Воскресенье, 18 декабря. Утро
Москва, проспект Вернадского
Всю ночь падал невесомый снег, глуша звуки и нагоняя сон, а с утра завьюжило. Столбики ртути поползли вниз, и Рита узнала цвет морозного утра — синий, пронзительный и ярый.
Миша не стал будить ее, встал потихоньку, и ускакал по делам, оставив еще теплую яичницу. С поджаренными сосисками и помидорчиками — вчера завезли тепличные в гастроном на углу. Тугие, спелые томатики не пахли, как те, что набирают сок на грядках, так ведь зима! Рита впервые в жизни приготовила салат в декабре — свежие овощи, да с майонезиком… И под картошечку… Жареную соломкой! Что может быть вкуснее?
Нет, яишенка тоже ничего. Мишка, правда, отъел половину, обжора, но им с Наташкой хватило. Закутавшись в пушистые халаты, девушки чинно расселись за столом.
— А у него вкусно получается, — заметила Ивернева.
— Да он у меня вообще всё готовит, — с ноткой гордости отозвалась Рита. — Иногда даже приходится гнать из кухни — не дает вспоминать уроки домоводства! — уловив задумчивость во взгляде подруги, она резко перевела разговор в иную плоскость: — Приставал?
Наташа сильно смутилась, наклоняя голову над тарелкой.
— Да нет, что ты… — мокрые волосы завесили ее лицо соломенной вуалью.
— Но хочешь, чтобы пристал, — понимающе кивнула Гарина, — раздел и уволок…
— Да-а… — выдохнула Ивернева.
Риту резануло жалостью.
— Наташ, прости, говорю, что попало! Тебе и так трудно, а тут я еще…
— Рит, выгони меня, — подняла лицо Наташа. — А то я сама не уйду. Не вместе с ним, так хоть рядом…
— Не дождешься. Мише нравится, когда ты тут ходишь, причесываешься у зеркала, завариваешь чай… Иллюзия близости. Да и я привыкла… Понимаю, что ситуация… м-м… пикантная, но мне не хочется ее исправлять… Ох! — спохватилась Гарина. — Ешь, давай, а то остынет!
Рита быстренько схомячила свою порцию, и даже собрала хлебцем растекшийся желток. Ошпаривая кипяточком заварку в пузатом, расписанном цветами чайничке, она задумалась. Вечно так продолжатся не может. Две девушки в одной квартире… Шаткое равновесие соблазна… Вот, если бы Наташка нашла себе кого-то… Так ведь нашла уже!
— Ты не забыла? — ее голос зазвучал с деланной живостью. — Собираемся сегодня в ДСВ! Аля с Тимошей звали. Света обещала прийти… Миша хочет познакомить нас со своим наставником! Пойдем?
— Ой, я и забыла совсем! — оживилась Ивернева. — Пойдем, конечно!
Быстренько убрав со стола, она расставила печенье, конфеты в вазочке, и «хозяйка» с «квартиранткой» затеяли чайную церемонию.
* * *
Рита с Наташей миновали строгую вахтершу «по-ведьмински» — отвели глаза бдительной тете Дусе, и прошмыгнули к лифтам.
Воскресное общежитие поражало тишиной. Кто-то дрых, отсыпаясь после вчерашнего, а кто-то отправился «гулять» — на людей посмотреть, да себя показать. Тихонько выпевал магнитофон, разнося по коридору «Мелодии и ритмы зарубежной эстрады», за иными дверями проливался девичий смех.
В комнате Зиночки и Альбины он тоже звучал, перебивая досужий говор. Рита заглянула в открытую дверь, и постучала по филенке:
— Можно?
— Ворвитесь! — сделала широкий жест Тимоша. — И знакомьтесь: Игорь Максимович Котов!
У исцарапанного письменного стола пристроился пожилой человек приятной наружности. На его малоподвижном моложавом лице выделялись живые, умные глаза, лишенные стариковской снулости. Аккуратные седые усы, строгий костюм и лакированная трость придавали гостю образ английского лорда, какими их рисовала Агата Кристи.
— Рита!
— Наташа!
— Очень приятно, — мягко улыбнулся Котов. — Миша вас точно описал!
— А сам он где? — поинтересовалась Светлана. Шевелева, Ефимова и Тимофеева церемонно сидели в рядок на Тимошиной кровати. Гарина с Иверневой заняли Алино ложе.
— Миша обещал подойти ближе к обеду… — Игорь Максимович сдвинул рукав, глядя на массивные серебряные часы, и тонко улыбнулся: — Еще вопросы будут?
— А как вам наш Миша? — выпалила Зиночка.
— Миша для меня по-прежнему тайна, — усмехнулся Котов. — Он слишком развит для своих лет… Однако я не спешу разгадать эту загадку, их в моей жизни изрядный дефицит. Пусть будет так, как есть… А вы, девушки, — посерьезнел он, — держитесь за Мишу крепче. Что бы ни случилось, он всегда поможет любой из вас.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
— Мы его любим! — заулыбалась Света.
— Игорь Максимович, — Рита показала близняшке кулачок, та ей — язычок. — А расскажите о себе!
Котов откинулся на спинку скрипнувшего стула, и потер ладонью гладкую щеку. Кривая усмешка тут же исправила оплошность времени — проявила морщинки.
— Вы услышите то, чего не знает обо мне даже КГБ… По паспорту мне скоро на пенсию, а по жизни… Я родился в один год с Владимиром Ильичем, только не весной, а летом.
— Так вам сейчас… — округлила глаза Наташа.
— Сто восемь, — спокойно сказал Игорь Максимович. — Сто девятый пошел. Когда мне было, как вам, я отправился на поиски приключений. В Америку. На Дикий Запад. Пас коров, отбивался от бандитов… Последние вольные индейцы чуть было не лишили меня скальпа. Тогда-то и проклюнулась моя Сила… Я лечил людей, и бледнолицых, и краснокожих, но особо не разбогател. Воевал в Южной Африке против англичан, спас раненого зулуса, и этот тощий старикан с курчавой сединой навел меня на золотую россыпь. Ох, и покутил я тогда… Всю Европу исколесил! А стоило грянуть нашенской Гражданской войне, вернулся на родину. Помог мой боевой опыт, да и Сила разрослась. Вижу вопрос в ваших прекрасных глазах, — улыбнулся он. — Воевал я в конармии Буденного, дослужился до комполка, а потом… Всякое бывало. Даже с товарищем Сталиным встречался в тридцать седьмом. Я же, хоть и смутно, неполно, но знал будущее! Помню себя, тогдашнего, мнущегося в кремлевском кабинете… Ох, как же меня подмывало рассказать о Великой Отечественной! Но не стал. Всё тайну свою берег… Да и что бы я открыл вождю? Он и сам прекрасно знал, что империалисты науськают Гитлера, и тот нападет на СССР. Всё к этому шло… М-да. А я тогда по электронике двинул. Локаторы мастерил… Самые первые станции радиоэлектронной борьбы сочинял… Так до сих пор и креплю обороноспособность. Но это уже гостайна!
— Здорово… — потянула Рита, встрепенувшись — И я вам верю, хотя на столетнего дедушку вы совсем не похожи!
— Риточка! — засмеялся Котов. — Спасибо, конечно, и за доверие, и за комплимент, но… — он хитро улыбнулся. — В свои семьдесят вы будете выглядеть на сорок пять, от силы! От Силы!
— Ой, а я? — заерзала Альбина. — А мы?
— И вы! Энергия мозга продлевает жизнь, растягивая молодость.
— Ух, ты… — радостно запищала Тимоша. — Здорово как! Представляю… — закатила она глаза. — Иду я, вся такая молодая, а сзади шаркает седенький, дряхленький Дюша… Кряхтит и шамкает!
— Да ладно! — хихикнула Светлана. — Найдешь себе моложе!
— Коварные… — донесся голос с порога.
Рита стремительно обернулась. В дверях стоял Миша. Ухмыляясь, он нежно обнимал круглую белую коробку торта.
— Грейте чайник, — велел он. — Пить будем! Гулять будем!
И закружила, замела веселая суматоха, мешая девичий щебет со звяканьем чашек и плеском воды из-под крана.
«Похоже на утреннюю метель, — подумала Рита, чмокая мимоходом суженого, и выставила на стол булькающий чайник. — Только не холодная, а теплая. И даже — ай! — горячая!»
Воскресенье, 25 декабря. День
Москва, улица Карла Маркса
Сегодня американцы запекают индейку, готовят тамале и прочие рождественские изыски, а вот один из богатейших людей мира залетел в Москву. Каприз пригнал или жажда наживы? Да кто ж его знает…
Дэвид Рокфеллер-старший впервые объявился в Москве при Хрущеве, да и потом наезжал не раз. А года четыре тому назад открыл филиал «Чейз Манхеттен банка» — во-он там, через улицу, в доме нумер один. Привил империалистический черенок на древо "развитого социализма".
Если честно, я не против богачей. Но с одним непременным условием. Делаешь деньги? Фиг с тобой, делай! Только не лезь в политику! Не покупай президентов в розницу, а сенаторов оптом. Не затевай войны и кризисы! Какой такой благотворительностью прикроешь миллионы смертей от голода, болезней, напалма?