— Мне известно, что однажды я не напрасно подобрал в глухой деревне некоего студента-недоучку, — безвыразительно улыбнулся Курт, тут же вновь посерьезнев. — Ты сейчас высказал информацию, предназначенную для закрытого обсуждения, Бруно, информацию, которая не существует даже в виде отчетов или записок, даже с пометкой «absolute clam»[48].
— Допустим, — вклинился Ланц негромко, — сам факт того, что все сколь-нибудь влиятельные организации, ломающие бытующий сейчас порядок, связаны с сам знаешь кем — это не секрет для любого мало-мальски внимательного обладателя умственных способностей как таковых; секретом, я так понимаю, являются известные тебе имена и люди. Я верно понял ситуацию?
— Вполне, — вздохнул Курт невесело, глядя мимо сослуживца в стену и вновь ощущая, как ноют ладони позабытой, мнимой болью. — Хотя, с твоей привычкой шарить в чужих бумагах, не представляю, что для тебя может являться тайной; докатишься до того, что однажды тебя уберут от греха подальше.
— Если Конгрегация прикажет, — криво ухмыльнулся тот, — готов свою жизнь положить на ее алтарь; а перед смертью хоть будет что вспомнить… А теперь, абориген, нешуточно. То, что сказал Хоффмайер — это имеет право на допущение? Все происходящее впрямь может являться отзвуками твоих прежних дознаний? Подумай хорошенько — никто, кроме тебя, этого вернее сказать не сможет.
— Все возможно. Я не готов утверждать такое с убежденностью, однако… Он прав — почерк знакомый, и вполне возможно, что все это — лишь чтобы скомпрометировать меня и только меня. Это можно иметь в виду, и я, наверное, даже обсужу это со стариком, однако же — больших изменений в наши действия и ожидания это не привнесет: так ли, иначе ли, а мой провал — наш провал, de facto, и в итоге — под ударом Конгрегация в целом. Собственно, это остается так, даже если все мы впали в панику, если ни одна из высказанных версий не верна, и все это — обычные убийства, быть может, даже не имеющие потусторонних причин. В деле мы увязли по самые уши, посему, хоть вывернись, а раскрыть его надо, иначе упомянутые мною реки дерьма хлынут по коридорам Друденхауса потоком полноводным и могучим.
Глава 8
Воскресный день, начавшийся столь полуприятным образом, прошел в полном согласии с заветами Церкви — в совершеннейшем отвлечении от земных дел, ибо, невзирая на последние новости, ничего существенного, что могло бы сдвинуть упомянутые дела с мертвой точки, по-прежнему не виделось. Полагалось отвлечься также и от забот, однако это уже было свыше сил человеческих, посему, проходя за какой-либо надобностью по коридорам Друденхауса, господин следователь имел возможность лицезреть хмурые, глуповато-задумчивые лики сослуживцев, осиянные незримым светом чистого, как белый лист, разума, не замутненного и тенью мысли, осознавая, что и сам сейчас глядится не лучшим образом. К концу дня, когда гулкие каменные стены, мрачные физиономии и притихшая стража стали вызывать откровенное раздражение, Курт, на все плюнув, попросту направился домой; ожидать прибытия запрошенного специалиста либо, что было менее вероятно, дельных мыслей, можно было и там, валяясь на кровати в снимаемой им узкой комнате и от нечего делать жуя крендель, испеченный радушной хозяйкой. Назойливая участливость ее очаровательной племянницы сегодня была непреклонно отвергнута, хотя, конечно, это и был бы не самый худший способ убить время; однако же до темноты оставалось всего ничего, а посему полагалось как следует выспаться — невзирая на брюзжание Керна, в довольно нелестных выражениях отмечавшего всю тщетность его попыток, Курт намеревался этим вечером вновь посетить гостеприимные стены «Кревинкеля».
Прошлой ночью, не дождавшись от Бюшеля даже намека в ответ на свои осторожные вопросы, он между делом, всем своим видом живописуя полнейшее сострадание, вскользь упомянул о том, что бюргермайстер уже готовит людей для набега на свалку у стен Кельна, решив, пусть и не покарав подлинного убийцу, но зато показав, кто в городе хозяин, заодно утешить душу. Разумеется, заметил он с тяжким вздохом, Хальтера можно было бы отвратить от этой идеи, если б от обитателей самовольных поселений обнаружился вдруг хоть какой-то прок — к примеру, полезная информация… Курт надеялся, что его угроза возымеет свое действие, и сегодня Бюшель предоставит ему хоть что-то; в том, что любое событие, совершившееся на свалке у стен города, не могло пройти незамеченным для копошащейся там живности различных полов и занятий, он не сомневался и тихо бесился оттого, что выжидание и пустые разговоры — единственное, что дает призрачную надежду узнать хоть что-то. Для себя Курт решил, что более не переступит порога «Кревинкеля» без крайней необходимости, если этим вечером не услышит от держателя этой конуры чего-либо стоящего — посещения сего злачного заведения были довольно вредоносными как для здоровья телесного, сказываясь головной болью поутру, так и для состояния психического, выливаясь в самобичевание по причине бесплодно истраченного времени.
***
Бруно отыскал его в двух улицах от Друденхауса; вид у него был мрачновато-настороженный, всклокоченный и потусторонний, из чего и менее дотошный следователь с уверенностью заключил бы, что подопечный был разбужен недавно и без церемоний. Подрагивая на предутреннем октябрьском ветру, тот сообщил, что Курта требуют в Друденхаус — незамедлительно и без отговорок; причины столь невероятной спешности помощнику названы не были, однако же, навряд ли майстер обер-инквизитор мог призвать своего подчиненного к четырем часам утра лишь ради совместного молебствия о благополучном исходе дознания.
Керн вообще был весьма далек от благочестиво-молитвенного настроения, и отповедь, встретившая Курта на пороге его рабочей комнаты, будучи в чем-то традиционной и привычной, сегодня отличалась большей горячностью и искренностью. Его ночные походы были упомянуты вновь, теперь уж в столь неприкрыто разгромной манере, что Курт невольно поморщился.
— И какого же хрена, — тут же повысил голос Керн, привстав с места, — ты кривишься на меня, точно на мерзлое дерьмо, дозволь узнать? Весь Друденхаус, все магистратские солдаты, видящие тебя каждый вечер на улицах, вскоре будут знать, где и с кем ты увеселяешься по ночам!
— Отчего-то сдается мне, что сей прискорбный факт — не их собачье дело, — заметил он ровно, и начальственный голос перешел в придушенный крик:
— Это мое собачье дело, Гессе! Я рассчитывал, что твои отлучки принесут хоть какие-то плоды, я терпел долго…
— Три дня, — возразил Курт, приподняв руку, и, с интересом взглянув на непристойно чумазые после «Кревинкеля» ногти, покривился снова, ощущая себя без привычных перчаток, как без кожи. — Срок, конечно, в своем роде символический, тем паче для обер-инквизитора, однако же…
— Довольно, — сорвавшись уже на шипение, оборвал его Керн. — Не забывайся, Гессе, или я отстраню тебя от дознания вовсе; осознал мою мысль?
— Мне теперь же передать дела Дитриху? — с невиннейшим смирением в голосе уточнил он, и начальствующий взор вперился в него крепко, остро, словно пыточный крюк, а голос вновь опустился до обыкновенного чуть повышенного тона, слышанного уже не раз прежде.
— Не испугался, — подытожил Керн, глядя на подчиненного сквозь прищур оценивающе. — Стало быть, есть чем отбиваться; так?..
— Есть, — уже серьезно кивнул он. — Это не слишком много, добавляет тайн, однако же, вместе с тем и проясняет кое-что в нашем деле. Могу отчитаться теперь же, если вы не желаете вначале завершить с тем, для чего я был вызван.
— Это подождет. Попутно и выясним, сколь основательны мои подозрения… — уже тихо, почти обреченно возразил Керн, снова садясь к столу и указуя на табурет напротив. — Я слушаю, Гессе.
— Как скажете, — пожал плечами Курт, придвинув табурет ногой и усевшись. — Постараюсь кратко… На свалке за стенами, где произошло первое убийство, обитают те, кто и прежде не пребывал в гармонии с законом, но когда-то жил в Кельне, а значит — общался и с посетителями «Кревинкеля» также…
— А теперь то, чего я не знаю, — поторопил его Керн; он недовольно покривился.
— Я лишь хотел напомнить немаловажную деталь, Вальтер… Так вот, исподволь я попытался узнать у хозяина, не сносится ли он с кем-либо из них сейчас, а если да — то не видел ли, не слышал ли кто из них чего-либо странного в ту ночь. Сегодня, наконец, на мой, скажем так, запрос пришел ответ: да, той ночью неподалеку от места преступления был кое-кто из этой среды, и — да, он видел и слышал кое-что.
— Что-то твои приятели подозрительно ревностно взялись за дело, — хмуро заметил тот, и Курт мимолетно усмехнулся.
— Ничего подозрительного. Я сообщил Бюшелю, хозяину этой дыры, что бюргермайстер намерен сравнять свалку с землей в ближайшие дни, и обещал его отговорить, если мне дадут хоть какую-то информацию.