может, ничего и не будет, — желая успокоить Майю, вставила Маланья. — Не идти же ему пешком за женой в такую даль.
Варвара сняла с огня чайник, поставила на стол, достала с полки белую чашку и сухую лепешку.
— Садись, Майя, пить чай.
Майя была голодна, но как она сядет есть без Федора?
— Я подожду Федора, — ответила она. — Вместе с ним поужинаю.
Майя терпеливо сидела и ждала мужа. Почему-то время идет очень медленно, когда ждешь.
Яковлев сидел в первой комнате один и тоже ждал Федора. Федор молча переступил порог и остановился, хмуро глядя на хозяина. Тот сидел сердитый, тяжело сопя.
Федор, потоптавшись у порога, спросил:
— Зачем звали меня?
— Говорят, ты привез жену. Это правда?
— Правда, раз говорят, — неохотно ответил Федор.
— Откуда жену себе взял? Как зовут ее? Чья она?
— Майя. Семена Харатаева дочь.
— Вот как! — Яковлев даже встал. — Почему же соврал тогда, скотина? — Он побагровел от ярости и забегал по комнате.
Федор стоял и наблюдал за каждым движением хозяина, готовый ко всему.
— И что дал твой тесть в приданое? — с издевкой спросил Яковлев.
— Ничего.
— Как же так? Такой богатый человек, выдал замуж единственную дочь и вдруг — ничего. Почему?
— Я не был у них.
— Значит, выкрал у Харатаева дочь. А знаешь ли ты, что за это полагается? Кутузка.
— Не выкрал. Мы с ней обвенчались в присутствии ее родителей. Она мне законная жена, а я муж.
— Обманщик ты, а не муж! — взвизгнул Яковлев. — Вор! Выдавал себя за сына купца, наряжался в дорогую одежду, по-воровски увел сперва моего коня, потом дочь улусного головы Харатаева.
Федору нечего было сказать в ответ. Все, что говорил Яковлев, — правда.
— Ел, пил у меня, ничего не делая. Загонял лучшего коня. Кто мне за все это теперь заплатит?
Из внутренней комнаты, тряся телесами, вышла Авдотья.
— У него тесть богатый, с тестя и взыщи все до копейки. А если не отдадут, посади зятька в каталажку, пусть поживет там на царских хлебах.
Федор стоял, переминаясь с ноги на ногу, мял в руке изношенную войлочную шляпу.
«Был бы один, ни единого часа здесь бы не остался, — подумал он. — А с Майей куда я пойду?»
— Ну, ты долго будешь торчать как пень?! — закричал Яковлев. — Сейчас же плати за все!
— У меня нечем платить.
— Ах, нечем! Так ты мне своим вонючим потом заплатишь. Я заставлю тебя всю жизнь батрачить вместе с женой!..
Авдотья подбоченилась и, выставив большой живот, закричала:
— Прикажи господину уряднику посадить его в каталажку. Пусть там вырвут у него ноздри и поставят на лбу клеймо. — И вышла из комнаты.
Яковлев помолчал и уже более спокойно сказал:
— Ну, парень, из двух зол выбирай одно: или в течение пяти лет ты вместе со своей женой работаешь у меня, не требуя ни одежды, ни платы, или я подаю на тебя в суд.
Федор стоял и молчал. «Пять лет не получать ни одежды, ни платы. А как на это посмотрит Майя, и чем они будут жить?»
— Не очень ли много вы требуете, хозяин? Пять лет. Ни конь, ни пища, которую я у вас съел, не стоят этого.
Боясь, что батрак заупрямится и не согласится, Яковлев повысил голос:
— Я в последний раз тебя спрашиваю!
А разве до этого он получал у Яковлева плату? Его кое-как кормили, одевали в рубище, лишь бы тело было прикрыто и не замерз зимой. Другой жизни он не видел и не знает.
Федор поднял печальные глаза.
— Согласен или нет? — Яковлев терял терпение.
— Согласен, — тихо ответил Федор.
— Запомни, пять лет и ни одним днем меньше. А потом уходи из моего дома, и чтобы глаза мои тебя не видели! — Яковлев с трудом скрывал радость. Он был доволен, что приобрел двух дармовых батраков.
Федор молча вышел из господского дома и, ничего не видя перед собой, остановился во дворе. Небо показалось ему багровым и каким-то зловещим. «Пять лет и ни одним днем меньше. Пять лет…» Он пошел к юрте и по дороге встретил Майю.
— Ты чего так долго? — встревоженно спросила она.
Федор молчал. У него язык не поворачивался рассказать Майе о том, что требует от них Яковлев.
— Зачем тебя вызывал хозяин? — заглядывая ему в глаза, допытывалась Майя. Ей не хотелось спрашивать об этом при людях, поэтому она одна вышла Федору навстречу.
— Пять лет мы с тобой будем работать задаром, — сказал Федор.
— С какой стати, почему? — удивилась Майя.
— За то, что я ездил на его лошади, носил его одежду, ел у них… Я же говорил тебе: не езжай со мной… Зачем ты поехала со мной?
— Ну и поработаем. Другие же работают. — В голосе Майи звучала беззаботность. Она плохо представляла, как горька у батраков жизнь, и потому довольно легко восприняла это печальное известие.
На душе у Федора стало как-то легче. Майя узнала, что ее ожидает, и не испугалась. «Вдвоем и горе снести легче», — подумал он.
IV
Уже на следующий день хозяйка нашла для Майи работу:
— Скажите ей, пусть идет доить коров!
Майя пошла с батрачками в хотон. Девушки удивились, что дочь улусного головы умеет доить коров.
— Мы думали, что ты не знаешь, с какой стороны подойти к корове.
— А хозяйка велела: «Если она не умеет доить коров, скажите, мне», — сообщила Маланья.
— Зачем? — спросила Майя.
— Хотела поучить тебя.
Девушки знали, как она обучает: бьет чем попало по рукам и ругает.
Когда Маланья внесла в дом утренний надой, Авдотья подбоченилась и нетерпеливо спросила:
— Ну, жена Федора умеет доить коров?
— Доит лучше нас.
— Скажите пожалуйста, единственная дочь головы Харатаева умеет доить коров не хуже батрачки. — «А может, все это Федор выдумал? И на самом деле она не дочь Харатаева…» — усомнилась Авдотья.
С петрова дня началась сенокосная пора. Федора вместе с другими послали косить сено. Батрачки сгребали высохшую траву. Среди них была и Майя. Когда начали стоговать сено, она работала вместе с Федором. Они даже ночевали там на покосе, в шалаше. Еду им приносили те, которые на ночь уходили домой.
Майя не могла наглядеться на ленские речные острова, на зеленые тальники с качающейся листвой, на скрипучий белый, точно крупчатный, песок. Эти места казались ей более красивыми, чем родная Круглая елань. Может быть, потому, что рядом был ее любимый муж?
Приближалась осень. С севера на юг с гоготаньем пролетали гуси. Иногда они садились на песчаную косу,