— Вот же ж, — усмехнулся я, — выучил на свою голову… Да не то, чтобы стыжусь, просто… Знаешь, бывает неприятно, когда представлю себе… Ну, поделился энергией, ладно. Так ведь и ответственностью тоже! А сколько опасностей накликал на ваши красивенькие головки?
— Да ничего с нашими головками не сделается! — отмахнулась Тимоша. — И дурью не майся, ладно?
— Во-во… — ворчливо поддакнула Ивернева. — Бывает, конечно, страшновато, но ведь ты передал нам… ну, как бы невидимое оружие, защитил нас!
— Ой, всё, хватит об этом! — неожиданно твердо заявила Ефимова. — Миша, никто из девчонок не хочет вернуться к прежнему. Помнишь, ты сказал на прошлом занятии, что "шакти" не просто задержалась в нас, а как-бы прижилась? И теперь где-то вот здесь, — она коснулась головы, — тысячи, а может быть, и миллионы клеток сами генерируют эту непонятную энергию мозга! Ты с такой опаской это говорил… Боялся, что всё, необратимо? Мишечка, да это просто здо-ро-во! И ничего нету расчудесней!
— Понял? — поплыла в улыбке Рита.
— Понял, — закряхтел я конфузливо. — Ладно, проникся…
* * *
На улице стемнело, но никому и в голову не пришло включать свет, беспощадный к тайне — зажгли свечи. Их трепещущего сияния хватало, чтобы разбирать выражения лиц, а большего и не требовалось.
На улице заметало, снежная крупка шуршала в волнистое стекло, а в трубе гудело и завывало. Сухое тепло заволокло весь зал, проникая даже в коридорчик, уводивший к инструменталке и удобствам. Из поддувала вырывались мятущиеся алые блики, они елозили по полу, шатали тени на стенах… Хорошо!
Уж не знаю, дул ли целитель Олександр чай из самовара, а вот мы всей дружной компанией уговорили чуть ли не ведро. Пирожки, ватрушки, котлеты в тесте, рожки с повидлом — всё слопали.
Девчонки разбрелись. Рита со Светланкой спустились в подвал — не удивился бы, что для обмена опытом по воспитанию мужчин. Наташка увлеченно, но почтительно листала пергаментные страницы рукописного «отреченного» травника-изборника, «избор от много отец и мног книг». А Тимоша с Алей шушукались в уголку, переживая заново чтение мыслей своих избранников.
— Ай-яй-яй… — укоризненно покачал я головой. — Вам что, мало слов? Они ж не врали, когда вам в любви признавались.
— Не врали, — вздохнула Зина, и заулыбалась: — Понимаешь, когда Дюха говорит, что любит, это приятно. Но, когда я слышу, как он думает обо мне, приятней вдвойне!
— Ой, втройне! — подхватила Аля. — Ведь в мыслях не притворишься!
— Ты только не говори им, ладно? — растревожилась Тимоша. — А то обидятся!
— Ладно, это наш секрет… — явил я милость. — Девушки, пора! Давайте, в круг! Еще один прогон.
С дровяным грохотом мы составили стулья, и расселись, взяв друг друга за руки для пущего телесного контакта — девчонки мои еще не настолько умелые, чтобы "шактить" порознь.
— Куда-а? Это мое место!
— Хитренькая такая!
— Ой, девочки, не ссорьтесь…
Справа от меня мостилась Рита, а слева ерзала Ефимова. Ее шея и плечи были слегка оголены, и я в который раз поразился чистоте алькиной кожи — не то, что прыщика, даже родинки или конопушки ни единой! Матовая гладь цвета слабого загара…
Собравшись, я ухватил ладошки соседок, и выдохнул:
— Взялись за руки… Начали! Изгоняем все ненужные мысли, отрешаемся от земного и небесного, сосредотачиваемся…
Меня окатило жаркой волной — могучий поток Силы бурлил, всё прибывая и прибывая. Он горячил кровь и ошпаривал мозг, сливая наши души воедино. Блаженное сопряжение! Ни верная дружба, ни кровное родство не сравнятся с эгрегориальным слиянием! Даже разъяв руки — вот как сейчас — в нас еще очень долго теплится драгоценное ощущение близости и неразрывности уз.
Помолчав, оглядев задумчивые лица, замечая трепет ресниц, блеск глаз, вздрагивающие уголки губ, я негромко спросил:
— Девушки, а как вы думаете, кто мы? Дружеский союз? Группа одноклассников? М-м?
Света, бледнея от волнения, подняла руку.
— Мы — эгрегор? — вытолкнула она.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
— Да, — серьезно, даже с какой-то смешной торжественностью ответил я. — Мы — эгрегор! Порознь, сами по себе, мы слабы, даже я, но вместе… — у меня получилось щелкнуть пальцами, как Котов, сухо и четко: — Психодинамический резонанс! Когда мы соединяем энергии, наша общая сила умножается! — я смолк, сбитый с мысли запоздалым чувством вины, и продолжил упавшим голосом: — У вас, у всех есть своя маленькая, личная цель. Светлана хочет лечить, Альбине нужна защита…
— Девчонки! — возмущенно воскликнула Зиночка. — Он опять дурью мается!
— Миша, — Ивернева навалилась грудью на стол, подаваясь вперед, — а у тебя какая цель?
Красный, как государственный флаг, я заметил, как напряглись девушки, но не придал значения их настрою, неохотно выговаривая заветное:
— Моя цель — спасти и сохранить СССР. Она у меня не менялась с семьдесят четвертого…
— …Когда ты явился к нам из будущего! — выпалила Светлана, и зарделась.
Рита тоже вспыхнула, отчаянно ширя глаза, а Наташа, наоборот, побледнела, лишь на скулах держался нервный румянец.
— Ритка нам ничего не говорила, — Тимоша сразу выгородила наперсницу детских забав, — Светка сама догадалась! Рассказала по секрету нам с Алей…
— Мы сначала не поверили… — пробормотала Ефимова, нервно переплетая пальцы. — А потом стали думать, вспоминать, и… — она подняла голову. — Это правда?
— Правда, — мне незачем было и дальше хранить последнюю свою тайну.
— Я же говорила! — задушено вскрикнула Шевелёва, снова теплея щеками. Глаза ее сияли. Она привстала, почти ложась на столешницу, и протянула руки, накрывая ими мои. — Мы тоже хотим, как ты! — девушка сильно взволновалась. — Чтобы была великая цель! Я смешно говорю, да?
— Ты правильно говоришь! — с чувством сказала Наташа. Упруго поднявшись, она наклонилась, и уложила ладони поверх Светиных. — Я с тобой!
— И я! — подскочила Тимоша, шлепая ладошами.
— Ой, и я тоже!
Рита притиснулась ко мне, и подсунула ручки под мою пятерню.
— Мы все с тобой!
Воскресенье, 11 декабря. Позднее утро
Ленинград, Кировский проспект
Эгрегор еле втиснулся в «Ижика». Переднее сиденье делили самые худенькие — Светлана и Аля, а с заднего улыбались мне в зеркальце Рита, Наташа и Зиночка.
Одному мне было не тесно за рулем. Правда, дедушкина заботливость водителя совершенно не трогала пассажирок.
— Ой, девчонки-и… Помните, как мы сюда ездили?
— Смотрите, смотрите! Петропавловка!
— А вон ростры!
— Ух, ты…
— Миш, чего молчишь?
— Да, да! Рассказывай, давай!
Сбавляя скорость, я улыбнулся, все еще переполненный вчерашним позитивом. Помню, как переживал, гадая о реакции девчонок. Боялся, что они сильно обидятся, узнав об «эгрегориальных» целях. Или не сильно, но все равно не станут в ряды моих верных соратниц — поиграются в «тайное общество», и бросят. Уворачиваться станут под вежливыми предлогами…
Я вздохнул. До сих пор стыдно…
Мне даже в голову не приходило, что подружки откликнутся с таким энтузиазмом, настоящим комсомольским задором!
— Даю вводную, — мои глаза скользнули по зеркальцу, покосились на сладкую парочку рядом, и вернулись к серой ленте проспекта, запорошенного ночным снежком. — Вчера в Ленинград прилетел старший из клана Ротшильдов — Натаниэль Чарльз Джейкоб. Запахло большими прибылями, вот он и хочет лично всё разнюхать. А начнет с Комсомольска-на-Балтике, где строится новый порт. Начнет завтра, в рабочий день, а сегодня буржуин со всеми на экскурсии. Интуристовский автобус остановится во-он там, у памятника Суворову. Я выйду и подберусь к Ротшильду поближе, а вы оставайтесь в машине и держитесь за руки…
— Ой, но тебя же не будет с нами! — распахнула глаза Ефимова.
— А это уже не важно, Алечка, — мягко сказал я. — У меня с вами наладилась «непорочная» связь!
Альбина смущенно захихикала, и девчонки улыбнулись квартетом. Краем глаза уловив подъезжавший «Икарус», я напрягся — и тут же расслабился, словно повторяя экзерсис на сосредоточенность.