Именно в этой поездке мы встретили Брюса Дэвиса. Брюс был родом из Луизианы, пару лет отучился в колледже и приехал на запад за год-два до нашей встречи, чтобы жить вместе с хиппи. Брюсу было лет двадцать пять-двадцать шесть, и ему приходилось сидеть в тюрьме. Конечно, с моим сроком не сравнить, но в чем-то у нас был общий опыт. Он одно время увлекался сайентологией и был хорошим музыкантом. Мне нравилось его общество. Девушки почти стали частью меня — говорить с ними было примерно то же, что с самим собой. Поэтому, хотя Брюс и не ездил с нами все время, было здорово, когда он оказывался рядом.
Пятеро путешествующих в микроавтобусе человек — это не проблема, но если учесть, что при этом каждый из нас тащил с собой свои пожитки, которые куда-то засовывались, привязывались к крыше или торчали отовсюду, где находилось свободное местечко, то можно представить, как нам было тесно. Жить в этой машине впятером было примерно то же самое, что в телефонной будке. Летом гонять по калифорнийскому побережью было удобно, потому как в случае большой скученности погода позволяла спать на улице. Но осенью в Орегоне и Вашингтоне уже не поспишь ночью под открытым небом — там сыро и холодно, так что мы поехали обратно на юг.
Мне хотелось повидаться с кое-какими парнями в Неваде, поэтому мы ехали не по побережью, а вдали от моря. Добравшись до окрестностей Рино, я направил машину к ранчо «Мустанг», надеясь отыскать старого тюремного приятеля. На ранчо находился один из легальных невадских публичных домов. На месте я убедился, что это был вовсе не дом, а несколько больших приспособленных для дела автофургонов, где вполне могли разместиться, по меньшей мере, девушек двадцать. От стартовых двадцати долларов цены быстро поднимались до пятисот в зависимости от желаний клиента и проведенного с девочками времени. Парковка была открыта, но забор с электрическими воротами охранял территорию от непрошеных гостей. Ворота открывались изнутри, так что войти в бордель можно было лишь после того, как на тебя посмотрит мадам или ее помощник. Понятное дело, я пошел туда один. После моего появления сразу же были вызваны свободные девочки — мне на выбор. Кое с кем из них можно было развлечься нетрадиционным способом. Месяцев пять-шесть назад я бы опустошил все свои карманы и продал все, что имел, лишь бы затеряться между ног у какой-нибудь из этих куколок.
Теперь эта сцена казалась мне забавной, и я был рад не быть одним из тех, кто жаждал развлечений. «Нет, нет, — сказал я мадам, — у меня и так полно девчонок, я просто пришел увидеться с другом». Мадам отослала девушек обратно в комнаты, сообщив мне, что моего приятеля здесь не было.
Несколько дней я околачивался в Карсон-сити, высматривая старых друзей и выгадывая пару долларов то тут то там. Иногда я играл в покер, проверяя приобретенное в тюрьме мастерство. Мне везло, так что жульничать не приходилось. Когда мы покидали Неваду, денег у нас было больше, чем когда мы туда приехали.
Вернувшись в Калифорнию, рядом с Сакраменто мы увидели решение проблемы перенаселенности нашего микроавтобуса. Умелые переговоры, деньжата из Карсон-сити и владелец, которому понравилось заигрывать с девушками, — и дело в шляпе: мы продали наш микроавтобусик в обмен на просторный школьный автобус. В Сакраменто постоянно болталось много народу, знакомого нам по Хэйту, так что нам было где приклонить голову, пока мы превращали школьный автобус в наш новый дом.
В Сакраменто жил один из моих знакомых. Кроме того, что мы вместе сидели, мы были друзьями и коллегами, когда в конце пятидесятых я пытался стать сутенером. Он был одним из тех, к кому я питал уважение в тюрьме, и даже на воле, занимаясь сводничеством, я прислушивался к его советам. Он любил повторять мне: «Всякий будет твоим другом, если он у тебя на виду. А вот если ты хочешь на самом деле проверить парня на вшивость, оставь его на несколько минут со своей женой. Если он не станет приставать к ней, значит, он верный друг, более или менее. Но если он попытается соблазнить ее в тот момент, когда ты отвернешься или загремишь в тюрьму, брось его. Он тебе не друг». Несмотря на дельный совет, мой друг оказывался в числе первых, кто приставал к моим девочкам, стоило мне отвернуться или заработать срок. Но мне нравился этот жуликоватый сукин сын, и я получал удовольствие от общения с ним. Был еще один приятный момент, когда я заглянул к парню в компании со своими милашками. Увидев, как они изо всех сил стараются угодить мне, парень, не колеблясь, захотел побывать на моем месте. Он лизал мне задницу, чтобы поближе подобраться к девочкам, и я раздувался от гордости.
Перебраться из микроавтобуса в автобус — это все равно, что сменить однокомнатную хибару на особняк. Автобус стал нашим домом, студией, местом любовных утех и в то же время служил нам средством передвижения. Везде, где мы останавливались, находился желающий присоединиться к нашей компании. Бесчисленное множество людей побывало в этом автобусе, который они будут помнить всю оставшуюся жизнь. Свобода, любовь, музыка — вот чем мы жили, а взаимопонимание сближало нас, ибо каждый с уважением относился к чувствам и мыслям других.
Наша счастливая жизнь отражалась в моей музыке. Все сходилось. Поэтому мысль о человеке, который мог помочь мне с записью, но не оказался на месте, когда я был в Лос-Анджелесе, не шла у меня из головы. Я снова попытался связаться с ним. Когда у тебя все хорошо, кажется, что и остальное тоже получится. Парень ответил на мой звонок и сказал: «Да без проблем, приезжай, мы тебя послушаем и, если это будет что-то стоящее, организуем запись».
Я рассказал обо всем этом своему контролеру, и он договорился, чтобы надзор за мной передали в Южную Калифорнию. Прежде чем отправиться на юг, мы еще несколько дней провели в Хэйте. И вот тут нарисовалась Сьюзан Аткинс. Я был в одном из домов в Хэйте, который давно превратился в место постоянных вечеринок. Обычно люди здесь отправлялись в кислотные трипы или выходили из них под орущую музыку, но в тот день тусовка была тихая. В комнате сидело несколько человек, куривших хорошую зрелую траву. Я наигрывал на гитаре и что-то пел. Дверь в коридор была открыта, и время от времени кто-нибудь из других комнат останавливался у двери или заходил к нам, чтобы меня послушать. Сьюзан, которую потом все мы стали звать Сэди Мэй Глюц, была одним из таких незваных, но желанных гостей. Когда я отложил гитару в сторону, а все остальные ушли из комнаты, она представилась мне, признавшись, что очень любит слушать мою музыку. Я вежливо поблагодарил девушку, и наш разговор продолжился. Несколько минут спустя мы уже были в ее комнате и занимались любовью. Околичностями и спокойными уговорами в нашем сексе не пахло: это была битва двух тел на выносливость и превосходство. Чтобы девушка превзошла меня — да ни за что. Поэтому я дал ей все, что она хотела, и даже больше. Она замахнулась быть сверху, причем не только в прямом смысле: она хотела вести, доминировать. Это был превосходный соперник, но когда все закончилось, она была выжата, как лимон, и лишь шептала: «Чарли, Чарли, Чарли, о Боже».
Еще до секса я упомянул, что направляюсь на юг, чтобы записать свою музыку. Пока я был в спальне, Сьюзан попросилась поехать со мной. Она взяла с собой двух своих подружек — Барбару и Эллу. Обе симпатичные, они были готовы на все, как сама Сьюзан.
Когда мы отправились в Лос-Анджелес, в нашем особняке на колесах стало теснее. Люди и вещи были повсюду, но всегда казалось, что найдется место еще для одного. И я хотел, чтобы этим «еще одним» стала дочка проповедника, юная, невинная Рут Энн Мурхаус.
Вскоре после того, как я выменял пианино Дина на фургон, я соблазнил Рут Энн съездить со мной в Мендосино. Она подарила мне, пожалуй, самые незабываемые и стоящие переживания в жизни. Хотя некоторым читателям все это может показаться неприличным и безнравственным, я чувствовал лишь, что вознагражден, получив подарок, которого был лишен в юности.
Чтобы поехать со мной в Мендосино, Рут Энн должна была сбежать из дома. Мы решили, что я уеду, попрощавшись с ней и ее близкими, она выждет денек, а потом мы встретимся где-нибудь поблизости от ее дома. Все так и получилось, и мы погнали в Мендосино. Во время поездки по побережью мы были как дочь и отец: ее переполняло любопытство, и она задавала вопросы о жизни и обо всем, что видела, а я отвечал и объяснял. Пробежка босиком вдоль берега привела ее в сущий восторг, меня же взбудоражила ее сумасшедшая радость. Я восхищался красотой ее тела и ее юношеской энергией, наблюдая, как она гоняется за убегающими волнами.
Устав от беготни по пляжу, вполне естественно было пойти в микроавтобус, чтобы обсохнуть и передохнуть. Когда мы оказались в машине, отношения отец — дочь уступили место отношениям юноши и девушки, молодых любовников, познающих первый сексуальный опыт. Вы можете возмущаться, слыша такое заявление из моих уст, но в тот момент важность происходящего затмила нашу разницу в возрасте. Я был так же молод, как Рут Энн, и это событие имело большее значение для меня.