— Получается, вы вассал Хайрегарда?
— Формально — да. Но с некоторых пор князья не вмешиваются в наши дела. Наверное, у нас больше не осталось ничего такого, что вызывало бы у них зависть, — сказал Оттар с очаровательной добродушной иронией. — А сейчас и подавно им не до нас. Ругерт состарился, а его сын — Эрик — ничего не понимает в таких вопросах. Делами поместья занимается управляющий. Но он по происхождению купец… Сударыня, неужели мы, люди благородные, станем прислушиваться к какому-то простолюдину, и даже не честному землепашцу, а торгашу?!
Ей понравилось, с каким великолепным презрением сосед отозвался об управляющем. Такое высокомерие свойственно только людям, чье происхождение не запятнано смешанными браками.
— А мне говорили, что молодой князь, — Фрида намеренно избегала называть Эрика по имени, — вникает во все хозяйственные мелочи, а управляющего держит лишь для виду.
— Так, но не совсем, — кивнул Оттар. — Эрик прекрасный хозяин в кремле, но за его пределами теряется. Один раз к нему обратились крестьяне с просьбой рассудить спор со старостой. Бедный Эрик, он не знал, что делать! Мне стало жаль его. Я сам вырос на земле и все тонкости знаю. Чтобы не умалить его достоинства сеньора, мы сделали вид, будто он поручил мне вершить суд, и таким образом выпутались.
— Вы хорошо с ним знакомы?
Оттар странно на нее поглядел, Фрида едва не покраснела — так вольно прозвучал ее вопрос. Но тут же подавила неуместное в городе смущение:
— О, сударь, вы же понимаете, что я не могу расспрашивать родителей. Они могут подумать, что у меня какой-то интерес к… князю. Но вы молоды и не сочтете постыдным любопытство девушки, желающей узнать что-то о хозяевах дома, куда ее пригласили. К кому мне еще обращать вопросы? Не к князю же.
— Я знаю Эрика прекрасно. Часто бываю в Найноре, и только в моем обществе он чувствует себя более-менее уверенно. Он неплохой парень. Со своими недостатками, но попадаются люди и хуже.
— И самый главный его недостаток — черные волосы. И глаза! — с чувством сказала Фрида. — Сударь, мой кубок опустел.
— Вы тоже заметили? — спросил он, подливая ей вина. — Впрочем, на его глаза трудно не обратить внимания.
— Никогда не видела такого взгляда. Это ужасно! Он будто насквозь пронзает.
— А временами глаза у него начинают мерцать. Знаете, если разбить кусок самородного серебра… Вам ведь показывали руды благородных металлов? У Эрика глаза блестят точно так же. Особенно в темноте.
— Какой ужас!
— Он не виноват, — уточнил Оттар. — Это грех родителей, а кару за них несет Эрик. Он проклят. Говорят, что это проклятие Мертвящей Розы, которое невозможно снять, и сами Валенсары его боялись.
— Что вы говорите?!
— Да. Его мать рожала только дочерей. А отец не смог смириться с мыслью, что род прервется и… Надеюсь, это останется между нами?
— Разумеется, сударь! — оскорбилась Фрида. — Как вы могли подумать, что я буду судачить подобно деревенской сплетнице!
— О, простите великодушно! Я не хотел задеть вас, просто знаю, как девушки любят поболтать. Дело в том, что… Ну, вам, вероятно, известно, что у Хайрегардов есть приличное имение в Румалате?
— Нет, никогда не слышала.
— Есть, и они даже двойную присягу дают — Аллантиде и Румалату, потому что они и тут, и там златирины. Титулованные. Когда вопрос с наследником встал ребром, старый князь обратился к черным магам. И не к каким-то там колдунам — обряды творил настоящий Устанар.
Фрида ахнула, объятая ужасом.
— Поскольку все обряды отправляли не на аллантской земле, Ругерт не угодил в руки инквизиторов. В Румалате подобный поступок не считается грехом, и к Устанарам там темные люди, не ведающие благодати спасения, относятся с великим почтением. Что взять с язычников и безбожников? Ругерт полагал, что обойдется, ведь ритуал проводил не просто настоящий черный маг, но и его дальний родственник… Вы не знали, что Хайрегарды в родне с Устанарами?
— Даже… даже помыслить такого не могла!
— Ничего особенного. Политика. — Оттар невоспитанно пожал плечами. — Для румальского златирина родство с Устанарами столь же почетно, как для нас — с Эстиварами. Хотя я полагаю, старый князь очень умно поступил, что не стал хвалиться таким родством. Тем более, во время крещения купель исторгла Эрика из своих недр. Тогда все поняли, что он проклят Хиросом за грех отца. Жаль парня, и жаль старого князя. Я по-человечески понимаю обоих — не знаю, что бы делал сам, окажись я на месте старика Ругерта. Но именно поэтому у Эрика такие глаза — печать нечистых сил. Хотя мы с вами люди образованные, и не должны поддаваться суеверному страху. Я думаю, в действительности купель могла возмутиться из-за ошибки священника — крестил неопытный юнец. А может, и все нормально было, может, это — валадские сказки. Во время крещения церковь заперли, и посторонних в храме не было. Никто не знает точно, что произошло.
— Но на пустом месте такие слухи не возникнут?
— Безусловно. Но мне думается, основание для слухов Ругерт дал сам. Видите ли, он распространил легенду, будто его сын родился уже после смерти матери. Княгиня умерла родами, а искусный врач извлек из ее чрева живой плод.
— О Боже…
— Хотя эта легенда точно сказка. Мы ведь просвещенные люди и понимаем, что такого просто не могло случиться. Как и того, что его мать якобы понесла в пятьдесят лет.
Фрида едва не подавилась:
— Что вы хотите сказать?
— То, о чем все княжество судачит за спиной князя. Мою мать позвали в кормилицы Эрику, она как раз родила моего младшего брата Оттона, но он уже умер… Впрочем, неважно. Мать рассказывала, что княгиня Ева долго болела, и признаки походили на беременность, но это было не так. В ночь, когда княгиня умерла, в ее спальню вошли врач и муж, один нес кофр со своими инструментами, другой — сверток размером с младенца. Врач прогнал всех знахарок, потом вышел князь и затворил дверь. А через четверть часа появился и врач, неся на руках ребенка. Все удивились, но к Еве никого не подпустили. Муж и врач готовили ее для погребения сами. И в ту же ночь рожала служанка князя, о которой точно знали, что она его любовница. Наутро она исчезла вместе с младенцем, — он помолчал. — Не было никаких чудес с посмертным рождением. Служанка родила сына, и князь, зная, что другого наследника ему не видать, подложил бастарда под бок умирающей жене. Служанку отправили в дальний монастырь, чтобы не болтала, а князь провозгласил ее сына законным. Моя мать, разумеется, сочла бесчестьем прикасаться к такому ребенку. И уехала в Годинор той же ночью. Эрика выкармливала беспородная девка.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});