— Ну, ты говорила, что тебе нужна работа, и я подумал…
— Да ты шутишь?! — перебила она его, осененная внезапной догадкой.
— А теперь, Дженни, выслушай меня. Мне нужен кто-нибудь, кто…
— Тебе нужна команда подрывников и бульдозер. Когда они справятся со своей работой, можешь начать все с чистого листа. — Она направилась к двери.
Он загородил ей выход и обнял руками за плечи.
— Я вовсе не имею в виду уборку. Я сам приведу здесь все в порядок. Я подумал, что ты сможешь отвечать на телефонные звонки и выполнять другую офисную работу, ну сама понимаешь…
— Ты прекрасно справлялся все эти годы. Кто отвечал на твои звонки?
— Автоматическая служба. Мою линию обслуживала телефонистка.
— А почему теперь ты решил отказаться от этого?
— Чертовски неудобно проверять звонки каждый час.
— Заведи пейджер.
— Я пытался.
— И что?
— Я прикрепил его к поясу, но… гм… я потерял его.
Дженни окинула его пристальным взглядом. Кейдж виновато отвел глаза.
— Да уж. Представляю, почему носить пейджер на поясе могло оказаться неудобным. — Она снова попыталась уйти, однако он крепко держал ее.
— Дженни, пожалуйста, послушай меня. Ты хочешь работать, тебе нужна работа. Я ее тебе предлагаю.
— Даже шимпанзе можно выдрессировать, чтобы он отвечал на телефонные звонки. Кроме того, ты сказал, что линия подключена к автоматическому обслуживанию.
— Но откуда я узнаю, что они принимают все звонки? К тому же нужно выполнять и кое-какую другую работу.
— Какую, например?
— Вести корреспонденцию. Ты даже не представляешь себе, сколько с этим возни.
— А кто занимается этим сейчас? Ты?
— Нет, одна моя знакомая.
Дженни одарила его еще одним понимающим взглядом, и он раздраженно вздохнул.
— Да ей около восьмидесяти семи, она чудовищно близорука, и у нее старинная печатная машинка со стершимся шрифтом. Представляешь, как выглядит в ее исполнении слово «текст», если буква «т» у нее не пропечатывается, а вместо «е» она частенько по рассеянности вставляет «э».
Ее прищуренные зеленые глаза подозрительно на него уставились.
— Что за тонкая игра слов?
— Клянусь, я вовсе ничего не имел в виду, но рад, что ты все поняла правильно. Значит, ты не совсем безнадежна.
Она проигнорировала последнее его замечание и осмотрелась по сторонам:
— У тебя нет даже печатной машинки.
— Я куплю. Любую, какую только пожелаешь.
Мысль о том, чтобы заняться чем-то более продуктивным, показалась ей захватывающей и интересной, однако она все равно не могла принять его предложения. Расстроенно опустив плечи, Дженни покачала головой:
— Я не могу, Кейдж.
— Почему?
— Твои родители так во мне нуждаются.
— Вот здесь ты права, как никогда, — прямо в точку, лучше и не скажешь. Они в тебе нуждаются. Думаешь, ты оказываешь им хорошую услугу, все за них делая и не давая им и ногой ступить самостоятельно? Они еще далеко не старики, но если лишить их цели в жизни, то очень быстро состарятся. Им надо заново учиться жить и радоваться жизни, однако они этого никогда не сделают, если будут во всем на тебя полагаться.
— У меня никогда не было ребенка, и я не могу знать, что значит потерять его, однако вполне могу себе представить искушение отгородиться от жизни и похоронить себя заживо. Если ты продолжишь за ними ухаживать, они так и сделают.
С ним было сложно не согласиться. Дженни видела, как с каждым днем Хендрены, казалось, все больше и больше старели, словно съеживались. И пока она будет подле них в качестве удобной и безотказной опоры, они никогда не начнут жить своей жизнью и, в конце концов, полностью утратят вкус к ней.
— Сколько ты будешь платить мне?
Его лицо расплылось в широкой ухмылке.
— Вот, значит, как! Ах ты, маленькая корыстная мерзавка…
— Сколько? — требовательно повторила она, вовсе не обидевшись на грубость, хотя по идее должна была бы.
— Посмотрим, посмотрим, — задумчиво произнес он, потирая подбородок. — Как насчет двухсот пятидесяти долларов в неделю?
Дженни не имела ни малейшего понятия, мало это или много, однако с радостью согласилась бы в любом случае. Впрочем, она для вида поколебалась, желая показаться серьезной.
— Сколько у меня будет оплачиваемых праздничных дней?
— Довольно разговоров. Вы либо принимаете мои условия, либо я снимаю свое предложение, мисс Флетчер, — уморительно серьезно заметил он.
-Я согласна. С 9.00 до 17.00 плюс полтора часа на обед. — Это даст ей возможность возвращаться домой и обедать с Хендренами, хотя мысль о самостоятельном ланче казалась более притягательной. — Две недели оплачиваемого отпуска, а также все официальные праздничные дни. И я буду работать по пятницам только до обеда.
— У вас непомерные аппетиты, леди, — произнес, нахмурившись, Кейдж. На самом деле он был потрясен. Да он бы удвоил ей зарплату и согласился на любые условия, только бы вытащить ее из этого дома и освободить от родительского контроля.
— И я ногой не ступлю в эту комнату, пока здесь все не будет вычищено. Я имею в виду, действительно вычищено.
— Да, мэм. — Он вытянулся по струнке и прищелкнул каблуком.
— И тебе придется расстаться с этим календарем.
Кейдж взглянул на дверь и скорчил огорченную физиономию.
— Ах, черт возьми, какая жалость! Она мне только начала нравиться! — Он пожал плечами. — Ну хорошо, хорошо, уговорила. Что еще прикажете?
Да он просто восхитителен, решила Дженни, однако более насущный вопрос не давал ей покоя.
— Как я скажу об этом твоим родителям?
— Ты просто должна поставить их перед фактом. — Кейдж протянул ей руку. — Ну что? По рукам?
— По рукам. — Она вытянула вперед руку, однако вместо того, чтобы пожать ее, Кейдж приподнял ее ладошку и положил себе на грудь.
Рукопожатие совсем не подходит для заключения сделки со столь привлекательной женщиной.
И прежде чем она успела прореагировать, он наклонил голову и поцеловал ее в губы. Рука, которой он прижимал ее к своей груди, спустилась на ее талию, где замерла в нежном объятии. Его пальцы бережно поглаживали ее.
Поцелуй был долгим, однако Кейдж не пускал в дело язык. Он лишь держал ее в напряженном ожидании, завлекая и дразня возможностью его проникновения. Однако так и не сделал этого. Когда Кейдж поднял голову, на губах его играла улыбка.
Позднее, после того как он отвез ее назад в супермаркет и она покончила с покупками, Дженни размышляла, почему она ничего не предприняла, чтобы остановить этот поцелуй. Почему не отвесила ему пощечину, не топнула ногой или хотя бы не свела все к шутке? Почему, когда он, наконец, оторвался от ее губ, она лишь смотрела на него прозрачными глазами? Почему ее губы дрожали, пульс бешено бился, а тело охватила непонятная истома?