Читать интересную книгу Энтони Джон - Джером Джером

Главным образом было необходимо, чтобы он мог зарабатывать себе на жизнь. Это казалось ему необычайно важным. Если мир должен быть спасен, он может быть спасен только в том случае, если каждый человек будет работать. Это — мечта, это — цель. Он хотел доказать людям, что праведной жизнью должен жить не один человек, а все люди: не только холостяки и нищенствующие, — тогда бы это не было нужно, — но и женатые люди, с детьми. Такой должна быть жизнь улицы, площади, дома.

Если бы она захотела пойти вместе с ним, присоединить свой голос к его голосу, доказывать людям, что мужчина и женщина могут быть счастливы вместе без роскоши, без тех излишеств, ради которых юноши ежедневно продают право первородства, любви и радости, что жизнь зависит не от меблировки и количества слуг, не от роскошных жилищ и вкусных кушаний, что мужчина и женщина, которые были знакомы со всем этим, могут бросить это и довольствоваться более простой жизнью, за большее, за все то, что дает миру столько горя и слез. Если только она согласится пойти за ним!

Разве он смеет просить ее об этом? Ее не должен удержать страх перед физическими лишениями и неудобствами. Если потребовать от нее героизма, обратиться к ней от имени идеи, за которую стоит бороться, страдать, даже умереть, она наверное вложит свою руку в его руку и радостно пойдет за ним. Она позавидовала Бетти, которая одна ушла бороться с голодом и болезнями среди зимних ужасов русских степей.

«Мне следовало бы поехать вместе с ней», — сказала она тогда ему.

Но в том, что он собирался делать, не было ничего героического — это было мелко и потому едва ли понравится ей. Будто не было лучшего способа вести праведную жизнь, как сделаться мелким адвокатом на маленькой улице. Разве не было опасности, что все это обернется в шутку?

И почему именно здесь, в Мидлсбро, где все его знали? Где на него будут таращить глаза, где за ним будут бегать по улице, где с него будут делать фотографические снимки и где его подвиги будет описывать местная пресса? Где над ним будет смеяться весь город и будет неловко всем его друзьям и родственникам? Он испортит карьеру сына, помешает замужеству Норы. Разве кто-нибудь пожелает взять жену из семьи, в которой имеется сумасшедший? Разве в том заключается праведная жизнь, чтобы делать людей смешными?

Ему казалось, что он избрал правильный путь именно потому, что берется за свое дело. Одно время он думал о том, чтобы попросить Мэтью Уитлока взять его подручным в свою мастерскую: он кое-что понимал в механике. С некоторой практикой он мог бы быть ему помощником. Он мог бы полюбить эту работу: удары молота, брызги искр, гармония рук и мозга. Мысль нравилась ему. Он обрел бы того дьяволенка, каким в свое время был. Бродячий Петр уселся бы, поджав ноги, на верстак и разговаривал бы с ним. Строгий Мэтью с мечтательными глазами был бы ласковым товарищем. Они бы вместе прислушивались к шагам идущих по улице: быть может когда-нибудь и пришел бы тот, кого они ждали.

Ему дорого стоило отказаться от этой затеи. Ему так хотелось проповедовать рациональную, практическую жизнь. Мы не можем все быть кузнецами. Не все мы можем совершать крупные, героические поступки. Но мы все можем вести праведную жизнь, где бы мы ни находились. Он хотел доказать людям, что праведно жить может всякий — лавочник, ремесленник, врач, юрист, землепашец. Он хотел показать пример именно в Мидлсбро, только здесь он мог рассчитывать, что его будут слушать. Ему нужно было привлечь к себе внимание для того, чтобы у него нашлись последователи. Больше нигде это не могло бы ему удаться. Деловой человек в нем настаивал на том, что это должно произойти непременно в Мидлсбро, по крайней мере первое время.

Он не слыхал, как открылась дверь. Она стояла перед ним. Затем наклонилась и поцеловала его.

— Благодарю тебя, — сказала она, — за один из счастливейших дней моей жизни.

Он прижал ее к себе, ничего не говоря. Он чувствовал, как билось ее сердце.

— Я хочу тебе что-то сказать, — прошептал он. Она закрыла ему рот рукою.

— Я знаю, — сказала она, — подожди три минуты. Будет полночь, тогда ты мне расскажешь.

Они стояли, обняв друг друга, покуда старинные часы на камине не пробили двенадцать. Тогда она отпустила его, села в свое обычное кресло, посмотрела на него и стала ждать.

XVIII

Он не потребовал от нее ответа. Она обещала подумать и поговорить с Джимом. Она и Джим были всегда близки. Кроме того, нужно было посоветоваться с детьми. Она может выбрать то, что ей по душе. Все будет сделано так, как она захочет. Он не сказал ничего, что бы могло убедить ее, он только надеялся, что сможет повлиять на нее, объяснив свои причины. Если не считать нескольких вопросов, она только слушала и ничего не говорила. Он сказал ей все, сгорая от стыда, как будто делал что-то позорное. Из тона его слов, из взглядов его она поняла, что он просил ее пойти с ним.

До известной степени она была приготовлена к этому. Уже со смерти старшего сына она чувствовала в нем перемену. Такого Энтони она не знала, она с трудом видела в нем того прежнего влюбленного Энтони, который стоял у изгороди и от которого она, испуганная, скрылась. Она пробовала обратить его внимание на социальные реформы, на филантропию, именно с этой точки зрения она настаивала, чтобы он занялся общественными вопросами, чтобы он готовился к выборам в парламент. Она очень надеялась на это. В этом отношении она могла бы помочь ему.

Потом началась война и захватила их целиком, она оставила в только животные чувства.

Жизнь ее мальчика! Ни о чем другом она не могла думать. Нора была во Франции, и она была в опасности. У нее появился стимул к работе, быть может, потребность развлечь себя. Она нашла далеко за болотами пустой старый дом и превратила его в госпиталь для выздоравливающих.

Работы было много, и почти вся тяжесть пала на ее плечи. Энтони был привязан к Мидлсбро. В течение нескольких лет они видели друг друга только урывками. У них не было времени поговорить по душам. Только по возвращении в аббатство на нее снова напал прежний страх. Определенной причины для этого не было. Однажды вечером она гуляла по саду и увидала, что он стоит у изгороди. Она тихо вернулась домой. Она чувствовала, что именно здесь, у изгороди, он скажет ей что-то страшное. Если она не встретится с ним здесь, разговор будет отложен. И чем яснее она чувствовала это, тем более необходимым казалось ей отложить разговор хотя бы ненадолго. Она сама не могла объяснить себе это состояние. И когда он прижал ее к себе, ничего не говоря, она поняла, что пришло время, и он вот-вот заговорит.

Какой ответ должна она ему дать? Ей показалось это такой нелепой идеей. Расстаться с аббатством? Знать, что в нем поселятся чужие? Аббатство было родовым домом ее семьи в продолжение пяти столетий. Здесь родились ее дети. В течение двадцати лет они любовно работали над его обустройством. Это означало бы подорвать свои собственные корни. Отвернуться от родных болот и вернуться в угрюмый, грязный город, жить в маленьком, темном доме, с одной прислугой, при условии, что принципы позволят вообще иметь прислугу. О да, несомненно, о них будут говорить в городе!

Она должна будет сама ходить на рынок. Она видела, как это делается, когда проезжала мимо рынка: худые женщины тащили на себе сетчатые сумки с пакетами. Некоторые из них приезжали на велосипедах. Она теперь не понимала, как могла ездить на велосипеде. Она представляла себе, как снова начнет им пользоваться. Она уже видела себя торгующейся в лавке мясника и рассматривающей подозрительных кур, если только куры будут не слишком дороги для них.

Ее прежние друзья и знакомые, жены богатых магнатов и фабрикантов Мидлсбро! Бедные дамы, как им будет неловко при встрече с ней на улице. Она с зонтиком и с пакетом в руках и их краснорожие супруги, которые будут жать ей руку и не будут знать, что сказать. Они будут очень смешны, особенно вначале. Вот это-то и было скверно. Трагедию она бы перенесла. Но трагедия скоро превратится в фарс.

Нескончаемые вечера в одной небольшой комнате. Она научилась бы шить и шила бы себе сама платья, в то время как Энтони читал бы ей вслух. Читает он хорошо. Правда, при помощи экономии они могли бы купить пианино или фисгармонию.

Она встала. В окно были видны клубы дыма, в котором двигался рабочий люд Мидлсбро. Это был бы и ее удел.

А почему это было невозможно? Разве нынешняя жизнь, размеренная, не располагающая ни к раздумью, ни к усилиям, не вызывающая ни опасения, ни надежд, разве она не скучна, не монотонна? Почему богатые люди уезжали в Норвегию и вели там месяцами бродячую жизнь охотников, обслуживая самих себя и приветствуя всякие опасности и трудности: лазая по горам, охотясь за дикими животными, путешествуя по неведомым странам и называя все это праздником? Разве она сама не находила особую прелесть в простой и полной забот жизни в госпитале? Разве райские кущи идеальная обитель для людей со здоровыми руками и здоровой головой?