— И будить его не надо, — шепчу я. — Он плохо засыпает в последнее время
— Принято.
Стоит, смотрит на меня и не торопится идти к детской. Походит на зверя, который раздумывает над тем, разорвать свою жертву сейчас или обождать. Минута, две и он делает шаг ко мне.
Я не успеваю отступить. Хватает за запястья, рывком привлекает к себе и душит в объятиях, тяжело и шумно выдохнув в шею. Оцепенев, я могу лишь моргнуть.
Неожиданно он сползает на колени, утыкается лицом в мой живот, и его плечи вздрагивают.
Он плачет, и мои глаза округляются от шока.
— Макар, — кладу ладонь на его плечо.
А он не реагирует на мой голос и заходится сильнее в своей внезапной истерике. Я оглядываюсь.
У лестницы стоит Дина. Тоже с круглыми глазами, и медленно отступает к ступеням.
Через секунду ее уже нет в поле зрения. Бросила меня.
Пижама под лицом Макара — мокрая. Касаюсь его затылка, и медленно выдыхаю панику, которая меняется растерянностью.
— Макар.
Оседаю на пол, увлекая его собой. Рыдает у меня на коленях, и не над изменами.
Из него рвется что-то темное, одинокое и что-то, что было с ним долгое время.
Макару страшно и холодно. У него обнажена та часть души, с которой я не была знакома, а опьянение вскрыло ее.
— Макар... — пропускаю его волосы сквозь пальцы. — все будет хорошо... Я рядом... Рядом…
Закрываю глаза и медленно покачиваюсь из стороны в сторону. Человек может быть окружен толпой людей, но от одиночества и отчаяния они не спасут, если нет того, с кем в минуту слабости можно отпустить себя.
Макар затихает, затем отстраняется и садится у стены. Упирается локтями о согнутые колени, опускает лицо и молчит. Не знаю, останется ли в памяти минуты его слабости, но, кажется, он уже сейчас не рад тому, сорвался.
Я встаю, подхожу к нему и шепчу:
— Иди ложись спать.
Поднимает взгляд:
— Собери вещи, возьми Артёма и поехали.
Речь еще невнятная. Взгляд мутный, пусть и решительно злой. Он еще пьян. И, вероятно, без посторонней помощи не встанет.
— Куда?
— Мне этот дом не нравится, и жить ты тут не будешь.
— А где мне жить?
— со мной, — отвечает он и замолкает, не спуская с меня взгляда.
— Тебе надо отоспаться.
— Конечно, я же пьяный, — криво усмехается он. — А раз пьяный, то говорю глупости, о которых забуду? Хотя... — тихо смеется, — я в этом мастер.
— Есть такое, — соглашаюсь я.
— Но “забыть” не значит “избавиться”.
— Немного философии от Быкова, — протягиваю руку. — вставай, Макар. Поспи, а потом уже…
Перехватывает мое запястье и прижимается щекой к ладони, прикрыв веки.
— У тебя такая теплая рука.
От его тихого голоса сердце бьется чаще. Да, он пьян, но он впервые открыт и уязвим. Я чувствую, что одерни я сейчас руку и оскорби его злым словом, то это отпечатается в нем ожогом.
— Макар, ты правда очень пьян.
— Я знаю, — вновь смотрит на меня и шепчет — Ты такая красивая.
Глава 46. Я все помню
— Ложись, — в который раз мягко опрокидываю Макара на спину. — Или я тебя сейчас привяжу.
— Я буду сопротивляться, — вздыхает он и неловкими пальцами расстегивает рубашку, но на третьей пуговице сдается и роняет руки.
— Я позову Дину.
— Серьезная угроза, — хмыкает он и закрывает глаза, а затем подрывается и хочет меня схватить.
Я отскакиваю, а Макар в пьяном неуклюжем маневре падает с кровати.
— Ты цел?
— Мой великолепный план, — заползает на кровать и ложится лицом вниз, — не удался, — печально вздыхает. — Ты такая быстрая и ловкая…
— ты просто пьяный
— Я просто хочу тебя обнять, — бубнит в простыню и замолкает.
И я хочу его обнять, но разрешить себе этого не могу. Он пьян и потерян в реальности. Накрываю его одеялом, а он тяжело вздыхает в простынь. Сажусь на край кровати и поглаживаю его по лопатке:
— Спи.
— Мне плохо.
— Тазик принести? — неуверенно спрашиваю я и раздумываю, успею ли я спасти простыни от его “плохо”.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
— Нет... — шепчет. — По жизни плохо, Уля... Тазик тут не поможет
— А что поможет?
— Я не знаю, — переворачивается на спину и смотрит на меня, — но сейчас мне лучше.
Я молчу, потому что мне и самой сейчас куда лучше, чем час назад. И я не хочу уходить. Я люблю Макара. И как же больно, что эта любовь к нему теперь искалеченная. В ней больше нет юной мечтательности, легкости и слепой привязанности.
Я знаю, что он мерзавец. Он обратил меня в маньячку, которая может взять нож и воткнуть его в бок. Он говорил мне отвратительные вещи, показал свою темную сторону души и утопил в отчаянии, но... Я люблю его. И я сейчас едва сдерживаю себя от того, чтобы не прильнуть к его груди.
Возможно ли излечиться? Любят говорить, что время лучший лекарь, но оно не избавит меня от воспоминаний, например, о нашем первом поцелуе. И да, эти осколки можно закинуть в темный угол, но я буду возвращаться к ним. С годами все реже, однако мне их не выкинуть из головы.
И как легко любить человека, который не ошибается, не предает и не спотыкается на жизненном пути. Любишь и наслаждаешься партнером, собой и окружающим миром.
— Уля... — говорит сквозь сон Макар.
— что?
— Я посмотрел фотографии с нашей свадьбы.
Я тоже их на днях пересматривала. Я там такая дура счастливая, что хотела все снимки порвать, но Дина бессовестно отобрала альбом и куда-то спрятала.
Сказала, что когда я буду в состоянии поплакать, то тогда и буду рвать фотографии.
Я в ответ легла на ковер и тут же заснула.
— и на всех фотографиях я испуган.
— вовсе нет.
Макар на снимках — строгий, надменный и самодовольный.
— Да, Уля, я очень испуган. И не спорь. А, может это я сейчас испуган. —замолкает и приоткрывает левый глаз, — не спросишь почему?
— Почему?
Когда он уже заснет? И мне бы сейчас уйти, ведь он забудет этот ночной разговор, а для меня он может обернуться сожалениями и тоской.
— Потому что я хочу пригласить тебя на свидание
— что?
— Прямо сейчас, — зевает и хочет встать, но я его толкаю обратно на матрас. —Пошли на свидание?
— ты пьян.
— Ну да, — хмурится он и накрывает лоб ладонью, — тогда завтра?
— Какое свидание, Макар, если мы разводимся? — шепчу я, а голос дрожит.
— Обычное свидание... — ворчит он и переворачивается на бок. — Я, что, зря няню нанял? Она для этого и нужна. Папа и мама на свидание, а она с ребенком …
— Макар.
Молчит, и слышу его тихое посапывание. Заснул, да так еще внезапно, будто его выключили.
— Макар... — шепчу я, чтобы удостовериться в том, что он точно заснул.
Не отвечает. Кусаю губы и аккуратно ложусь рядом. Не могу ничего с собой поделать. Каждую ночь просыпаюсь одна в постели, и с каждой ночью голод по теплу становится острее и отчаяннее.
Я лишь на короткую минуту прижмусь к его спине, прислушаюсь к дыханию и сохраню его терпкий и пряный запах. И никто об этом не узнает. Это будет моим секретом. Да, я слабая и схожу с ума, но я нуждаюсь в Макаре. Хотя бы на минуту.
Если он пьян от виски, то я от тоски. Обнимаю Макара, делаю глубокий вдох у его затылка, закрываю глаза. И нет сейчас для меня ничего, кроме его запаха. Почему женщина не может просто взять и преисполнится равнодушием к тому, кто делает ей больно.
Открываю глаза и вся внутри съеживаюсь от паники. Утро. Была ночь, а теперь утро. Макар сидит на кровати ко мне спиной, опершись локтями о колени, а я боюсь пошевелиться. На мятой подушке расползлись пятна солнечных лучей.
Как я могла заснуть? Я ведь этого не планировала. Я лишь хотела украсть у пьяного Макара минуту близости, а потом трусливо ретироваться. И как ему все теперь объяснить? Как оправдаться?
— Я все помню, — мрачно говорит он.
Сердце сжимается в черную точку от его тихого голоса.