Теперь, оказавшись в Сиэтле, я подумал, а не повидать ли мне мать, но не нашел ее имени в телефонном справочнике. Я вспомнил название ресторана, где она работала несколько лет назад. Когда я заглянул туда, оказалось, что никто ее не помнил.
Из-за моего контролера и работы Мэри в районе Залива на обратную дорогу мы потратили значительно меньше времени. Кроме того, для успокоения контролера мне следовало сказать ему, чем я зарабатываю себе на жизнь. Пару раз я выступал в каких-то странных клубах в Тендерлойне, одном из районов Фриско. Прибавить сюда то, что я выклянчил на улице, а также пару долларов, вырученных за продажу наркотиков, получалось, что деньги — это не такая большая проблема. Ведь мне больше не на что было их тратить, кроме как на свой микроавтобус. Но больше всего я хотел продвигать свою музыку, записать ее и попасть в яблочко, а во Фриско это не получалось. Все это я объяснил своему контролеру, добавив, что у меня есть кое-какие контакты со звукозаписывающей студией в Лос-Анджелесе. В итоге мне разрешили ненадолго съездить на юг. Я не лгал: один из моих корешей по Терминал-Айленду пообещал помочь мне с записью музыки через своего друга.
Мэри держалась за свое место в библиотеке, поэтому на юг я отправился один. На шоссе было полно голосующих, причем девушек, стоявших вдоль дороги с большим пальцем вверх, было не меньше парней. Не доезжая до Сан-Хосе, я подобрал двух девушек, направлявшихся в Санта-Круз. Мне было не по пути, но девушки были на редкость юные и милые. Разве ради таких нормальный парень не сделает крюк в несколько миль?
Девушки — назовем их Джейн и Стелла — оценили мой микроавтобус, как только забрались внутрь. «Потрясное местечко», — заметили они. Увидев гитару, они спросили, я ли на ней играю. Я сказал девчонкам, что еду в Голливуд на запись. Уже через пять минут мы чувствовали себя так, как будто дружили всю жизнь, и вовсю курили их травку. Вскоре за руль села Джейн, а мы со Стеллой забрались на заднее сиденье. Мы кувыркались, наверное, полчаса, когда Джейн вдруг остановилась на обочине и переползла к нам. В два счета избавившись от своей одежды, она обвила меня руками и потянула от Стеллы. Стелла не была готова отпустить меня. Борьба пошла нам только на пользу — целый час мы занимались сексом втроем. Удовольствие получили все, причем по полной программе. Махины грузовики, проносившиеся мимо со скоростью шестьдесят миль в час, раскачивали старенький «фольксваген», ничуть нам не мешали, а, наоборот, подталкивали нас. На самом деле, хотя у меня и мелькнула мысль переспать с девочками, когда я соглашался подвезти их, не я это предложил. Все началось со слов Стеллы: «Трава делает меня озабоченной, как какого-нибудь последнего ублюдка. Как насчет тебя? Думаешь, сможешь удовлетворить меня?» Да уж, мир и впрямь изменился за эти семь лет. А микроавтобус был единственным, на чем можно было путешествовать!
К сожалению, у девушек были неотложные дела в Санта-Круз, поэтому они не могли прокатиться со мной до Лос-Анджелеса. Но мы все-таки договорились встретиться с ними позже.
Когда я добрался до Лос-Анджелеса, оказалось, что нужный мне человек уехал из города на несколько дней, так что у меня не получалось с ним встретиться. Чтобы убить время, я обошел несколько местечек в Голливуде по Сансет-Стрип, где обычно околачивался в пятидесятых. Заглядывая в бары, где я часто бывал в бытность свою сутенером, я думал о Кэнди и своем сыне, которого никогда не видел. Иногда на Макниле я вспоминал о ней, и мне становилось немного горько. Сейчас от горечи не осталось и следа, я просто подумал, как было бы хорошо сказать ей «привет», расспросить ее о жизни и повидать сына.
Семь лет прошло — мало кого можно было встретить из старой компании. Может, оно и к лучшему. Я еще не забыл, как сидел в окружной тюрьме в ожидании, когда кто-нибудь из этих «надежных парней» принесет мне денег. У сутенеров, как и у шлюх, короткая жизнь. Я имею в виду не количество прожитых лет, а способность оставаться на одном месте. Чаще всего полиция засекает их, так что если сидишь на одном месте, то у тебя есть все шансы попасть в тюрьму. С другой стороны, парень, живущий за счет шлюхи, нередко использует других людей, не возмещая их услуги, поэтому друзьям надоедает ему помогать. Может, по этой причине никто и не пришел ко мне на выручку, когда в далеком 1960-м мне понадобились деньги на залог.
Так и не отловив никого из старых знакомых, я поехал в пляжные города, рассчитывая найти там людей того же склада, с которыми я познакомился после выхода из тюрьмы. Венис был уменьшенной копией Хэйт-Эшбери: марихуана, кислота и люди, бродившие в поисках чего-то. Чего-то, что они бы даже не узнали, повстречайся это им на пути. Сбежавшие из дома, бросившие учебу и работу, побитые жизнью и искатели грез — всем им нужен был друг и направление в жизни.
Как-то вечером, припарковав машину, я отправился на поиски неизвестного. Или, может быть, известного — в этом я не уверен. Но так или иначе она мне повстречалась — юная, в веснушках, рыжеволосая девушка, сидевшая на скамейке. Я остановился в нескольких футах от скамейки и оценил «объект». Хорошо сложена, лет восемнадцати. Бледные красно-коричневые веснушки и длинные рыжие волосы, казалось, очень гармонировали с тонкими чертами ее лица, на котором в тот момент читались боль, злость и печаль — все вместе. В какой-то книге, которую я когда-то читал отрывками, автор написал, будто я подошел к этой девушке со словами «я Бог секса» и заманил ее к себе в микроавтобус. Я рад сказать, что автор той книги — настоящий лжец. Как, впрочем, множество других писателей. Но вернемся к девушке.
Я сел рядом с ней на скамейку. Она посмотрела в мою сторону, но вряд ли отразила мое присутствие. Я участливо заговорил с ней. «Ты выглядишь так, словно у тебя проблемы, — сказал я, обращаясь к девушке, — могу ли я как-нибудь тебе помочь?» На мгновение взгляд девушки задержался на мне, потом она сказала: «Я сама могу с этим справиться». — «Нет так нет, — сказал я, — если ты так уверена, что я ничего не могу для тебя сделать. Я просто подумал, вдруг тебе нужен друг». С этими словами я встал и ушел. Когда я дошел до угла, она как раз догнала меня. «Постой, куда ты идешь, могу я пойти с тобой?» — спросила девушка. Ее звали Линет Фромм, по прозвищу Пискля.
Какое-то время мы шли вместе по улице. Я рассказал ей о себе и о своих увлечениях. Она тоже поделилась со мной своим прошлым. За этот короткий путь и долгий разговор девушка захотела поехать со мной на север. Никакого секса не было. С ее острым умом и еще более острым языком она могла пугать меня больше, чем я ее. Устрашение никогда не было частью наших отношений. Когда мы подошли к сексу, это было обоюдное желание.
Лин была не из числа заброшенных детей или тех, с кем жестоко обращались родители. Она ушла из дома не поэтому. Причины, по которым она оказалась на улице, были очень схожи с теми, что заставили покинуть родительский дом мою мать. Но если моя мама не вынесла своей властной мамаши, то Лин сбежала из-за отцовского диктата. Твердости характера в ней было не меньше, чем в папочке, так что они постоянно конфликтовали. В спорах отцов и детей ребенок редко оказывается победителем. Вот почему, окончив школу, Лин съехала из дома родителей. Она самостоятельно зарабатывала себе на жизнь и училась в колледже. Потом по просьбе родителей она вернулась к ним. В тот день, когда я с ней познакомился, у Лин с отцом случился, по ее словам, «неравный спор». Кончился он тем, что отец потребовал от Лин соблюдать его правила или убираться. Ей нужен был друг и какое-нибудь временное жилье. В поисках того и другого Лин пошла к своему парню, но его не было дома. Скамейка в парке и расстроенное выражение лица, представшее передо мной, были отражением затруднительного положения, в котором оказалась одинокая несчастная девушка.
По воле судьбы я встретил Лин в самом разгаре ее кризиса. С того дня между нами установилось полное взаимопонимание, сохраняющееся до сих пор. Нам не нужно много слов, чтобы понять друг друга. Называйте это, как хотите, — флюидами или телепатией, но нам всегда было достаточно одного взгляда или жеста, чтобы быстро и точно выразить то, что хотелось сказать.
Мы задержались в городе на несколько дней, ожидая возвращения человека, который мог организовать мне запись. Я звонил ему, но его все еще не было. К тому же Лин очень хотелось поскорее начать новую жизнь. Поэтому мы вернулись в Беркли к Мэри. Они с Лин сразу подружились. Между ними не возникло никакой ревности или конкуренции. Наблюдая рядом с собой двух девушек, обходившихся без малейших разногласий, я получал подтверждение некоторым своим мыслям, не оставлявшим меня с той поездки в Вашингтон. Я хотел, чтобы у меня был свой кружок.
Бывая в коммунах, попадавшихся нам по пути, я думал, почему бы людям не жить так, как они хотят. Пока они не крадут, не обижают других и не вмешиваются в чужую жизнь, почему нужно отрицать их выбор? В любом случае, это было бы лучше, чем царившее в местах, подобных Хэйту и Венису, где вызывающие привыкание наркотики, преступность, насилие, извращения и алчность вытеснили все хорошее, что было поначалу.