А ведь рагниты вполне могли этот побег предугадать. А если могли, то наверняка и предугадали.
Стало быть, вполне возможно, где-то поблизости находятся наемники рагнитов. Один или два, не больше. Стрелять в него они не будут. Цель у них другая. Проследить и выяснить, где он нашел себе убежище.
Отпущенное ему на раздумья время еще не кончилось. И уговора о том, что он должен его обязательно провести в камере, – не было. Именно поэтому наемники обнаруживать себя не станут. Им нужно лишь выследить его, чтобы знать, где найти в случае отказа.
"А вот этого допустить нельзя, – подумал Михаил. – Поэтому, прежде чем отправиться к дому профессора, придется покрутиться по городу, сменить не сколько такси и, лишь убедившись, что «хвост» отстал, отправиться отдыхать.
Ничего, по сравнению с тем, что было сегодня, это в самом деле пустяки".
Он открыл дверцу мобиля и спросил:
– Свободен?
– Для вас, господин главный центурион, всегда, – почтительно промолвил таксист.
Голос его показался Михаилу знакомым. Устроившись на сиденье, он назвал адрес дома, находящегося кварталах в десяти от управления по делам центурионов.
– Доставим в лучшем виде, – угодливо захихикал таксист. – Со всеми удобствами.
«Ба, да это же мой знакомый, – подумал Михаил. – Ну да, все верно. Луан, собственной персоной».
Конечно, этого не стоило делать, но Брадо все-таки не удержался, сказал:
– Если ты подразумеваешь под удобствами мочалок и ширево, то беспокоиться не надо. Меня это не интересует.
Вместо того чтобы включить мотор мобиля, Луан уткнулся головой в пульт управления и издал стон отчаяния.
Глава 10
Старательно переступая через тонкие, ломкие, сухие веточки, он крался по лесу. Почему-то для него было очень важно не наступить на эти веточки. Откуда-то он знал, что, сломав хоть одну из них, вызовет страшную, необратимую катастрофу.
Он крался.
А лес становился все более густым и сумрачным. Сухие веточки стали попадаться так часто, что Михаилу приходилось рассчитывать буквально каждый шаг. Пару раз он все-таки вынужден был возвращаться назад и начинать все сначала.
Лес превратился в лабиринт, между призрачными стенами которого он блуждал и блуждал, казалось, целую вечность, возвращаясь и снова устремляясь вперед в поисках единственного, возможно даже не существующего, выхода.
Постепенно Брадо охватывало отчаяние, но его все еще было недостаточно для того, чтобы остановиться, уверившись в тщетности поисков, и сдаться, подняв лапки вверх.
Он шел.
Пот заливал ему глаза. Руки начали предательски дрожать. Лежавшие на усыпанной землей хвое веточки стали двоиться.
«Сейчас, – сказал он себе. – Еще один шаг, и я остановлюсь. Еще один. И еще один».
Последний шаг был ошибкой, потому что нога ступила совсем не туда, куда он хотел. Одна из веточек, наверное самая тонкая и нежная, хрустнула под его подошвой. Сломалась. И поправить это было уже нельзя.
Тотчас же, будто кто-то дернул за веревочку, над верхушками деревьев возникла гигантская голова и глухо захохотала. По лесу, как ледяной ветер, пронесся шепот ужаса. Все попавшие в поле его зрения веточки, словно став невесомыми, устремились вверх, собираясь в огромное, похожее на грозовую тучу облако.
Гигантская голова снова захохотала и вдруг яростно дунула на это облако. Оно тотчас же исчезло, будто растворившись в загустевающей, становившейся все более темной синеве неба.
– Вот так, – прогрохотала гигантская голова. – Вот так исчезнешь и ты. Если не отдашь нам эту штуку.
Она не принадлежит тебе и принадлежать никак не может. Отдай, зачем тебе из-за нее умирать? Отдай!
– Нет! – крикнул Михаил. – Этого не будет. Она должна принадлежать нам, землянам. Ради этого умер Хака.
Он узнал, кому принадлежит эта голова. Ну конечно, Блеву Хару. Рагниту. Врагу.
– Отдай! – завывала голова. – Отдай!
Михаил хотел было что-то ответить, но вдруг замер. Потому что стало не до этого.
Теперь он был в лесу не один. Чьи-то ловкие, сильные лапы спешили к нему, взрывая дерн длинными когтями, почти бесшумно неся огромное, готовое поглотить его тело. Послышался низкий, утробный рык. Эхо его принялось было блуждать по лесу, но вскоре затерялось в его сумрачной глубине.
Михаил повернулся и бросился наутек.
Спотыкаясь и едва не падая с ног, он мчался прочь, к выходу, местоположение которого странным образом изменилось. Теперь он мог до него добраться, мог спастись, конечно, если удастся ускользнуть от преследующего его хищника.
А тот нагонял, дышал в спину смрадным, непереносимым дыханием, готовился к решающему прыжку.
И Михаил последним, отчаянным напряжением сил рванул вперед, не глядя куда именно. Лишь бы бежать, лишь бы не останавливаться, поскольку остановиться значило умереть. А его смерть была равносильна победе рагнитов.
Он бежал.
Где-то впереди замаячило окно. Оно находилось на небольшой, ровной, как стол, полянке и висело в воздухе. Ничего похожего на стены вокруг него не было. Просто окно, очень одинокое и независимое от окружающей среды.
Оно было распахнуто, и за ним виднелась благостная, удивительно синяя, какая-то лубочная река, редкий березняк, и, главное, никакой, ну совершенно никакой опасности.
– Отдашь? – взвыл за его спиной голос рагнита. – Отдашь, говорю? Иначе умрешь… умрешь… умрешь…
– Ну и черт с ним! – крикнул Михаил, рванувшись к окну.
Он был от окна уже в пяти шагах, когда преследовавший его зверь прыгнул. Длинные, кривые когти вонзились в спину, вызывая отчаянную, нестерпимую боль. Брадо поволокло куца-то вниз, так, словно земля под его ногами расступилась, превращаясь в бездонную пропасть. Донесся радостный гогот Блева Хара. В ушах засвистел воздух…
Михаил открыл глаза и подумал, что спит на этом диване в последний раз. Конечно, вчера, прежде чем лечь спать, он мог приказать профессору отправиться на диван, а самому занять его спальню. Но уж больно много в этой спальне было хлама и пыли. И она была не его, а принадлежала профессору.
«Довольно странный предрассудок для человека, который последние несколько лет спал в основном на гостиничных кроватях, – подумал Михаил. – Что-то раньше я его у себя не замечал».
Хотя… Может, дело совсем не в этом.
Профессор. Ну да, именно он. Те умники из отдела обработки отняли у него право принимать решения, сделав его марионеткой. Отнять у него еще и спальню было бы величайшей несправедливостью.
Михаил невольно хихикнул.
Ну да, рыцарь без страха и упрека, готовый на все ради справедливости. Он – агент звездного корпуса. Бред сивой кобылы, и никак иначе. Сам-то он чем от этого профессора отличается?
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});