— Сейчас мы за всё рассчитаемся!
— Никуда он не денется!
— Железно, братцы!
— Не спешите, финиш близок!
— Давай, Хахабо! Расправь свои костыли!
— Потише, ребята!
— Не ленись, Ладо! Нужно налететь на него, как стервятникам, чтобы он и рукой не успел пошевелить.
— И глазом не дадим моргнуть!
— Позвольте человеку завещание написать…
— Никуда он не денется!..
И вдруг где-то рядом что-то оглушительно затрещало, рухнуло, да так, что дрогнула земля, и послышался душераздирающий вопль.
Мальчишки остановились.
Опять послышался отчаянный крик: «Помогите!» И они сорвались с места.
Обежали маленькое озерцо на пути, сломя голову скатились в овраг, взмыленные выбрались оттуда и…
Под срубленным ясенем лежал кто-то и, прижатый ветвями, кричал дурным голосом.
Мальчишки подошли поближе и, словно наткнувшись на невидимую стену, остановились.
— Да это же Нико, ребята!..
Первым пришёл в себя Бердзенишвили. Он выхватил топорик и обрубил ветку, давившую на ногу Нико.
Сандро тоже бросился к Нико и, схватив его за плечи, попытался приподнять.
Нико стонал и закатывал глаза. Узнав мальчишек, он замолчал, но выдержки хватило ненадолго — и бедняга опять заскулил и застонал, кусая губы.
На левом бедре у него была содрана кожа, окровавленные пальцы правой ноги казались перебитыми. Для лучшего футболиста школы это была ужасная травма.
Гоги старательно обшарил все свои одиннадцать карманов и, не найдя ничего, обратился к мальчишкам:
— У кого есть платок?
Мальчишки тоже полезли по карманам.
Платки оказались только у троих. Повязка из них получилась плохая — она намокла, сквозь неё просачивалась кровь.
Нико стонал и дрожал.
Мальчишки беспомощно переглядывались.
Тогда Бучукуртели отбросил пальто, скинул блузу и снял с себя полосатую тельняшку, подарок отца.
С минуту Сандро смотрел на неё, потом схватил секач и разрезал надвое.
Обе половинки намотали на ноги пострадавшему и еле остановили кровотечение.
— Нужно отнести его в больницу… — пробурчал Нугзар Гареджели.
— Нарежьте прутьев! — сказал Бердзенишвили, а сам пошёл срезать палки для носилок.
Через полчаса были готовы носилки, сплетённые из гибких прутьев орешника, застланные маленькими веточками.
— Лучше застелить пальто, — сказал Сандро и бросил своё пальто на носилки.
— Холодно! — поёжился Хахабо.
— Брось, Хахабо, ещё запаришься этого верзилу тащить! — Гоги свернул свою куртку и подложил её Нико под голову.
— Ну, теперь все раздеваются! Ни в чём меры не знают!..
— Часть останется здесь. Нужно расчистить срубленные им деревья, — Сандро кивнул на Нико, — и свезти их вниз.
Носилки подняли и медленно пошли под гору.
Рядом буйволы пережёвывали жвачку и изредка, вздыхая, поглядывали на мальчишек огромными чёрными глазами.
Мальчишки осторожно уложили раненого на носилки. Он не сопротивлялся. Носилки подняли и медленно пошли под гору.
До родника шли не останавливаясь, сменяясь каждые сто шагов. Там передохнули и пошли дальше.
Нико лежал с закрытыми глазами и облизывал потрескавшиеся губы.
У входа в село мальчишки встретили Лену. При виде странной процессии она с перепугу чуть не выронила кувшин.
— Что случилось, Вахтанг?
Шагавший впереди Хахабо надул губы.
— Проходи с дороги! Пропусти!
— Что случилось, Вано?.. Кто это? — Лена бросилась к Бердзенишвили.
Вано лукаво глянул на небо.
— Солнце вроде вовсю светит, а ты почему-то ничего не видишь.
— Нико! — вдруг вскрикнула Лена и пошла рядом с носилками, потом она остановилась и, сжав руками лицо, проговорила: — Сдержал-таки слово, Сандро! Значит, это была не пустая угроза?!
— Что? — не понял Сандро.
— «Придётся самим же на носилках его нести…» — напомнила Лена.
— А-а, — улыбнулся Сандро. — Ты же знаешь, я слов на ветер не бросаю.
— Не бросаешь?.. Хорошо! Вот увидишь, если и тебя не исключат из школы, как исключили Мрелашвили.
— Что ты сказала?
— Снайпера исключили?!
Мальчишки чуть не выронили носилки.
— Что ты говоришь, Лена? Повтори!
— Я вчера своими глазами видела классный журнал. Его фамилия зачёркнута. Увидите, и с вами будет то же самое! — Лена схватила кувшин и быстрыми лёгкими шагами пошла от своих одноклассников.
Мальчишки опустили носилки. Никто не произнёс ни слова.
— Теперь уж наверняка распалось звено Бучукуртели! — вздохнул Вано Бердзенишвили.
НЕОЖИДАННОЕ ОТКРЫТИЕ
Ох, как неохота было Снайперу отправляться в лес за хворостом! Но когда дома нет ни щепки и не на чем испечь хлеба, другого выхода не остаётся, — и мальчишка подпоясался поверх пальто широким ремнём, сунул за ремень секач и вышел на дорогу.
Хмурый, шагал он по просёлочной.
Ребята, которых можно было позвать пособить, все сидели в школе.
Последние дни, завидя где-нибудь Снайпера, они с виноватым видом обходили его.
Позавчера вот встретился ему Сандро, прошёл мимо, дуясь, как индюк, но когда Снайпер оглянулся, он увидел, что звеньевой тоже смотрит ему вслед и словно хочет что-то сказать. Но Бучукуртели так ничего и не сказал.
Правда, вчера вечером явилась Лена и залилась было соловьем: «Ах, как можно не учиться! Ах, ты должен извиниться!..» Но Снайпер напомнил ей случай в саду, когда она так подло накрыла его с папиросой, и отпустил девчонку не солоно хлебавши. А сам опять остался один. Один-одинёшенек, без друзей, без товарищей.
Сегодня с особенной силой ощутил он горечь одиночества…
Последним на краю деревни стоял дом Како Шашвиашвили.
Когда Снайпер проходил мимо, за плетнём вдруг зарычал и залаял пёс, бросился к калитке, лапами распахнул её и, скаля клыки, выскочил на дорогу. Снайпер замахнулся на него секачом, свистнул, затопал ногами. Пёс, трусливо поджав хвост, тут же ретировался и долго ещё повизгивал во дворе.
— Злой и трусливый, вроде своего хозяина! — брезгливо проговорил Снайпер и зашагал дальше.
За околицей дорога делилась на три тропинки и разбегалась в разные стороны.
Снайпер остановился. В это время его нагнал старик Вардуашвили, известный на селе балагур и сказочник, и полушутя, полусерьёзно сказал:
— Налево пойдёшь — скоро воротишься, прямо пойдёшь — поздно воротишься, а направо пойдёшь, — старик махнул рукой в сторону пещер святого Шио, — и вовсе не вернёшься! — И он, посмеиваясь, стал набивать свою трубку.
Снайпер поглядел направо, где в конце тропинки на вершине скалы едва виднелось старое, заброшенное кладбище, и угрюмо взглянул на старика.
Дед раскурил свою трубку и, рассеивая рукой махорочный дым, сказал:
— Ты чего уставился, как баран на новые ворота? Тебе непременно камень на распутье нужен с надписью да со стрелками? Говорят тебе — нельзя направо, так ты верь бывалому человеку! — И старик зашагал в ту сторону, откуда, по его словам, он воротился бы хоть и поздно, но с миром.
Снайпер проводил взглядом сверкающее лезвие топора у старика на плече и, так как не в его правилах было слушаться чьих-либо советов, повернул именно направо, к ущелью Турдо и пещерам святого Шио.
Эта дорога, в свою очередь, тоже делилась надвое: одна тропинка сбегала вниз, к мельницам, другая огибала кладбище и, минуя скалистое ущелье, вела к Гнилому озеру.
Скала была отвесная и вся изрытая пещерами. От рождения и до самой смерти каждый истинный уроженец Икалто мечтал хоть одним глазком заглянуть в эти пещеры. Но суровая неприступность скалы многим отбивала охоту.
Говорили о двух или трёх смельчаках, которые всё-таки попытали счастья. Но одного из них нашли на другой день под скалой, и даже братья еле опознали его, а двое других как в воду канули: то ли земля их поглотила, то ли небо.
И даже тихую обитель — монастырь святого Шио — люди обходили стороной, как страшное и подозрительное место.
Дальше — больше: одичало всё на много вёрст вокруг; лес разросся буйно, безалаберно; деревья всех пород, перетянутые непролазной повителью, встали, как стена; затянуло тропки, заглохли дороги. Тихо и дико стало в окрестностях монастыря. И пока монастырские постройки пятого века не были взяты под охрану государства, к ним даже близко никто не подходил. По преданиям где-то здесь начинался большой туннель, тот самый подземный лаз, существование которого было опровергнуто звеном Бучукуртели.
Дорога, по которой шагал Снайпер, огибала монастырь, оставляя его в стороне, и только еле заметная тропинка ныряла в чащу и пропадала в ней, как камень в воде. Каждый раз, когда Снайперу случалось попасть в эти места, тропинка так и манила его. И каждый раз он клялся себе, что непременно узнает тайну страшных пещер, пусть только вырастет…