ранний визит мог объясняться не стремлением предупредить о заговоре, а
совсем иной причиной. Когда часовой покинул пост у крыльца, пришла уверенность, что Пудовочкин ни о чём не тревожится.
А капитан Толубинов смотрел на часы. С ударом колокола он вышел из укрытия и был на месте убит пулемётной очередью. Бесперстов успел отскочить назад в баню. С ним рядом прижался к полу Григорий Архипович Кумоваев. Ещё двое залегли в сарае. От семи боевиков осталось четверо.
В этот миг землю тряхнуло, саданул мощнейший раскат грома — у торца здания высоко взметнулся огненно–чёрный смерч.
Столб жёлто–коричневого дыма крутился, толстел — и в несколько секунд растаял.
Бесперстов, человек штатский, решил, что вторая группа бросила в дом гранату. Приподнявшись, стал бить из маузера в окно, откуда только что строчил пулемёт. В доме громыхнули два взрыва.
Дверь во двор распахнулась, выскочил один охранник, другой. Из сарая сухо затрещали револьверы, дуплетом шарахнула двустволка Кумоваева.
Красногвардейцы корчатся на земле в агонии. Из дома плывут клубы дыма.
Бесперстов, его люди побежали через двор.
И тут, пошатываясь, вышел Сунцов. В жёлтом полушубке, на груди — красный бант, шея обмотана ярко–зелёным шёлковым платком, чёрный разметавшийся чуб свесился на глаза. В руках — по револьверу, палит из обоих. Рядом с Бесперстовым кто–то упал.
Бесперстов нажал на спусковой крючок маузера. Сунцов повалился ничком, лоб стукнул о землю. Приподнялось окровавленное лицо:
— А ежели не сдохну? — перевернулся набок и, лёжа, дважды выстрелил в Бесперстова.
Кумоваев стоял над Сунцовым, в которого разрядил двустволку. Руки Григория Архиповича тряслись. Из семи человек его группы он один был живой.
25
Когда ударили в набат, шестеро из десяти боевиков прижимались к фасаду дома: попасть в них из окон, не высовываясь, было невозможно. Четверо других стали стрелять в окна из револьверов с расстояния сажени в три. Одновременно открыли огонь охранники. Один из них бросил гранату, бросил слишком
далеко: она взорвалась позади нападавших, убив проходившую женщину, ранив нескольких случайных людей. Были ранены и двое атакующих.
Грохнул взрыв в торце здания. Те, кто приникли к фасаду, не растерялись. Швырнули в окна гранаты. Затем один, пригнувшись, упёр руки в стену: другие стали вскакивать на него и прыгать в окно.
Первым был поручик Кумоваев. Он застрелил раненого охранника, схватил его винтовку. Бросившись в коридор, увидел зияющий дверной проём нужника, кучу щебня, брешь в стене. Ещё не осознав, что это значит, подчиняясь инстинкту, рванулся в пролом. За ним кинулся Василий Уваровский — уже и он с винтовкой.
Очутившись на улочке, они заметили убегавшего Пудовочкина. Выстрелили по нему: поручик с колена, Уваровский — стоя. Пудовочкин пропал за углом, они помчались следом.
Кругом в городе трещали, стегали, хлопали, раскатисто гремели выстрелы.
26
На Извозной улице, шагах в сорока от дома Зверянского, стоял Фёдор Иванович Медоборов, бывший фронтовик, унтер–офицер, а ныне — пекарь. Он сам поставил себе задачу: добыть винтовку и, заняв позицию на перекрёстке, стрелять в красногвардейцев, которые окажутся на улице. Фёдор Иванович презирал красных. Он вышел безоружным, не прихватив даже ножа. Утро выдалось солнечное, но не тёплое. Однако Медоборов надел только пиджак.
К нему приближались трое красногвардейцев: очевидно, ночной патруль,
с опозданием возвращающийся на квартиру. У двоих винтовки висели за спиной. Третий — низенький, пожилой, усатый — шёл с очень сердитым важным видом. К винтовке примкнут штык, она висит на правом плече; красногвардеец придерживает ремень рукой.
Он задиристо взглянул на Медоборова. Тот ослепительно улыбнулся, приложил два пальца к козырьку воображаемой фуражки. Низенький прошёл мимо. Другой, что шёл посерёдке, обернулся с усмешкой:
— К пустой голове руку не прилагают!
Грянул набат. Медоборов в два прыжка настиг усатого, сорвал с его плеча трёхлинейку, двинул прикладом в лицо. Тот, что посерёдке, отшатнулся к забору, сбрасывая винтовку со спины…
Медоборов мастерски выполняет приём штыкового боя (за годы службы скольких солдат он обучил этому!).
Человек заворожённо смотрит на штык — не успев повернуть винтовку, пытается заслониться ею от острия, рот раскрылся… остриё ещё не коснулось его, а он страшно, с гримасой жути и удивления, ахнул. Через мгновение штык прошёл его насквозь, отчётливо стукнул в забор.