Читать интересную книгу У истоков Руси: меж варягом и греком - Владимир Егоров

Вещий Олег, опять же, если верить «Повести», княжил в Киеве почти столько же, сколько и упомянутые его преемники, а именно 33 года. Причем, в отличие от них, он правил в идеальных условиях: захватил Киев без боя и разрушений, в его правление не было пожаров и катаклизмов, Олег купался в деньгах, собирая дань со всех окрестных племен и народов, получал огромные контрибуции с Византии. Но нет «города Олега». За тридцать три года правления Олег для Киева палец о палец не ударил: ни городских стен, ни княжеских хором, вообще никаких следов! Нонсенс. Что же помешало ему отстроить Киев подобно Ярославу или, хотя бы, Владимиру? Ответ единствен и невероятно прост: не было в Киеве никакого Вещего Олега!

Но поскольку точно так же не оставили в киевской земле никаких следов своего пребывания ни Игорь, ни Ольга, ни Святослав, то столь же неизбежен вывод, что их тоже никогда не было в Киеве. И этот парадоксальный вывод, на самом деле, весьма логичен, потому что во времена их предполагаемых правлений самого Киева, каким он предстает в «Повести», тоже не было. Тут с археологией не поспоришь. Мы с тобой, верящий в археологию читатель, и не будем спорить. Вместо этого вспомним, что Лев Диакон отправляет удирающего после поражения 941 года Игоря домой, но не в Киев, а к Керченскому проливу; что у Константина Багрянородного Святослав сидит не в Киеве, а в каком-то Немогарде; наконец, что сама «Повесть» связывает Ольгу не только с Киевом, но и с Вышгородом, который, вероятно, и был ее настоящей резиденцией.

Однако вернемся к тексту «Повести». Что же мы имеем? Невнятный «князь Рюрик», не существовавший «князь Олег», да еще смехотворный «князь Каган»…

Российская и советская историография не прияли «князя Кагана» как реальное историческое лицо – слишком хорошо было известно, что каган не имя[68], а титул хазарских правителей, посему этот казус «Повести» до сих пор стыдливо обходится молчанием. Между «князем Каганом» и «князем Рюриком» или «князем Олегом» объективно разница только одна: про кагана было известно, что это не имя, а титул, а про рюрика и олега – нет. Этого оказалось достаточным, чтобы эти «князья» были признаны официальной историографией не только реальными лицами, но и основателями первой княжеской династии Руси. На самом же деле «Повесть» оснований для этого не дает. Мой неленивый читатель, замени везде в ее тексте князя рюрика на просто рюрика, а князя Олега – на олега, имея в виду, что рюрик и олег суть титулы владык варягов руси, и текст «Повести» от этого ничуть не пострадает. При этом, разумеется, синеус и трувор тоже должны писаться со строчной буквы, а слова рюрик с синеусом и трувором следует понимать как «вождь с окружением и дружиной». Может быть в этом и есть разгадка странного указания «тот Олег» на закладке «Города и дани олега». Написание со строчной буквы «тот олег» имело бы хоть какой-то смысл, если олегов было несколько.

Итак, не останавливаясь на полпути, мы с тобой, мой целеустремленный читатель, принимаем олега как титул предводителя варягов руси, рангом пониже рюрика. Этимология олега тоже германская и совсем прозрачна. В древнегерманском языке слово helgi (хэльгь) имело смысл «священный». Как уже отмечалось выше, придыхание hрусскоговорящими не произносилось. Оказавшийся в начале слова гласный (э) сначала по нормам старославянского языка йотировался и превратился в (е), а затем заменился на (о) по характерной уже для восточнославянского мене типа един → один. Так в ПВЛ появляется Ол(ь)гъ. В древнерусском оригинале текста «Повести» эта форма сохранилась в косвенных падежах, где регулярно встречаем Олга, Олгови. А именительный падеж Ольг со временем принял более свойственную русскому языку форму Олег.

В соответствии со своим значением титул хельгь мог бы принадлежать жрецам руси. Но у древних германцев не было отдельных жрецов, а жреческие функции обычно исполнял вождь. Этой комплексной роли вождя-жреца полностью соответствует князь Олег, получивший в «Повести» соответствующее прозвище-эпитет вещий.

Хорошее подтверждение нашей догадке о титуле олег ((хел(ь)г)) дает уже упоминавшийся «Кембриджский документ». Главное, не считать (х-л-гу) документа, как это почему-то принято, именем собственным предводителя Руси. Иврит тоже не знал тогда и не пользуется до сих пор прописными буквами. Если признать (х-л-гу) титулом, то решаются сразу две проблемы.

Во-первых, снимается противоречие в датировках. Дело в том, что (х-л-гу) «Кембриджского документа» живет много позже Вещего Олега. Несовпадение столь вопиюще, что историкам приходится изобретать некоего Олега II, сына или племянника Олега Вещего, а Игоря за отсутствием для него места на сцене незаметно оттеснять за кулисы. Но если олег – титул, то ничего не надо изобретать и никого не нужно убирать со сцены, все и так сойдется. В 941 году поход на Византию возглавил олег Игорь. Каганом он так и не стал, таланта не хватило. Зато каганом заслужено становится его сын Святослав после победы над Хазарским каганатом.

Во-вторых, просто невероятно, что хазарин, автор «Кембриджского документа», действительно называет предводителя Руси по имени. Это совершенно нетипично и невероятно. Личные имена вообще мало кому интересны. Вспомним, у обстоятельного Константина Багрянородного нет ни одного имени русских владык, просто собирательное греческое архонты. Сам автор «Повести» не знает имени даже кагана хазар (князь Каган!). Соответственно глупо хотеть от простого хазарина знания личного имени предводителя Руси, которое ему «до лампочки» и упоминается-то в документе постольку поскольку. Согласись, мой объективный читатель, титул под его пером более уместен.

Тут полезно еще раз обратиться к дорожнику аль-Идриси, цитату из которого с описанием славного города Матрахи (Таматархи, Тмутаракани) мы с тобой, мой проникшийся сложностями арабской графики читатель, уже однажды прочитали в «Измышлении о Руси Первой»: «Ее (Матрахи, Тмутаракани) правители известны под названием Олуабас и прославлены благодаря силе, смелости и их воинственности и являются очень грозными для своих соседей».

Название тмутараканских правителей олуабас Б. Рыбаков трактует как княжескую династию Ольговичей, родоначальник которой Олег Святославич княжил в Тмутаракани с 1074 по 1079 и с 1083 по 1094 гг. Правда, остается неясным, какое все это имеет отношение к XII веку, поскольку сам Рыбаков признает, что «русские летописные известия о тмутаракани обрываются на 1094 г., когда Олег покинул город ради своей отчины Чернигова, и наши сведения о тмутаракани в XII в. очень отрывочны». Между тем текст аль-Идриси не дает оснований говорить о династии. Речь идет о «названии» правителей, которое более естественно понимать как титул. Но если олуабас не «Ольговичи», а титул, то не все тот же знакомый нам (х-л-гу)?!

Итак, олег – это титул. Но это еще не все. «Повесть» – это такие дебри, что чем дальше в них, тем больше можно наломать дров. О, кстати, не спросить ли Бэрримора, где добывают дрова для Баскервиль-холла? Хотя нет, я уже спрашивал. Ладно, не будем отрывать дворецкого от его графинчика с горькой настойкой и углубимся ломать дрова в дебри «Повести», где нас уже ожидает воевода Свенельд.

Впервые Свенельд появляется на страницах «Повести» под 945 годом: «в год 945. в тот год сказала дружина Игорю: “Отроки Свенельда изоделись оружием и одеждой, а мы наги. Пойдем, князь, с нами за данью, и себе добудешь, и нам”» – уже предводителем, которому подчиняются какие-то отроки. Судя по тому, что эти отроки одеты и вооружены лучше дружины Игоря, статус Свенельда весьма высок и соизмерим со статусом князя. Так что вряд ли Свенельд в 945 году молод. Скорее это уже зрелый муж, доказавший свое ратное умение и приобретший такой вес, что не только он сам, но и его дружина чувствуют себя независимыми от Игоря. Сходит со сцены Свенельд, где-то после 977 года, успев послужить последовательно Игорю, Ольге, Святославу и Ярополку. По долгожительству и активности на старости лет он достойная пара Вещему Олегу. Равно как и по неизвестности византийским хронистам.

В «Повести» Свенельд – главный воевода Святослава во время болгарской кампании. У Льва Диакона войском руси действительно предводительствует архонт Святослав (Σφενδοσθλαβος (сфендостлабос) – пока еще с «носовым е» на месте будущего восточнославянского я!), но два его воеводы – это Икмор и Сфенкел (или Сфангел). По некоторому сходству имен Сфенкела можно было бы отождествить со Свенельдом, но мешает то, что Сфенкел погиб в Болгарии, а Свенельд надолго пережил Святослава. Правда, мешает только в том случае, если… Свенельд – имя собственное. Если же свенельд – титул аналогичный более позднему воевода, то свято место пусто не бывает: король умер, да здравствует король – Свенельд умер, да здравствует свенельд! Мир праху имени Свенельд, которое норовит превратиться в титул свенельд так же, как ранее у нас с тобой, мой непредвзятый читатель, уже превратились в титулы Рюрик и Олег. После такого превращения становятся понятными и живучесть, и долгая трудоспособность «варяга». Как зайцы в рекламе батареек Duracell, свенельды, все на одно лицо, подменяют в «Повести» друг друга незаметно для читателя и даже, вероятно, для самого автора.