Читать интересную книгу Маркиз Роккавердина - Луиджи Капуана

— Нет! Это невозможно! Я сделал все, что мог!

Он злился на себя за то, что дрожит, словно перед судьей, перед этой несчастной женщиной в жалких грязных лохмотьях, увядшей от горя и нищеты, неопрятной и непричесанной, сохранившей отблеск своей хваленой красоты лишь в огромных черных глазах, полных слез.

— Истинная правда! Пресвятая богородица воздаст вам за все в раю! У меня нет слов, чтобы отблагодарить вашу милость! Господь бог да пошлет вам в награду сто лет здоровья и благоденствия! И да предаст огню в этой и другой жизни тех лиходеев, которые уморили моего невинного мужа!.. Он был невиновен, ваша милость! Невиновен, как Христос, распятый на кресте!

— Не я же осудил его, — пробормотал маркиз.

— При чем здесь ваша милость? Я же говорю — лиходеи.

Каждое ее слово будто кинжалом пронзало его сердце.

К счастью, пришел кавалер Пергола, запыхавшийся, вспотевший, сияющий от радости, что принес хорошие вести.

Несчастная женщина обратилась и к нему:

— Ах, синьор кавалер! Замолвите доброе слово, ваша милость!

— Хорошо, хорошо, а теперь уходите. Или вы думаете, что у маркиза нет других дел!

В ночь накануне воскресенья, когда должны были состояться выборы, маркиз отправился в сопровождении кузена и нескольких других надежных людей стучаться в двери безмятежно спавших избирателей — надо было приободрить колеблющихся, последний раз попытаться склонить на свою сторону тех, кто еще сопротивлялся, словно пленников отвести к себе в дом тех, кому нельзя было особенно доверять, кто мог не устоять под давлением соперников. И, встречаясь на улицах, в переулках, сторонники двух разных партий сердито поглядывали друг на друга, обменивались колкостями или шутками, в зависимости от настроения.

Маркиз прежде и представить себе не мог, что дойдет до такого. В иные минуты его мутило от этих жалких интриг, он чувствовал, что совсем выдохся. Но он был на балу, он должен был танцевать! В один прекрасный день, когда все это ему надоест, он пошлет их всех — муниципалитет, советников, избирателей — ко всем чертям! Ничьим слугой он быть не желает!

Он вернулся домой на рассвете и лег в постель, потому что был совсем без сил. А тем временем в его столовой эти негодяи опустошали бутылку за бутылкой и за обе щеки уплетали яйца, сыр, колбасу, маслины, орехи, инжир и горы свежих булочек, которые исчезали со стола, словно крохотные пилюли. Они ели и пили в ожидании, пока их отведут в церковь святого Луиджи, где за неимением более подходящего помещения проходило голосование.

За ними время от времени приходили и уводили: двоих, троих, а то и четверых, в зависимости от того, с какой буквы начиналась фамилия. Кавалер Пергола и доктор Меччо, словно карабинеры, стояли на страже, никого не подпуская к ним, из опасения, что они незаметно обменяются бюллетенями, сопровождали их к столику избирательной комиссии под улюлюканье, насмешки и скрытые угрозы противников, которые, однако, ничему не препятствовали, поступая со своими избирателями точно так же.

Потом и маркизу пришлось поспешить из дома, чтобы самому проголосовать после второго приглашения. И он прошел сквозь расступившуюся толпу, почти стыдясь этого своего первого публичного акта, который вынуждал его выставляться на виду у стольких людей, не меньше, чем он сам, удивленных его появлением тут.

А вечером в его доме допоздна толпились разного рода посетители, пришедшие порадоваться победе. Они вспоминали, как было дело, нахваливали свое усердие, вертелись возле него, молча намекая: «Не забудьте о нас, когда понадобится!», «Мы старались не ради ваших прекрасных глаз!», «Мы пустились в эту авантюру не только ради вашего удовольствия!».

«Так уж устроен мир! — думал маркиз. — Все одна видимость. Меня принимают за порядочного, безупречно честного человека, потому что ничего не знают обо мне. Так уж устроен мир! Может быть, многие из них совершили что-либо еще более ужасное, и я, не зная этого, тоже ценю и уважаю их. Может, им просто не хватило смелости, дерзости, хитрости, и они волей-неволей остались уважаемыми людьми, а может, не представилось случая, и они порядочные люди по чистой случайности!»

Он чувствовал, что именно в эти минуты в нем опять пробуждается все тот же суеверный страх, все та же боязнь затаившихся где-то по углам опасностей. Ему казалось, что общение с таким множеством людей вынуждает его жить в какой-то гнетущей атмосфере, в которой он не в силах дышать свободно. Он не мог дождаться часа, когда избавится наконец от их внимания и вернется в Марджителло. Работы там были приостановлены: не слишком доверяя инженеру, он сам хотел наблюдать за ними. Вот-вот должны были прибыть прессы для отжима винограда и оливок, бочки, бочонки, кувшины, а помещения еще были завалены строительными материалами, и кое-где еще только начинали возводить стены!

Кроме того, он спешил поскорее привести в порядок свой дом, свою жизнь; вернуться хоть ненадолго к привычному уединению; отдохнуть после стольких волнений, которые в конечном итоге не помогли ему, как он надеялся, спастись от душевных терзаний, какими он по глупости изводил себя.

Баронесса Лагоморто неодобрительно относилась к тому, что маркиз вздумал принять участие в муниципальных делах.

— Ты что воображаешь! Они же используют тебя в своих целях! Скажи, прежде они когда-нибудь обращались к тебе?

— Я всегда отказывался.

— Ты поступил бы еще лучше, если бы и сейчас не стал слушать их. Вчера Цозима говорила мне: «У него же столько дел в своем доме!» Словно боялась, бедняжка, что… Короче, когда ты наконец решишься? Я не хочу умереть, не побывав на твоей свадьбе!

— Через несколько месяцев, тетушка!

— Я уже по опыту знаю, что значат эти твои несколько месяцев. Счастье рядом, а тебе трудно руку протянуть! Почему? Не понимаю. Цозима права, подозревая…

— Я сожалею.

— Ты говоришь это как-то странно! Я тоже начинаю беспокоиться.

— Я не думал, что стройка в Марджителло будет отнимать у меня столько времени. А теперь еще эти выборы…

— А завтра еще что-нибудь!

— Ничего, тетушка! Я устал. Мне нужны покой и тишина. Вот и все! Вы же знаете, если я чем-то увлекусь…

— Вот именно!

— На днях, скорее всего в ближайшее воскресенье, мы с вами, с синьорой Муньос и Цозимой обсудим, как все подготовить. И в две или три недели… Я подумал, и мне кажется, что Цозима права: пусть все будет просто, скромно, без роскоши, без шума. Никто не сможет сказать, что я поступаю так из скупости или потому, что у меня нет денег. Свадьба — семейный праздник.

— Цозима будет очень довольна.

И он уехал в Марджителло вместе с инженером и кавалером Перголой, который, как никогда раньше, неотступно следовал за ним. Надо было ковать железо, пока оно горячо, и не терять выгоды, которую давала крупная победа, одержанная на выборах.

— Наши «друзья» просто ошарашены, но вовсю обхаживают супрефекта и депутата, чтобы выбор мэра пал на кого-нибудь из них.

— Я же не могу сам себя назначить мэром! — раздраженно ответил маркиз.

— Если мы позволим им интриговать, если не напомним о себе!.. Всего лишь один визит к супрефекту…

— А кто он такой, этот синьор, чтобы я наносил ему визиты?

— Не имеет значения. Это правительственный чиновник, и для него будет великой честью, если маркиз Роккавердина засвидетельствует ему свое почтение.

— Оставим до поры до времени этот разговор. Смотрите, все вокруг похоже на цветущий сад!

Необъятный зеленый простор, тысячи оттенков зеленого цвета — от нежного до густого, казавшегося почти черным, торжество, буйство растительности даже на самых неблагодатных землях, где прежде никогда не росло ни травинки!

По обе стороны дороги тянулась как бы сплошная изгородь из великолепных желтых, красных, белых, голубых цветов, возвышавшихся на длиннейших стеблях над изумрудной листвой, словно умелая рука садовника позаботилась о том, чтобы слить их краски и оттенки в необычайно выразительный узор. И это были дикорастущие, не имеющие названий цветы. Они переплетались между собой, теснили друг друга, не оставляя ни малейшего свободного пространства, и ослепительно сверкали, Словно улыбаясь живительным лучам солнца.

А всходы! Бескрайний зеленый бархатный ковер был усыпан алыми цветами маков, расцвечен тонкой вышивкой голубых и сиреневых ирисов. С одной стороны преобладали маки — огромные кровавые пятна, а с другой — нежные серебристо-голубые цветы льна покрывали полоски и квадраты земли, И повсюду мириады бабочек, которые носились друг за другом, трепеща крыльями, крохотные и огромные, самых разнообразных окрасок и форм, каких никто никогда не видывал, каких никогда еще на памяти человека не вылуплялось в таком количестве из куколок и коконов!

Запряженные в коляску мулы бежали весело, и стаи голубей из Марджителло, встреченные у поворота на проселочную дорогу, часто взмахивая крыльями, повернули назад, к дому, словно спешили сообщить о прибытии хозяина.