Читать интересную книгу Тотальная война - Олег Маркеев

Максимов раскрыл и закрыл веер, снисходительно улыбнулся.

— Да.

— И как, понравилось в бывшем Кенигсберге?

— Город красивый. А с погодой не повезло. Зарядили дожди. Стало скучно, пришлось уехать раньше.

Ретроспектива

Странник

Калининград, август 1998 года

Белая ночь пахла болотом и гнилой корой. По светлому небу ветер гнал клочья серых туч. Холодная морось засыпала траву, припорошила одежду, липла к лицам. Под ногами чавкала земля, размокшая от вечерней грозы. Одинокая чайка, одуревшая от битвы с ветром, отчаянно вскрикивала, болтаясь над верхушками сосен. Но приземляться боялась, встревоженная появлением у леса трех человек в столь ранний, не подходящий для приятной прогулки час. Люди с добром не пришли, это чайка поняла даже своим птичьим умком. Поэтому вопила отчаянно, предупреждая всех, кто мог оказаться поблизости.

Начальник управления военной контрразведки Калининградского особого района контр-адмирал Черкасов пребывал в состоянии тихой истерики и на окружающую действительность никак не реагировал.

И не мудрено, если на старости лет, за год до выхода на заслуженный отдых, узнаёшь, что твой подчиненный, обласканный доверием, десять лет шпионил в пользу БНД.[25] Есть повод соскочить с катушек, когда среди ночи к тебе заявляются незнакомые люди с непроницаемыми лицами и холодными глазами, вытаскивают из теплой постели и ставят в видеомагнитофон кассету. А на ней такое кино! Сидит твой любимец, тобой же вытащенный из забайкальской грязи, глупо ухмыляется, потому что под гипнозом, и… В мельчайших подробностях: как, кто, кому, какие сведения. И вдобавок, потому что загипнотизированный язык болтается, как помело, про то, что сколотил банду из бывших спецназовцев из белорусской бригады и пять лет подрабатывал киллерством. Даже счет, сука, назвал, на который деньги за «заказы» переводили.

Черкасов едва не удержался, чтобы не плюнуть в экран, на котором растекалась морда Елисеева. Конечно, от стыда и позора полагалось пустить себе пулю в лоб. Но у генералов из-за возраста или от сытой жизни со стрельбой на близкой дистанции в последнее время появились проблемы. Не стреляются, хоть плюй в глаза. А вот в продавшего подчиненного — это святое.

Максимов посмотрел на налившееся кровью лицо Черкасова и с тревогой подумал, что старик чересчур расчувствовался, как бы удар не хватил. Отвернулся.

Стояли они на опушке леса. Дорогу, уходящую в сосновый бор, перегораживал шлагбаум. Ветер болтал жестянку с корявой надписью «Спецобъект. Проход запрещен. Стрелять буду».

— Это точно, — пробормотал себе под нос Максимов. Прошло не больше двух часов, как Навигатор и Смотритель оставили его рядом со спящей мертвым сном Кариной в особнячке на окраине Калининграда. И неожиданно Навигатор вновь потребовал его к себе.

Как оказалось, необходимо срочно решить проблему Евсеева. Максимов посчитал экстренную встречу пустой формальностью. По традиции, идущей от ордена Георгия Победоносца, три кавалера Ордена в полевых условиях имели право самостоятельно судить и выносить приговор. Мнения Максимова можно было не спрашивать. Только смерть. Ее варианты — на усмотрение Смотрителя, отвечающего за силовые акции. Но у Навигатора были свои планы, в частности — по отношению к Черкасову. И потребовался Максимов, потому что, кроме Странника, никто из оперативников Смотрителя нужных навыков не имел.

— Почему именно здесь? — спросил Максимов. Навигатор, конечно же, знал ответ, но промолчал, предоставив возможность высказаться Черкасову.

Контр-адмирал, на котором из военной формы сейчас был лишь пятнистый бушлат, зашипел и забулькал горлом, как закипающий самовар. Потом, процедив ругательство, выдавил:

— Я его, гниду, предупреждал: продашь — брошу вниз башкой в котлован. Без суда и следствия.

— Символично, — обронил Максимов и стал следить за изломанными линиями, что выписывала в небе чайка.

В сосновом бору на огромной поляне военные строили дачный поселок. Днем на каторжные работы пригоняли штрафбат, и тогда по периметру выставляли охрану. Ночью, кроме спящих в вагончике дембелей, вокруг не было ни души. Подходящая обстановочка для замуровывания в фундамент свежего трупа. Традиция древняя, еще от жрецов идущая. Опять же, приятно, греясь у камина, тешить себя сладкими воспоминаниями о свершившемся по твоей воле возмездии.

Переживания обделовавшегося контрразведчика Максимова не волновали. Какие слова подобрал Навигатор и какие использовал аргументы, неизвестно, но воля Черкасова была полностью подавлена, осталась только злоба. Время от времени багровый румянец сменялся стариковской бледностью, и Черкасов сникал. Очевидно, в эти мгновенья он задавал себе вопрос: откуда взялись эти столь уверенные в своей непогрешимости люди и почему невозможно противиться холодной воле, исходящей от них.

На дороге показалась машина, остановилась у поворота на грунтовку. Наружу вышел крепкий приземистый мужчина в армейском камуфляже — Смотритель. Он вел под руку второго, в распахнутой светлой куртке. Полковник Елисеев шел, странно высоко вскидывая колени, пьяно покачиваясь. Последним шел сухопарый молодой человек. Мутный блик света то и дело вспыхивал на стеклах его очков.

Навигатор сделал последнюю затяжку, сбил тлеющий уголек с сигареты в траву, растер ногой, окурок сунул в карман плаща.

Черкасов тяжело засопел и выпученными от злости глазами уставился на приближающегося Елисеева.

Навигатор покосился на Черкасова.

— Еще есть время. Я могу сделать так, что вы все забудете.

Максимов насторожился. Такого оборота он не ожидал. Знал, что молодой человек, конвоирующий Елисеева, — один из лучших гипнологов страны. Ему достаточно снять очки, чтобы опрокинуть человека в глубокий гипнотический сон и промыть память до стерильной чистоты. После этого в молчании свидетеля можно быть уверенным, Черкасову просто нечего будет вспомнить.

— Нет, хочу увидеть. И помнить до конца дней. — В голосе Черкасова отчетливо прозвучал металл.

— Вы знаете, что решение не имеет обратного действия, — ровным голосом предупредил Навигатор. — Если оно продиктовано местью, вам лучше все забыть. Повторяю, кроме беспамятства вам ничего не угрожает. Очнетесь У себя дома в постели, свеженьким, как огурчик, словно ничего и не было. Подумайте, время еще есть.

— Нет, я решений не меняю, — как мог твердо произнес Черкасов. И не выдержал, выпалил: — Да поймите вы! Пусть мне мало осталось, а позор смыть хватит.

Глаза Навигатора стали, как камешки на дне ледяного ручья. Под его долгим взглядом бордовые пятна исчезли с лица Черкасов. Максимову показалось, что понурые плечи старика выпрямились. На какое-то мгновенье под плотными отложениями, накопленными за годы жизни и службы, проступил тот, у кого обмерло сердце, когда в руки легла приятная тяжесть оружия. Кто даже не умом, а душой понял, что необратимо изменился, потому что вместе с оружием и формой в твою жизнь входят верность и честь. Навсегда. Даже если ты потом пытаешься об этом забыть.

Навигатор перевел взгляд на Максимова, призывая его в свидетели, и произнес установленную фразу:

— Решение принято. Самостоятельно, без давления, и взор его был направлен внутрь себя.

Максимов молча кивнул.

Конвой подвел к ним Елисеева. На его безжизненном лице плавала глупая улыбка.

— Он полностью отключен от реальности, — пояснил молодой человек, поправив на носу очки. — Сейчас он прогуливается в парке Цецилиенхоф.

— Вот сука, — процедил Черкасов, сплюнув под ноги Елисееву.

Черкасова не мог обрадовать факт, что предатель, пусть и в грезах, наслаждается видами красивейшего места в Германии, оскверняя своим нечистым присутствием место, где проходили заседания Потсдамской конференции стран-победительниц.

— Ничего, недолго осталось, — с армейской галантностью успокоил его Смотритель, цепко удерживая покачивающегося Елисеева за плечо. — Предсмертная записочка уже в кармане.

Максимов понял, что настает его черед. Гипнолог мог внушить все что угодно. Но только не то, против чего восстанет сама сущность человека. А Елисеев, как всякий трус, слишком любил жизнь. Он цеплялся бы за нее до последнего, вывалялся бы в любой грязи, продал бы все и всех по сотому разу, лишь бы дышать, есть и спать. Ни при каких условиях он бы не совершил того, что произойдет через пару минут.

Максимов наклонился, поднял хвоинку. Прикусил. Под языком защипало, слюна стала пряного смоляного вкуса. Закрыв глаза, он сосредоточился только на вкусовых ощущениях. Через мгновенье мир вокруг перестал для него существовать…

Странник втягивал сквозь сжатые губы воздух, выдыхал медленно, насколько хватало дыхания, носом выдувая протяжный долгий звук «у-уммммм». Низкая вибрация растекалась по всему телу, наполняя его зыбко дрожащей горячей массой. Постепенно в области солнечного сплетения разгорелся жаркий ком, потянул щупальца во все уголки тела. И сразу усе вокруг живота заклубилось серебристое свечение. Окутало с ног до головы искристым коконом.