Это не наш путь; пусть им идут другие.
«Но я уже стал другим, папа, — подумал Роун. — Руки мои обагрены кровью. Я никогда уже не стану таким, каким был раньше».
В нескольких метрах от мертвеца он нашел местечко в высокой траве, лег на расстеленное одеяло и сомкнул глаза. Он будет спать рядом с мертвецом. Теперь его братья — усопшие.
«РОУН! РОУН!»
ВДАЛИ НА ДОРОГЕ НА ПОВОЗКЕ, В КОТОРУЮ ЗАПРЯЖЕНА ЛОШАДЬ, СТОИТ СТОУВ. ВЗГЛЯД ЕЕ БЛУЖДАЕТ — ОНА ПОВСЮДУ ИЩЕТ РОУНА. РОУН БЕЖИТ К НЕЙ, НО ЗЕМЛЯ ПРЕВРАЩАЕТСЯ В ЗЫБУЧИЕ ПЕСКИ, БЕЖАТЬ СТАНОВИТСЯ ВСЕ ТРУДНЕЕ, ОН СЛЫШИТ, КАК СТОУВ ЕГО ЗОВЕТ.
«РОУН! МАМА С ПАПОЙ УМЕРЛИ. ИХ УБИЛ ОГРОМНЫЙ ЧЕЛОВЕК. ДА, РОУН? ВЕДЬ ЭТО ОН ИХ УБИЛ?»
РОУН ХОЧЕТ ЕЙ ЧТО-ТО КРИКНУТЬ В ОТВЕТ, НО НЕ МОЖЕТ — РОТ ЗАБИТ ПЕСКОМ.
«Я ЗНАЮ, РОУН, ТЫ ЗДЕСЬ, ДАЖЕ ПОКАЗАТЬ МОГУ, ГДЕ ТЫ. МЫ ВМЕСТЕ МОЖЕМ ПОБЕДИТЬ ОГРОМНОГО ЧЕЛОВЕКА. МЫ МОГЛИ БЫ ЕГО УБИТЬ, РОУН. МЫ СМОЖЕМ ЕГО УБИТЬ».
ПОВОЗКА, НА КОТОРОЙ ОНА СТОИТ, НАЧИНАЕТ ДВИГАТЬСЯ ПРОЧЬ.
«РОУН… РОУН, ГДЕ ТЫ?»
ПЕСОК ВЗДЫМАЕТСЯ ВОЛНОЙ И КУДА-ТО УНОСИТ ПОВОЗКУ.
«РОУН, МАМА С ПАПОЙ УМЕРЛИ. ИХ УБИЛ ОГРОМНЫЙ ЧЕЛОВЕК, ТЫ ЖЕ ЗНАЕШЬ, РОУН! ЭТО
ВЕДЬ ОН СДЕЛАЛ, РОУН, ПРАВДА?» — ОНА БЕЗ УСТАЛИ ТВЕРДИТ ОДНО И ТО ЖЕ.
РОУН ВОЗБУЖДЕН, ОН НЕ МОЖЕТ ЗАДЕРЖАТЬ УДАЛЯЮЩУЮСЯ ПОВОЗКУ, ГОЛОС СЕСТРЫ ДОНОСИТСЯ ВСЕ СЛАБЕЕ И ТИШЕ, ВСКОРЕ ОНА ИСЧЕЗАЕТ ИЗ ВИДА.
Он проснулся в холодном поту. Еще не рассвело. Мутная луна тонула в бледном свете зари. Даже рассеивающаяся темень казалась обугленной. Роун сел и прислушался. Снежный сверчок завел свою трель. Он не понимал, почему слезы катятся и катятся по щекам…
«Я не предал земле тело отца… И маму не похоронил… Но тебя я схороню». В мутном свете занимавшейся зари он оплакивал лежавшего рядом расчлененного мертвеца и скорбел по утраченным родным.
* * *
Когда в далеком зареве наступавшего рассвета уже можно было что-то разглядеть, Роун стал искать камни, чтобы скрыть под ними останки убитого, но кругом росла только трава. Он вынул меч-секач и принялся нарезать дерн.
Роун взял башмак отца, положил его рядом с усопшим и покрыл их дерном. Потом преклонил колени, чтобы произнести молитву, слова которой тогда, у Огненной Дыры, застряли у него комом в горле. Эту молитву читали в Негасимом Свете по усопшим. Он молился по покойнику, по родителям, по всему своему истребленному народу.
Чтоб любовь, что ты дарил, принесла плоды,Буду жить;Чтобы дух, что ты делил, пробуждал мечты,Буду жить;Чтобы свет, что ты зажег, в сердце жил моем,Буду жить;Буду жить, чтоб образ твой озарял мой дом.
Настало время идти дальше.
Весь тот день и в следующие дни Роун останавливался лишь для того, чтобы на скорую руку перекусить и напиться или немного отдохнуть. Когда он засыпал, ему снилось рисование песком, и еще он слышал во сне мучительные крики сестры. И каждый раз его охватывал ужас.
Вечером на восьмой день Роун достиг края земель, поросших высокой травой. Солнце уже почти склонилось к закату, и он был этому рад. Ему рассказывали, что когда-то осенние дни на пороге зимы становились все холоднее. Но со времени Мерзости перемены погоды стали непредсказуемыми и очень резкими. Жара часто длилась теперь до поздней осени, и нельзя было предугадать, когда выпадет первый снег. В тот день солнце грело жарко, но погода, похоже, должна была измениться. Утром Роун выпил последний глоток воды из фляжки. Последний кусок пищи он съел прошлой ночью. Случись сейчас внезапная буря, он мог и погибнуть. Обычно, чтобы забыть о жажде, он занимался медитацией, но теперь благодарил судьбу за то, что дошел до небольшого ручейка с мшистыми берегами, поросшими деревьями. Вода спокойно журчала, неспешно струясь, и это было хорошим знаком. Роун опустил голову к самому ручью и втянул носом воздух. Вода пахла свежестью и прохладой. Чудесная влага струилась тоненьким ручейком, и это было совсем неплохо — в горле у него так пересохло, что он бы мог захлебнуться, если б стал жадно пить большими глотками. Роун лег на грязный берег и пил маленькими глоточками, наслаждаясь благодатной прохладной водой. Еще лучше было то, что здесь он мог в безопасности провести ночь, — отлогие берега ручья скрывали его от посторонних взглядов.
Роун наконец успокоился настолько, что забыл о времени. Он уже почти задремал, как вдруг ощутил болезненный укус. Юноша вскочил и с силой шлепнул себя по укушенной шее. На землю упало насекомое — большая муха с черными крыльями, которые еще трепыхались. Роун застонал от боли, почувствовав еще один укус — на этот раз в руку. К месту укуса тут же слетелись еще с десяток мерзких больших чернокрылых мух. Они роились рядом с ним, их становилось все больше и больше — сотни, тысячи…
Роун побежал, колотя себя руками по глазам, по ушам, по всему телу, но мух было слишком много, они кружили вокруг него черной тучей. Он взвыл от боли и страха. Обезумев от их бесчисленных укусов, он с разбега прыгнул в ручей. Жидкая грязь забила ему рот, сбив дыхание. И тут он понял, что в этой грязи крылось его спасение. Он с остервенением принялся доставать ил со дня ручья и обмазывать им тело. Грязь облегчала боль, а мухи переставали его жалить в покрытые илом места. Вырыв достаточно глубокую ямку, он попытался в ней схорониться, оставив на поверхности воды только рот.
Роун свернулся в этой могиле из грязи и вдруг вспомнил о снежном сверчке. Ему показалось, что насекомое шевелится в кармане. Но может быть, в одежду забралась чернокрылая муха?
Роун подумал, откуда могли взяться здесь эти мухи. Должно быть, решил он, из-за жары они вывелись раньше времени из яиц в ручье, служившем теперь ему укрытием. Они вылетели на закате в поисках пропитания, и он, как назло, подошел к ручью в самый неподходящий момент. Оставалось надеяться только на утро.
Он старался расслабиться и потому дышал медленно, считая вдохи и выдохи. Сердце стало биться спокойнее, и скоро Роуна одолел сон.
ПУМА ВЫЛИЗЫВАЕТ РОУНУ ЛИЦО. ЯЗЫК ЕЕ, ШЕРШАВЫЙ КАК НАЖДАЧНАЯ БУМАГА, ТЕПЛЫЙ И ВЛАЖНЫЙ.
«ЧТО СЛУЧИЛОСЬ С МОЕЙ СЕСТРОЙ? ПОЧЕМУ ТЫ НЕ ДАЕШЬ МНЕ С НЕЙ ВСТРЕТИТЬСЯ?»
«МЫ ДЕЛАЕМ ЭТО СПЕЦИАЛЬНО. ТОЛЬКО ТАК ТЫ ПОКА МОЖЕШЬ ОСТАТЬСЯ В БЕЗОПАСНОСТИ».
«СВЯТОЙ ГОВОРИЛ, ЧТО МЫ ОБА НУЖНЫ ГОРОДУ. ПОЧЕМУ?»
«У НИХ ЕСТЬ НА ТО ПРИЧИНЫ».
«А БЕЗ МЕНЯ ОНИ СОХРАНЯТ ЕЙ ЖИЗНЬ?»
ПУМА МОЛЧИТ.
«ПОЧЕМУ ТЫ НЕ ОТВЕЧАЕШЬ?»
«ДА, ЖИЗНЬ ЕЙ СОХРАНЯТ. ОНИ СОХРАНЯТ ЕЕ. ЖИВОЙ».
Внезапно в рот Роуну влетела окаянная муха. Он закашлялся и выплюнул ее. Они что, догадались, как в него залетать? Снова сбились в рой? Он напрягал слух, пытаясь что-нибудь разобрать, но ничего не слышал из-за набившейся в уши грязи. До него не доносилось ни звука, и через какое-то время он успокоился. Что бы сейчас подумала Стоув, если б увидела его здесь похороненным заживо, увидела, как он пытается спрятаться от бандитов-налетчиков, кровопийц и чернокрылых мух? Вскоре он снова закемарил, ему снились огонь, разные жуки и алые небеса.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});