на спокойное, а на губах появляется улыбка. — Как насчет ужина и настольной игры?
Какого хрена?
— Твое представление об искуплении — это кормить меня и «Монополия»? Ты такой дразнилка.
Он играет в игры, черт побери.
— Конечно. — Он шлепает себя по ноге и поднимается со стула. — Итак, что у нас на ужин?
Секс. Его член.
Я встаю и иду за ним на кухню, дуясь всю дорогу. — Как насчет того, чтобы удивить меня?
Он открывает холодильник и начинает переставлять продукты. — Давай посмотрим, что у меня есть для работы. — Он оглядывается на меня. — Я хочу предупредить тебя, что это будет не самое лучшее блюдо, учитывая, что у тебя здесь не так уж много всего.
— Это будет лучше, чем все то, что я соберу. — Я подхожу к винному холодильнику и беру бутылку, а затем наливаю нам по бокалу. Я оставляю его бокал на стойке и беру свой, садясь за нее. — Я расслаблюсь и буду наслаждаться шоу.
Он останавливает свое занятие, чтобы посмотреть на меня. — Это сработает, но только при одном условии.
— Каком? — У меня ненавистные отношения с условиями. Виновата в этом любящая условия задница Тилли.
— Ты позволишь мне выбрать игру, в которую мы будем играть.
Он действительно серьезно относится к этой ночной игре?
Я сужаю глаза. — Серьезно? Я думала, ты шутишь по этому поводу.
Он качает головой. — Ты выйдешь из игры, только если наденешь фартук и начнешь помогать.
— Хорошо, одна игра.
Он ухмыляется. — Эрудит.
— Что у вас, барнских мальчиков, за дела с Эрудитом?
Он останавливается и снова смотрит на меня, его брови нахмурены. — Ты играла в «Эрудит» с Далласом? — Он выглядит почти взбешенным.
— Да? — отвечаю я, моргая. — Этот маленький засранец — самый конкурентоспособный человек из всех, кого я знаю.
— Эрудит — это игра семьи Барнс, — объясняет он. — Мы все соревнуемся. Нас нельзя победить.
Я допиваю остатки из своего стакана. — Не знаю. Я играю в довольно злую игру.
— Тогда это точно «Эрудит».
Я сползаю со стула, чтобы налить себе еще стакан. — Значит, повторится то, что было после йоги?
Он качает головой. — Семь букв, одно слово.
— Ты отстой? — думаю я. Не одно слово, но достаточно близко.
Он смеется. — Хорошая попытка.
— Тебе не нравится вино? — спрашиваю я, заметив его нетронутый бокал.
Он пожимает плечами. — Я больше люблю пиво.
— Я позабочусь о том, чтобы в холодильнике были запасы.
Он ухмыляется. — Ценю это.
Глава 21. Хадсон
Я из кожи вон лезу, чтобы приготовить идеальное блюдо для Стеллы.
Я знаю, как вести себя на кухне, но прошло уже много времени, так что я немного заржавел. Я решаю приготовить курицу в медовой глазури. Я знаю этот рецепт назубок. Это может показаться скучным, но все на самом деле далеко не так. Моя курица могла бы завоевать награды. Она действительно выиграла в кулинарном конкурсе «Блу Бич». Я не претендую на звание Бобби Флея, но могу броситься в бой.
Мои родители следили за тем, чтобы мы учились у них обоих. Отец взял нас под свое крыло, чтобы мы работали в его ремонтной мастерской, а мама проводила вечера по будням, обучая нас готовить и убирать. Эти уроки кулинарии окупились, когда у нас с Кэмерон появилась своя квартира. В представлении моей бывшей домашняя еда заключалась в том, чтобы высыпать коробку с макаронами и сыром в кипящую воду. Иногда мне везло, и она добавляла хот-доги в свое пресловутое блюдо. Ее фирменное блюдо.
Но я любил эту женщину, а когда ты любишь кого-то, ты принимаешь его недостатки. Со временем ты действительно начинаешь их любить.
Стелла потягивает вино и не сводит с меня глаз, пока я перемещаюсь по кухне. Я мариную курицу, ставлю ее в духовку и начинаю нарезать овощи, а затем бросаю их в сковороду вместе с приправами. У меня нет всех необходимых ингредиентов, но их достаточно для работы.
У меня и так паршиво получается поддерживать наши отношения на профессиональном уровне, и сомневаюсь, что приготовление ужина и совместная выпивка спасут положение. Я считаю себя сильным человеком, но сила Стеллы Мендес ломает меня.
Мы заводим разговор, возбужденно болтая друг с другом, и слова слетают с моего языка, как огонь, когда мы задаем вопрос за вопросом.
Мы оба отдаем.
И оба берем.
Я хочу знать каждую деталь ее жизни — каждый недостаток, каждую причуду, каждую чертову вещь о ней. Чтобы получить это, я отдаю ей свою, убеждая себя в том, что позже я положу эти кирпичи обратно. Я уступлю ей только на эту ночь.
Она закатывает глаза и называет меня обычным, когда я говорю, что мой любимый цвет — зеленый. Я смеюсь, когда она заявляет, что ее любимый цвет — блестки. Вопрос о том, настоящий ли это цвет, решается после пятиминутного спора, в котором я объявляю себя проигравшим. Ее любимая еда — тако и гуакамоле. Я запомню это на следующий раз, когда буду готовить для нас. Мое блюдо — все, что хорошо сочетается с пивом. Она требует уточнения, и я, наконец, уступаю и признаю, что это гамбургеры и ребрышки.
Она уговаривает меня выпить бокал вина. Пока я нагружал наши тарелки едой, у меня во рту все пересохло. Она берет бутылку вина, и я несу наши тарелки на террасу. Одна вещь, которую я полюбил в Калифорнии, — это погода, особенно вечером. Не слишком жарко. И не слишком холодно.
И вид открывается невероятный.
Стелла зажигает свечи на столе, пока я расставляю тарелки. Я отодвигаю ее стул, прежде чем занять место напротив, и тут меня осеняет.
Я отодвигаю свой стул и встаю. — Черт, мы забыли бокалы.
— Не беспокойся об этом, — говорит Стелла, останавливая меня. Она берет бутылку и отпивает из нее. — Так даже вкуснее.
Я ухмыляюсь. — Думаю, это из-за тебя, Голливуд.
— Согласна. — Она наклоняется ко мне с дикой ухмылкой на лице. — Мне это нравится.
— Правда?
— Да, правда. — Она оглядывает двор. — Спасибо, что приготовил мне ужин и предложил поесть здесь. Я никогда не могла так наслаждаться своим двором. То есть, я иногда занимаюсь йогой, но кроме этого, он