напомнить кое-какие детали…
От вас требуется максимальная дисциплина и ответственность. Слово «Афганистан» – забыть. Не дай бог, кто-то за забором или члены ваших семей услышат об этом от вас из телефонного разговора или письма. Выгоню, не обращая внимания на чины и заслуги. Строгая конспирация. Пройдут отдельные занятия и инструктажи по легендированию поездки. С территории объекта выход только по крайней необходимости с моего личного разрешения…
Офицеры слушали слова Григория Ивановича так напряжённо, как будто бы он должен был вот-вот произнести что-то настолько важное, от чего сразу должна измениться вся последующая жизнь. Действительно, таких инструктажей ещё ни у кого из них никогда не было… Все ожидали каких-то особенных событий, поэтому и слов ожидали особенных… Постановка задач на занятиях, учениях, даже самых серьёзных – это ерунда по сравнению с сегодняшним днём. Но Бояринов ничего особенного и не сказал. Всё по-простому, как раньше. Ничего необычного. Кроме одного: отношение и его, и слушателей к происходящему – уже совсем другое. Даже глаза у всех стали другими, в них появилась особая сосредоточенность, хотя и не без некоторой тревоги.
Зал, заполненный людьми, был настолько единым целым, что ошибиться в верности и надёжности этих офицеров было невозможно. Они пойдут в огонь и воду, надо только дать правильные команды.
Бояринов смотрел на своих учеников и понимал их состояние. Он был удовлетворён той работой, которой уже многие годы занимался вместе с преподавателями курсов. «Эти – не подведут, – думал он, обводя глазами зал, – только бы чётко и грамотно звучали приказы и не было бы глупостей от большого начальства…»
Володя сидел в третьем ряду, рядом с Юрой из Новосибирска, своим новым приятелем, и слушал «деда» с напряжением ученика, находящегося на экзамене. «Неужели там, куда нас посылают, будет война? Как же не хочется смотреть на это из той мирной жизни, в которой живём все мы: я, Галка, дочка… и бояться за их жизни и жизни многих других… А страшно ли мне самому? Нет! Или? Да, я боюсь… Я так думаю, что я боюсь…» – Володя повёл головой по сторонам и посмотрел, не заметил ли кто его мыслей. Но все слушали Григория Ивановича, и каждый был глубоко в своих переживаниях и эмоциях. Ни одного безразличного человека в этом зале не было… Как же можно быть безразличным, когда за этими словами командира стоят их жизни…
Все последующие дни помчались с нарастающей скоростью. Люди заспешили, забегали, закружились. Списки, занятия, сборы, опять занятия, опять списки… Уже не хватало времени на вечерние посиделки и смех в курилке. Все озаботились валом тех задач, которых становилось всё больше и больше. И у каждого хватало дел…
Ежедневно Бояринов собирал всех вместе и, пытаясь достучаться до каждого, ещё и ещё раз пояснял: «Вы всё можете и умеете. Вы справитесь с любой задачей». Кто-то предполагал, что он знает что-то большее, но не говорит, а лишь готовит их психологически к чему-то такому, чего ещё в их жизни не было… А кто-то предполагал, что Григорий Иванович и сам не знает большего, поэтому ему сказать больше нечего.
Ровно через неделю личный самолёт Председателя КГБ СССР Андропова, раскрашенный под обычный гражданский самолёт Аэрофлота с аэродрома Шереметьево, был загружен людьми, техникой, вооружением «под завязку». Начальник тыла Саньков по настоянию некоторых загрузил в самолёт даже бочку с квашеной капустой. У каждого в отдельности из продуктов были: чёрный хлеб, селёдка и водка. Это по рекомендации тех, кто там уже был: «Ребята соскучились по чёрному хлебу и селёдке. Обязательно возьмите – им будет приятно…» Вот салон крылатой машины и заполнял некий специфический запах…
Взлетели легко и весело. Нервный озноб был незаметен за рёвом мотора и дрожью корпуса самолёта. В Ташкенте дозаправились, выпустив личный состав на пару часов походить внутри какого-то ангара. При этом собрали загранпаспорта и отдали пограничникам. Город Ташкент запомнился только видом из окон самолёта сверху: крышами современных домов в центре и кибиток – по окраинам. Обращали на себя внимание необычные по виду деревья: пирамидальные тополя. Когда взлетели и направились в сторону Кабула, все затихли и прилипли к иллюминаторам. Почти сразу же появились горы. Причём такие высокие, что даже самолёт, находящийся на огромной высоте, летел, по сравнению с их вершинами, очень низко. Это была местность, которую никто из них никогда раньше не видел. В самолёте были и сибиряки, и дальневосточники, ребята с Урала, из Прибалтики, молдаване и москвичи… Поэтому картина для большинства из них была незнакомая…
В аэропорту Кабула оказались как-то неожиданно быстро. Самолёт сел, и лётчики открыли двери. Вместо привычной зимней прохлады повеяло теплом. Было такое ощущение, что тепло шло не с улицы, а от двигателей самолёта, но когда стали разгружаться, и Володя с Юрой, и все остальные почувствовали, что тёплый воздух всё равно преследовал их везде.
– Смотри, погода здесь, как у нас весной, – заговорили друзья, разминая ноги, затёкшие от вынужденного долгого сидения.
Вдруг неожиданно двигатель самолёта смолк, и наступила звенящая тишина. У обоих приехавших было такое ощущение, что они оказались не где-то в аэропорту, около города, а далеко-далеко в горах или в лесу, куда звуки вообще не доходят. Это чувство было такое всепоглощающее, что оба друга остановились и стали оглядываться, пытаясь понять причину этой необычной тишины.
– Такая тишина бывает перед землетрясением, – заорал по привычке Володя и сразу же осёкся, понимая, что теперь не надо напрягать голос, пытаясь перекричать двигатель самолёта, и уже спокойно продолжал: – Мне приятель рассказывал, он из Таджикистана родом. Говорит, что перед самым землетрясением на какое-то мгновение всё затихает. Как будто бы мёртвая зона перед ударом стихии. Природа предупреждает…
– Я тоже слышал об этом, – ответил Юра, – здесь землетрясения особенные… Землю не просто трясёт, а она двигается, как волна, поднимается вверх и вниз. Деревья кланяются – сначала в одну сторону, до земли, а потом – резко, со свистом, в другую.
– Вон, посмотри, – показал Володя рукой в конец взлётной полосы, – что это?
За оградой аэродрома, разрушив часть проволочных заграждений и выкатившись далеко за пределы взлётной полосы, стоял огромный пассажирский самолёт. Местами на корпусе машины были видны следы от пожара, от пуль и снарядов.
– Нормально они здесь летают, – протянул Юра.
– Это оппозиция хотела убежать в Пакистан, – сказал подошедший человек, наверное, кто-то из встречающих, – ну вот, на взлёте их и достали.
Для обоих, да и для всех остальных, видевших эту картину, всё сразу встало на свои места. Здесь идёт серьёзная вооружённая борьба. Здесь стреляют,