моя записка и не почтительные телеграммы ему, видать, пришлись очень не по вкусу. К таким
вещам со стороны подчиненных он не привык. Ну что же, пусть попробует - пойду на все, а на ноги наступать себе не дам.
Положение с трестом. У работников аппарата имеется идея фикс - это разогнать все в Иркутске и создать в Москве мощный трест «Золоторазведка» с функциями не только производственно-оперативными и научными, но также и управленческими (в части всех разведок золотопромышленности). Так как всех работников Иркутска нельзя перевести в Москву из-за квартир, то их распределить по периферии. Дикость такой идеи всякому, кто не лишен здравого смысла, совершенно ясна. Она означает, прежде всего,то, что летние работы всех наших партий будут потеряны, так как камеральная обработка будет сорвана. Последние дни с трудом удалось доказать, что до 1 марта 34 нужно сохранить в Иркутске отделение, которое бы закончило камеральную обработку. Как будто на это деятели «Главзолото» идут. Стационары же передают добычным предприятиям. Но все это пока висит в воздухе, т.к. без Серебровского они (аппарат) ничего не решают, а драгоценное время идет, то, что в это время упущено, потом не наверстаешь.
К сожалению, Серебровский в верхах пользуется кредитом, и не малым, а поэтому мои письма в ЦКК никакого движения не получили. Был я в ЦК в секторе промышленности - заведующий сектором также считает, что глупость перебрасывать трест в Москву, но...
Кстати, Базжин, имея цель во что бы то ни стало переехать в Москву, переметнулся на сторону главкистов - ведет себя, как проститутка. Роман вначале (до моего приезда) также плелся в хвосте у Базжина, но сейчас жмется ближе ко мне, хотя ему и тяжело, т.к. ему придется работать из-за семьи в Москве.
В общем, Шура, лезу в драку, кончиться это может тем, что пошлют меня либо к черту на рога, или самому, не дожидаться «протекции», придется сговариваться. Из золота не выпустят - это факт, почву я уже зондировал, а на золоте, но другая система - это только Колыма. Пойти на Колыму - это значит расстаться с семьей на два года, т.к. с ребятишками там тяжело. Пока жду и готовлюсь к драке - а там видно будет. Такова, Шурча родная, конъюнктура.
Серебровский:
С правлением акц. общ. Союззолото места продолжали чуть ли не гражданскую войну. Работники, которые приезжали из Москвы и вели так называемую «московскую линию», делали это очень нетактично. Поэтому часто были скандалы с местными работниками. Когда же москвичи возвращались в Москву, то они в долгу не оставались, снимали так называемых виновников разных скандалов, происшествий и т. п. Поэтому получалась страшная неразбериха, неуверенность. Никто не знал, где он будет работать завтра, что он будет делать. Никто ни за какое дело не отвечал. Мне приходилось во всей этой путанице разбираться, кто прав и кто виноват, наказывать действительно виновных, а в то же время выправлять структуру, намечать будущие четкие, организационные формы.
Копеин:
Здравствуй, родная Шурча!
Дела остаются почти в том же положении. Говорю почти, потому что авось можно будет не допустить глупейшей реорганизации. Да, Шурча, ни черта не выходит. С Серебровским никто не хочет воевать по той простой причине, что он пользуется весьма большим кредитом в ЦК, вернее, у Сталина. Завтра делаю последнюю вылазку. Тевосян устраивает мне свидание с Пятаковым. Но предупредил заранее, что у Пятакова с Серебровским нелады, и что Пятаков не хочет по этому вопросу с Серебровским лишний раз сталкиваться. Посмотрим, если завтра ничего не выйдет, на этом кончаю. Не в Коминтерн же, в самом деле, идти по этому вопросу. А жаль, что произойдет очередная глупость.
Ну и о нашем личном будущем. Куда идти работать и куда удастся уйти. В аппарате новоявляемого треста работать не буду ни под каким видом. Тевосян рекомендовал меня нач. Главцветмета, я с ним еще не говорил, но на аппаратную работу не пойду, если пошлет куда-либо на крупное строительство геологом - с удовольствием поеду. Весьма вероятен вариант работы на Балее. Мильчаков прислал телеграмму в Главк, в которой просит откомандировать меня в его распоряжение.
Думал я над этим делом. Работа мне нравится. Слов нет, месторождение с геологической стороны не из легких и несет много неожиданностей, но поработать на нем, по-моему, очень интересно.
Меня беспокоит только один вопрос - как там житуха с ребятишками. Узнал, что климат здоровый, овощей достать всегда можно, то же с молоком. Ну а фруктов, так их и в Иркутске редко достанешь. Что-то сдается мне, что Балей вероятнее всех других мест.
20 сентября
Дописываю в Главке. Как и ожидал Тевосян, Пятаков не стал вмешиватьсяв дела Серебровского. Тевосян еще раз попытается его убедить не допускать этой глупости. По-видимому, все же ничего не сделать.
Серебровского ожидают не позднее 25-го с.м., тогда окончательно будет решен вопрос и относительно Треста, и относительно меня. Решение это можно предугадать вполне, это в части Треста - перевод в Москву, а в части меня - Балей.
Ну что же, Шура, голову вешать не будем, а этой старой бестии АПИСУ когда-нибудь будет отплачено за все сторицею.
Серебровский:
Старый техник-разведчик В.И. Ерофеев, будучи направлен Сретенским главным приисковым управлением в Новотроицкий район, открывает в 1928 г. богатейшее Балейское рудное месторождение. Так как о значении Балея поднялись споры, то для разрешения их я сам поехал на Балей, а затем поехал туда молодой советский инженер-геолог И.В. Копеин, который проделал там замечательную работу, весьма значительно расширил рудную базу предприятия и дал возможность построить мощный Балейский комбинат.
«Даешь золото!» - условия труда. Монолог Селиховкина
На что бы я обратил ваше внимание в письмах Ивана Копеина?
На две вещи.
Во-первых, на фразу: «Из золота не выпустят - это факт, почву я уже зондировал».
Я уже говорил, что на золото Копеина натурально мобилизовали, ЦК выдернул его из Института красной профессуры философии и естествознания (ИКПФиЕ), где тот успел проучиться на неорганическом отделении только четыре месяца. Александра Сидоренко так и писала в своей автобиографии: «Окончив в 1930 г. академию, я была направлена для работы в Московский геологоразведочный институт, в котором работала до 1932 года – до момента переброски мужа в Иркутск Центральным Комитетом партии».
Второе, что бы я отметил – постоянную и немного напряженную заботу Ивана Васильевича о детях.
Дело в том, что золотодобыча считалась, как бы это сказать…
Проклятым местом она считалась.
Абсолютное большинство