Читать интересную книгу Одиночество мужчин - Юлия Рублева

Мы поехали в Версаль с его братом, его женой и детьми. Их маленькая дочка с необычным именем Киян, лет шести, почему-то меня полюбила. В ресторане за обедом она подошла ко мне и молча поцеловала в щеку. Все чуть не зарыдали от умиления. У меня просто сжалось сердце. Жиль везде представлял меня как будущую жену. А я именно тогда, в Версале, замыслила побег. Я знала, что вряд ли увижу когда-нибудь еще Киян и ее сестру. Я еле улыбалась окружающим и с трудом понимала, о чем они говорят. Мне было уже все равно. Я хотела домой. В Россию, где хамят и не говорят «пардон». Но где все разговаривают на русском и где ты своя.

И все же я мучительно размышляла, что в России у меня есть только любимая работа и дочь. Я редактор и мама. Меня уже давно нет как женщины, жены, любовницы. И я снова колебалась. Прилетев в Москву, я думала несколько дней. Меня все спрашивали – ну что ты решила? И я не могла ответить.

Ответ, ясный и понятный, пришел ко мне однажды серым московским утром, когда я на такси ехала на работу. И это было «нет». И огромное облегчение. Словно гора с плеч упала.

* * *

Ну в общем-то и все. На этом история закончилась. Жиль звонит мне и пишет до сих пор. Редко, но регулярно. Мне было трудно ему сказать, что я не приеду, но я сказала. Это было мучительно, я чувствовала себя сукой и стервой. У меня осталось уважение к нему и благодарность. Он на редкость добрый и достойный человек, и возможно, будь он понастойчивее и живи он в России, я бы сдалась. Я не исключаю, что мы еще будем видеться, если захочу, в Париже – вот в него я слегка влюблена.

Больше всего мне жалко моего французского языка. Язык прекрасный, легкий, а для русского человека вообще второй родной. Девятнадцатый век оставил нам в наследство огромное количество французских слов, я даже не подозревала – сколько.

За два года до этого в один журнал я написала колонку про французскую песенку. Интересно, что в ее «французской» части все сбылось почти дословно. Вот она:

«…Я хотела бы жить во французской песенке. Знаете, такой легкий шансон – любовь, ля-ля, завтрак в отеле с видом на Лазурный берег, кофе, горячий рогалик, поцелуи в шею, роза и ревность. Он ее целует везде-везде, она надувает губки и строит глазки официанту. Или – она на него глядит нежным и глубоким взглядом, а он сидит в профиль и чистит апельсин, девочка моя, так-то. Потом все друг друга бросают. Такая любовная историйка. На историю не тянет.

Хотите историю – полезайте жить в русский романс. Вот где вы увязнете в речном песке, под луной, в сумасшедшем одиночестве. Там все – невозможно, не спрашивайте, почему. Никаких поцелуев, роз и апельсинов. Одна тоска и надрыв. Скомканный платочек, сухие глаза: рыдать нельзя, это из оперы. Бракосочетаться тоже нельзя, это загубит все на корню, и вообще, желателен трагический конец, чтобы один разлюбил или, на худой конец, умер.

В общем, похоже, самый смак – это водевиль. Там можно нормально обглодать куриную ножку, а твоя любовь, не стесняясь, будет хлестать пиво. В этой любовной истории вы растолстеете и поздоровеете, научитесь напевать дурацким голосом и щипать друг друга за ушко.

Есть еще испанская гитара, но там вас непременно задушат из ревности. Еще можно жить, жуя жвачку, в попсе, но лучше – в русском роке, только вы должны быть спимшись. Главное – не лезть в военный марш и государственный гимн.

Ну а все-таки французская песенка – это хорошо. Поцелуи в шею, роза, ревность и главное – все как-то обходится».

Про Алису, меня и Израиль

Однажды я познакомилась в Интернете с одной девицей по имени Алиса, к которой прилагается достопримечательная грудь пятого (ну восьмого, восьмого!) размера. Девица нервная, а ресницы у нее загибаются ввысь. На почве нервности и похожих любовных историй мы с ней сошлись как вода и пламень. Я с ней переживала всякое – и умирала от смеха, и ненавидела ее жутко, и ругала ее за то, что она одобрила дочери моей пирсинг в языке, и кошку ее видела, Тушку. Происходило это общение у нас по скайпу. В камере девица казалась вредной, противной и все время покупала новые туфли.

Ну, год прошел, решила я к ней в гости съездить. В Иерусалим. За тот год чего только не произошло. Я первую книгу написала и кота завела, например. И вот в ночь перед отлетом пошла я с другой девицей в секс-шоп, покупать этой Алисе какие-то там вагинальные шарики в подарок. Мы с другой девицей шарики купили, купили еще какой-то гель тоже в качестве гостинца и еще купили мне юбочку специальную перчатки лиловые, но это уже не в секс-шопе. Потом в ночном киоске купили себе огненные бутерброды с жареным луком и соусом и съели в машине. Подруга меня спрашивала все время: «Может, тебя в аэропорт отвезти? У тебя когда рейс?» Но я говорила: «Ах, рейс у меня в два часа дня, я успею выспаться и успею везде, не забыть бы шарики, а то меня на порог не пустят».

А утром я открыла глаза и увидела лиловенькое. Это были останки моей новой перчатки. Кот ее растерзал. Накануне он в воспитательных целях был нащелкан по носу, а так как я этому нащелкиванию попустительствовала, он, я думаю, отомстил. Я обозвала его страшным словом. И поехала в аэропорт Домодедово вместе с чемоданом.

Приехала, а там еще даже регистрация не началась. О, думаю, какая я пунктуальная. Но как-то не по себе все равно. Подошла с электронным билетом к тетеньке, а тетенька говорит: «А ваш рейс компании “Эль-Аль” уже улетел. Потому что он у вас не в четырнадцать ноль пять, как вы думали, а в одиннадцать ноль пять. И если вам повезет, – говорит тетенька, – то вас посадят на рейс этой же компании в полночь и бесплатно. Но придется ждать регистрации, чтобы понять, будут ли места».

Я растерялась неимоверно и сразу заплакала. Плакала сразу обо всем: и о своей бестолковости, что перепутала время вылета с временем прилета, и о том, что поездку эту ждала, а сама на нее не попала, и главное – очень хотелось, чтобы кто-то как-то спас, но от чего и как – непонятно, и было почему-то страшно и хотелось, чтобы прикрыли спину.

Я позвонила по очереди нескольким людям. Ночной подруге, которая расстроилась, израильской подруге, которая обрадовалась, и разумному человеку N, который объяснил, что бояться ничего не надо, потому что мне ничего не грозит прямо сейчас, никакая опасность, а вечером он меня заберет, если что.

А подруга из скайпа почему обрадовалась? Потому что побежала писать в свой ЖЖ, что я опоздала на рейс. И не только про это. Она еще там про секс-шоп написала и вообще все мои тайны выдала. Но я же об этом пока не знала и в неведении сидела, сложив ноги на кресло, и пыталась спать, потому что ждала следующий самолет уже поздно ночью.

И вот я так спала, ела, пила кофе, и время от времени мне приходили эсэмэски от незнакомых людей.

Содержание было таким:

«Держитесь! Мы с вами! Мировой враг не пройдет! Ваши израильские друзья». От незнакомцев.

«Мы о вас думаем! Не исключено, что вы все-таки прилетите! Ваши израильские друзья». Опять от незнакомцев.

«Всегда знал, что ты бестолочь! А я сижу в кино!» Бывший муж.

«Мы ужасно ржем! Ха-ха!» Савина.

«Будешь ночевать у меня, если не улетишь!» Катя.

«Да, мама, я поела и тепло одета, а ты уже в Израиле?» Дочь.

«Зато я перепутала месяц улета и приехала со всеми домочадцами на месяц позже! Пропало двенадцать билетов, это тебя поддержит!» Подруга из Екатеринбурга.

«Мужайтесь!» Израильские друзья.

«Юля! Волнением слежу событиями из Лондона!» Подруга из Лондона.

«Тут пишут, ты ходила в секс-шоп…» От N.

Последнюю эсэмэску я получила уже в самолете. Меня посадили-таки в него и помахали ручкой израильские спецслужбы, у которых я проходила с красной пометкой на билете, и меня очень, очень обыскивали.

Я сидела в самолете и прижимала к груди бутылку коньяку. И напоследок снова всплакивала. Потому что одиннадцать часов в аэропорту, где я успешно обжила служебный туалет, накрасилась в парфюмерном магазине и выпила все прилегающее кофе, – все-таки эти одиннадцать часов были очень нервными, потому что я до последнего не знала, улечу ли я.

А уже когда мы почти взлетели, мне позвонила Алиса и сказала:

– Слушай меня, бестолочь! Хоть ты и прилетаешь в три часа ночи, но тебя встретит Рома из Тель-Авива! Весь город бурлит! Два города! Я Рому не знаю, но деваться некуда и придется тобой рискнуть! Везешь ли ты мне ша…

И тут телефон мой наглухо отключился, разрядившись.

Так я приземлилась глубокой ночью в аэропорту Бен-Гурион с разряженным мобильником, понятия не имея, как выглядит неизвестный мне Рома, и не зная, конечно, ни одного телефона наизусть.

* * *

Итак, я приземлилась в аэропорту Бен-Гурион, не зная в лицо Рому, не имея мобильной связи и не помня никакого телефона. Где-то там ждала меня Алиса.

А в огромном полупустом ночном аэропорту везде были наши и пели птицы. В багажном отделении вставал рассвет, а за окном на фоне темного неба нагло маячила пальма. Именно такой микс я получила в качестве первого впечатления.