Шрифт:
Интервал:
Закладка:
С задумчивым видом Келеф собрал листы в прежнем порядке и даже уложил их в папку так же слегка неровно, как они лежали. Вытащив из тайника в стене ключ, он запер секретер — желание играть пропало. Объяснение напрашивалось только одно: Лие собирался протолкнуть в комиссии то, чему — и он сам это прекрасно знал — следовало отказать.
Стемнело. В Городе зажглись фонари, словно небо бросило звёзды в каждый стеклянный сосуд на шесте. Чёрная высокая фигура проплыла под сенью раскидистого дерева.
— Эй, — чуть слышно шепнул Нэрэи, свешиваясь вниз и лукаво щурясь. — Кто-то не хочет возвращаться домой?
Вальзаар остановился, поднял голову:
— Прыгай, чудо, — спокойно сказал он, только потом вгляделся как следует, запоздало угадав голос.
— Чувствую, уже не стоит, — донеслось с высоты насмешливым, а всё же чуть виноватым тоном, не оставлявшим сомнений.
Стремительная чёрная молния скользнула вниз по древесной коре. Нэрэи тщательно оправил платье, выпрямился и спросил, беспечный, словно бабочка-однодневка:
— Хорош?
— Осень тебя не испортила, — оценил Вальзаар и поплыл вперёд по пустынному тротуару.
— Что бы это значило? — невыносимое создание увязалось следом. — Так не хвалят, а сообщают, сколько осталось жить.
Глава семьи не поддержал игру:
— Я к Зоа, Нэрэи.
Глупостью младший родственник никогда не отличался:
— Что ещё случилось? — быстро и требовательно. — К Зоа? Но ведь не обо мне разговор? (Вальзаар молчал.) Значит, он так и не привык?
— А тебя это удивляет?
— Не срывай на мне злость.
— А то что? — равнодушно поинтересовался глава семьи. — Сбежишь в Зиму за очередным любопытным экземпляром?
— Куда захочу, туда и отправлюсь, — отрезал Нэрэи. — Весна — не весь мир.
— Вот, — невесело усмехнулся Вальзаар. — Вы двое неуправляемы. Чем руководствовался мой предшественник, проектируя ваше поколение? Не знаешь? А мне кажется порою, он хотел погубить нас всех… Не дай мне Луны ещё хоть одно чудесное открытие.
В отличие от Маро, где даже запертые здания ночью подсвечивались — бессмысленная трата энергии и несомненный вред для ночных насекомых, животных и птиц — Гаэл объяла темнота. По наблюдениям Келефа это тоже было не очень-то хорошо, но уже для людей.
При посадке птица решила ориентироваться на огни вокзала. Всадник ей не препятствовал и на прощание подумал: «Потерпи ещё немного. Утром будет тебе корм».
До резиденции путь был неблизкий, Сил'ан не торопился — ему некого было опасаться на ночных улицах. В человечьи разборки, свидетелем которых он пару раз становился, Келеф вмешиваться не стал. Тут лишь Дэсмэр могла бы разобрать, кто прав, а кто виноват, если бы для неё существовали виноватые и правые.
Сил'ан неторопливо воспарил над площадкой, спроектированной архитектором так, чтобы значительно увеличивать природную способность. Проплыв над стеной, он неторопливо опустился вниз, как раз рядом с лёгкой хрустальной оранжереей. Скоро лунные блики загорятся в прозрачных гранях, но пока, тёмное, тихое, здание спало. Его хозяина, когда-то общительного, умного, блестящего с годами всё плотнее окутывал туман безразличия. Зато всё больше диковинных растений появлялось в оранжерее, и ни одно уже не погибало по недосмотру. Альвеомир превзошёл самих Трав в искусстве селекции. Беда была в том, что он месяцами пропадал в своём хрустальном гробу отнюдь не ради соревнований. И только музыка порой ещё могла вытащить его оттуда.
Келеф остановился у дверцы, покрытой затейливыми узорами: серебристым и матово-белым; осторожно постучал. Потом, запоздало вспомнив, позвонил в маленький бронзовый колокольчик с цветочной росписью. Меньше всего ему хотелось повстречать сейчас кого-то из родичей, не важно старших или младших. По счастью ночь выдалась ветреной и на редкость холодной.
Наконец, преграда исчезла, но Альвомира у порога не оказалось, а хищные кусты отпирать посетителям не умели — их разводчик ещё сохранил достаточно здравого смысла, чтобы представлять ответную благодарность семьи. Келеф озадаченно заглянул в оранжерею.
— А, это ты, — донеслось на превосходном морите из пузырчатых зарослей, в которых паслись упитанные пятнистые слизняки.
Что-то шумно прыгнуло, шарики света, выбравшись из опрокинутой лампы, разноцветными искрами разлетелись во все стороны. Сталкиваясь с хрустальными стенками, они тонко возмущённо звенели.
— Дверь закрой — сбегут, — посоветовал всё тот же голос. — Поможешь словить?
— Холодная ночь, сахарный гость, — поприветствовал Сил'ан, выполняя наставление.
Лятх выпрыгнул на дорожку. Теперь он был прекрасно виден: длинное серебристое тело, остатки ног на всех сегментах брюшка, пара «грифельков» на хвосте — при прыжке они действовали как опорные рычаги. Усики на голове шевелились, два фасеточных глаза выпирали в разные стороны, а ещё три простых глазка влажно поблёскивали, в точности как у пушистых тварей.
Альвеомир называл его Агогика. Лятх, насколько знал Келеф, не возражал.
— Хозяина нет, — сказал он и добавил, предвидя недоумение: — В Маро этот клятый фестиваль оркестров, или как его там. Предложили соло флейты, он и растаял.
Келеф невольно рассмеялся. Альвеомир не имел обыкновения «таять», а флейте предпочитал гобой или кларнет. Всего вероятней, беднягу попросту сослали в столицу — Вальзаар или кто-то благоразумный из детей Мирэйю.
— Скверно, — оценил Келеф вслух. — Скажи, ведь он водил знакомство с охотниками?
— С Росами, — строго перебил серебристый Агогика. Сил'ан не успел обрадоваться, как лятх отчеканил: — Четыре поколения. Никогда не заговаривай с ним об этом.
— Почему?
— Почему да почему? Всем-то нынче нужна причина, — заворчал сахарный гость. — Сказано тебе: не надо.
Келеф улыбнулся, глядя на сердитого лятха, и ласково заверил:
— Не буду.
— Молодняк, он всегда любопытен, — сам себе сказал Агогика. — Старших слушаешь?
Келеф молча поднял брови, усмехнулся.
— Ладно, — сообщил сахарный гость, изучая его лицо, — видать тебе и без меня наставников хватает. Их, знаешь ли, хватает всем, даже тем, кто всё правильно делает. Тогда они учат, как делать неправильно.
Сил'ан поднял лампу и, осторожно отводя ветви, подобрался к первой светящейся жертве. Серебристый Агогика тяжело вздохнул.
— Правду сказать, тоска меня берёт, — заговорил он, ни к кому не обращаясь. — Вот как взгляну на хозяина. Всем же хорош, а от жизни отворачивается. Как же так можно? Искалечили его эти люди, — ещё один тяжёлый вздох. — Поговорить?.. А что говорить? Говорить бесполезно… Он ведь только на сотню лет с мелочью тебя старше.
— Только? — не удержался Келеф и сам удивился желчной иронии в голосе.
Он тотчас пожалел о том, что сказал, спиною чувствуя пристальный взгляд лятха. Казалось, тот вот-вот ответит, но шарики света один за другим попадали в плен лампы, а сахарный гость молчал.
— Не в людях дело, — сказал тогда Келеф, оглянувшись. — Мы сами калечим себя, потому как совсем не понимаем, что творим.
— В людях, в людях, — убеждённо заверил Агогика.
Сил'ан, легко улыбнувшись, сотворил недоумённый жест:
— Нэрэи тоже так считает. Считал, во всяком случае, когда я последний раз с ним говорил.
— И он, пожалуй, не устал от жизни, — намекнул лятх.
Келеф поймал последнюю искру и наклонился поставить лампу.
— А-а, — остановил его Агогика. — Я передумал: выпусти — красиво.
Сил'ан, не возражая, сдвинул крышку. Искры взметнулись красочным роем.
— Видишь, — довольно пояснил сахарный гость, — как хороша свобода.
Келеф рассмеялся, положив голову на левое плечо:
— Так свобода, — он выдержал паузу, — или подчинение старшим?
— А, по-твоему, они исключают друг друга? — искренне удивился лятх. — Не то нас делает свободными, что мы ничего не признаём над собою, а то, что мы умеем уважать стоящее над нами. Потому что такое уважение возвышает нас самих.
Сил'ан опустился на траву, прижал хвост, словно колени, к груди и обнял руками. Агогика прыгнул ближе, устремил усики вверх, и прочёл, подражая Альвеомиру:
«Ах, безрассудная роскошь.Ты ослепляешь меня…Жарко безумство:жажда этих сокровищэтих несметных богатств,никогда не касавшихся прежде руки.Как я искала:металась,кажется вечность, по водамв даль уходящих морей.Как я копала,копала —пальцы срывались кровью.Это моё богатство:каждый дрогнувший вздох —искры твоих украшений;лёгкое губ касанье —млечный туманный жемчуг.»
Господин Сокода ждал за оградой Ледэ, недалеко от арки. Сюрфюс почуял человека задолго до того, как увидел, и вполне мог бы повернуться и уплыть прочь, желай он избежать встречи. Вместо этого Сил'ан неспешно миновал притаившегося весена. Шлейф платья, не военного — чёрного, с тихим шелестом полз по траве, словно клейкий туман на рассвете.