Читать интересную книгу По Берлину. В поисках следов исчезнувших цивилизаций - Светлана Руссова

Покоренные в VII – VIII вв. войсками Арабского халифата, народы огромных территорий от Китая до Франции в своем большинстве приняли новую религию – ислам, арабский язык, некоторые элементы культуры завоевателей. Арабская культура стала фундаментом культуры мусульманского ареала. На период с VII по XIV в., т. е. на время создания и укрепления теократического государства Арабского халифата, – пришелся ее расцвет. Возникали центры культуры (Балх, Мерв, Бухара, Самарканд), поэтические, тео– и философские школы, развивались литература и науки – медицина, математика, астрономия, языкознание. Появилась целая плеяда значительнейших поэтов – Абу-ль-Аля аль-Маарри, Рудаки, Фирдоуси, Омар Хайям, Саади, Низами, Хафиз.

В Средние века просвещенные люди, независимо от этнической или религиозной принадлежности, владели арабским языком, который, как и латинский, стал международным. На классическом арабском языке была написана чрезвычайно многочисленная научная и художественная литература. В мировую культуру вошли поэтические легенды о неразделенной любви Меджнуна и Лейли, Джамиля и Бусайны, Кайса и Лубны (илл. 28).

Однако с приходом в XIII в. на эти территории монголов, разрушивших городскую культуру Арабского халифата, начался период упадка и застоя классических арабских традиций. Наследие арабской культуры было забыто вплоть до XVIII в., пока экспедиции Наполеона Бонапарта в Египет (1798 – 1801) и исследования в области фольклористики, мифологии и этнографии европейских и восточных стран не открыли мировое богатство арабской и персидской поэзии. Этим было положено начало ориенталистики (востоковедения), и приоритеты тут принадлежат Йозефу Гаммеру фон Пургшталю, опубликовавшему первые переводы текстов арабских и персидских поэтов классического периода, и И.-В. Гете, создавшему под влиянием восточной поэтики жемчужину своей лирики – поэтический цикл «Западно-восточный диван».

Справедливости ради надо сказать, что и в доисламские времена арабская культура стояла на очень высоком уровне. В особенности выделялась сформированная еще в дописьменный период культура бедуинов-кочевников. Она характеризовалась мифологичностью мышления и стала впоследствии основой мистицизма суфийской литературы. Бедуины считали, что поэтическое слово может влиять на врага, магически действовать на загробную жизнь. Поэтому, хотя вообще в обществе поэт-бедуин занимал высокое место, и существовали отдельные семьи, постоянно выдвигавшие из своих рядов чудесных поэтов, – умение слагать стихи было знакомо всем бедуинским воинам и ценилось не меньше, чем храбрость на поле боя.

Илл. 28. Иран. Миниатюра. Влюбленные. XVII в.

По преданиям, в умении слагать стихи из всех бедуинских племен выделялось племя узритов, давшее арабской культуре целую плеяду замечательных поэтов. Поэты-узриты воспевали целомудренную любовь несчастных влюбленных, роковое чувство которых возникло по воле Аллаха. Оно приносит тяжкие страдания, составляющие весь смысл земной жизни, и не прекращается даже со смертью. О целомудренности и строгости возвышенной мученической любви, воспетой бедуинами, можно судить по преданиям о жизни знаменитых узритских поэтов Джамиля, Кайса ибн аль-Муллаваха, по прозвищу Маджнун («одержимый любовью»), Кайса ибн Зариха, Урвы, Таубы, Кусайира и других. Многочисленные легенды о них, в основном, сводятся к неосторожному восхвалению в стихах своих дам сердца. Бесхитростное описание физической привлекательности возлюбленных – Бусайны, Лейлы, Лубны, Афры, Аззы, – обожествление, бескорыстное служение идеальному предмету обожания, скорее персонифицировавшее само любовное чувство, приводило к трагедиям. По бедуинским обычаям, неприлично воспевать девушку в стихах, и тем более свататься к ней после такого неблаговидного поступка. Распространение ислама и Корана на завоеванных Арабским халифатом территориях благоприятно сказалось на культуре прежде бесписьменных народов, способствовало развитию теософии, философии, дидактики, риторики, языкознания, других сфер науки и искусства. Примером того, что в этот период классической арабской культуры в мусульманском ареале не было места ограничениям по религиозным или этническим признакам, может служить жизнь и творчество Абу-ль-Аля аль-Маарри.

Поэт родился в 973 г. в сирийском селении Мааррат ан-Нуман в семье мусульманского богослова. Слепой с детства, он тем не менее изучил целый комплекс наук, обязательный для образованного мусульманина того времени: философию, теософию, шариат, грамматику, древнюю поэзию и др. В его поэзии переплетаются реминисценции из античной философской мысли (неоплатоников и стоиков), древнеарабских преданий, Корана, суфийской литературы и философской доктрины шиитской секты. Большую часть жизни поэт прожил в добровольном заточении. Почитатели и ученики аль-Маарри стекались к нему в дом со всех концов мусульманского мира. Многие образованные люди мира состояли с ним в переписке. Поэт принадлежал к числу участников известного философского кружка в Багдаде «Братья Чистоты и Возлюбленные Верности». К наследию аль-Маарри принадлежит множество научных сочинений, притчи, новеллы, послания и пародии на традиционные мусульманские представления о загробной жизни в раю и аду. Доминирующими темами его поэзии стали несправедливость мироустройства, человеческие пороки, зло и страдания как вечные спутники бытия, тайна жизни и смерти. Поэта волновали нравственное состояние общества, ощущение одиночества человека в мире. Философские, проникнутые пафосом свободомыслия, размышления аль-Маарри, несмотря на воспитание в русле ортодоксального мусульманства, остававшегося «зиндиком» (еретиком), по праву принадлежат к вершинам арабской философской поэзии:

Я одинок, и жизнь моя пустынна,

И нет со мной ни ангела, ни джинна.

Сгубило время трепетных газелей,

И лишь места их пастбищ уцелели.

Душе нельзя остаться беспорочной:

Порочна плоть, ее сосуд непрочный.

Кто не избрал подруги в дни расцвета,

Тот одинок и в старческие лета.

Я шел путем смиренья и печали,

Я звал людей, но люди опоздали.

(Пер. А. А.Тарковского)

Проходя по залам Музея исламского искусства, знакомясь с этой частью мировой культуры, – не забывайте о ее своеобразии, поскольку видимая часть восточной материальной культуры всегда подразумевает некий невидимый, но понятный посвященным, философский подтекст. Вы можете любоваться изысканной орнаментикой ритуальных ковров или чеканки, причудливой формой сосудов или архитектурными деталями, получать при этом совершенно непосредственное визуальное удовольствие. Тем не менее за этим рядом, доступным глазу, существует ряд, аппелирующий к интеллекту. Тот, кто не имеет ключа к этой информации, навсегда останется стоять за закрытой дверью, обреченный на восприятие только некоей части общего смысла произведения искусства.

Итак, к феноменам восточной культуры, в данном случае – передне– и среднеазиатской, а шире – и дальневосточной, относятся: синкретизм , каноничность и, одновременно, нарушение канонов – ереси .

Синкретизм подразумевает соединение в одном произведении нескольких самостоятельных в европейском понимании видов искусства. В данном случае это соединение поэтического текста (а Коран, как и другие священные книги в оригинале, представляет собой поэтический текст), каллиграфии, визуального начала и философского подтекста. Именно с этих позиций и следует воспринимать ритуальные ковры и архитектурные украшения мечетей, караван-сараев, погребальных памятников и подставок для Корана, широко представленных в залах Музея. Ни одно из искусств не существует в отрыве от другого, и все они вместе направлены на одну цель: максимально более полного воздействия на зрителя.

Так что обратите внимание на то, как взаимодействуют «арабески» – так называется затейливый орнамент, состоящий из сложных геометрических построений либо из переплетений листьев с геометрическими формами, где одинаковые мотивы плотно прилегают друг к другу – с «арабской вязью», курсивом изречений из Корана в молельной нише мечети из Кашана (1226) или в архитектурных деталях Женской башни из дворца Альгамбры (Гранада, XIV в.), как сочетаются остроугольные геометрические и растительные мотивы с шестилепестковыми розетками и вплетением животного орнамента (львов) в фасаде Мсхаты (дворец калифа, VII – VIII вв.) или как корреспондирует каллиграфическое оформление текста особенной графикой и разного цвета тушью с живописными миниатюрами, на равных правах включенными в текст, – в альбомах и манускриптах XVI в.

Каноничность , или нормативность, мусульманского искусства, сложившаяся в Средние века, сохранилась здесь вплоть до ХХ в. Эта традиция строгого следования сюжетам, жанрам, формам, и даже деталям, предполагает устоявшееся понимание творчества как приобщения к опыту предыдущих поколений, усвоения предшествующих достижений. Отсюда оценка профессионализма творческой личности – в зависимости от его вклада в общее непрерывное традиционно-коллективное начало. А отношение творческой личности к себе – резчика по камню, чеканщика, поэта, миниатюриста, каллиграфа, ткача и т. д. – как к последовательно соединенным звеньям непрерывной цепи традиции.

Так, к канонам мусульманского искусства относилась не только тематика – героическая, лирическая, философская и никогда – сатирическая (!), но и традиционные сюжеты. К примеру, библейско-коранического характера («Юсуф и Зулейха»), из индийского фольклора («Вис и Рамин», «Калила и Димна»), из арабского – «Лейли и Меджнун», «Тахир и Зухра», «Фархад и Ширин», из фольклора тюркоязычных народов – легенды об Александре Македонском (Искандере в арабском варианте).