Благо он оделся и больше не святил своим голым торсом, который вызывал интерес. Не, вы не подумайте, что я никогда не видела оголённых по пояс мужчин. Просто, когда я смотрела на пресс Германа, то вспоминала то, как прижималась к нему ночью, потому мне было холодно. Моя спина до сих пор помнит очертания торса мужчины. Жар тела, а нос… его запах…
Никогда не замечала за собой страсти к мужским парфюмам, но, кажется, во мне начинает рождаться парфюмер… А ещё, только по секрету, сегодня я пшикнула себе на запястье духи Германа и пока готовила, то и дела подносила руку и вдыхала аромат, но он быстро испарился…
Надо будет папе такие купить, но ему это парфюм не подойдёт. Он подходит лишь Айдарову старшему. Но запах парфюма так мне понравился, что я сама готова таким пользоваться.
— Думаю, стоит оставить парочку Найрин, — с сожалением выдыхает мужчина, грустно посмотрев на три одиноких сырника на тарелке.
— Ты ешь, — говорю, подвигая к нему тарелку. — Я ещё сделаю! Они вкуснее, когда горячие. Я холодные сырники вообще не люблю. Так что ешь! Мне несложно приготовить ещё.
Явно борясь внутри со своими демонами, мужчина задумчиво смотрит на тарелку, не зная съесть или не съесть… Глупый, если хочется, то пусть съедает!
— Уверена? — с сомнением интересуется, а рукой тянутся к тарелке.
— Да, уверена! — уверенно отвечаю и вновь придвигаю к нему сырники.
— Ну что же, ты сама себя обрекла на час возни у плиты, — бросает Герман, откусив первый сырник, оставив от него половину. — Я тебя пытался уговорить не делать этого, — продолжает, закидывая вторую половинку.
— Когда это? — засмеявшись, возмущённо спрашиваю. — Не помню такого!
— Как не помнишь? — также возмущённо уточняет Герман, схватив второй. — Я здесь перед тобой на коленях ползал, умолял этого не делать! Тысячу доводов привёл… а ты… — вздыхает и, состроив печальное выражение лица, начинает поедать сырник.
Решаю временно его не трогать и дать человеку нормально поесть, а театральную постановку мы продолжим после того, как мужчина окажется накормлен и сыт.
— Я слёзно молил тебя не делать этого, — тянет Герман, которому точно не понравилось, что я замолчала и не продолжила спектакль.
— Не было такого! — обиженно произношу, прекрасно понимая, что мужчина шутит, а я поддаюсь его игре.
— Было… — тянет он и засовывает последний сырник полностью в рот, вытирает руки о салфетку. С улыбкой встаёт и делает шаг ко мне.
— Не было! — протестую и внутри всё сжимается, когда он подходит ко мне, а затем кладёт руки на плечи и наклоняется к моему уху. Аккуратно убирает пряди на спину, чтобы спокойно прошептать:
— Ладно, не было… ты выиграла, — опаляет меня дыханием, отчего я непроизвольно делаю глубокий вдох и громкий выдох.
Близость мужчины действует на меня слегка неправильно. Его дыхание обжигает. А места, где его руки касаются моих плеч горят, а тело мечтает о последующих прикосновениях в других местах.
— Да, — испуганно подтверждаю непонятно что. Просто не могла молчать, пока он стоял за моей спиной, всё так же дыша мне в ухо и часть шеи.
— Мила…
— Что? — заикаясь, отзываюсь.
— Спасибо за завтрак…
— Пожалуйста…
— Обещай, что будешь мне иногда готовить такие завтраки, а затем вместе со мной завтракать, — просит, плавно спуская свои огромные ладони по моим рукам, остановившись на коленях, где я держала дрожащие руки.
Непроизвольно сжимаю колени, сковываясь, а низ живота скручивает, изливаясь внутри кипятком.
Киваю головой, обещая выполнить его просьбу.
— А потом я буду целовать тебя, благодарить за завтрак, — продолжает мужчина, также плавно переместив руки на мои живот. После его руки начали скользить ниже, всего на секунду остановившись на коленях, поднимаясь постепенно выше и выше.
Вновь киваю, вообще не понимая, чего он просит и что происходит. В ушах был непонятный гул и лишь его голос был в моей голове. Чувства обострились в несколько раз, заставляя сосредоточиться на причине моего непонятного состояния.
— Согласна?
— Д-да, — еле выдавив, выдыхаю дрожащим голосом.
— Тебе страшно? — интересуется, а тем временем его руки оказываются на моей груди, несильно сжимая её, поглаживая оголённый участок груди большими пальцами.
Мотаю головой в отрицательном ответе.
— Почему ты тогда дрожишь? — спрашивает, а пальцами пробирается под футболку на мне, через глубокий вырез, нацелившись залезть дальше… под мой бюстгальтер.
— Я… Нет, — скидываю его руку. — Нет! Я не могу! Я не хочу! — собираюсь вскочить, но его руки вновь ложатся мне на плечи, не давая подняться.
— А твоё тело говорит иначе… — тихо произносит.
— Ничего оно не говорит.
— Ошибаешься…
— Отпусти меня… пожалуйста… — с мольбой в голосе прошу, понимая, что ещё минута и я заплачу.
— Не могу, девочка моя… Не могу…
— Ты обещал, что ничего не сделаешь против моей воли, а сейчас… — первая слеза катится по моей щеке.
— А сейчас я делаю то чего ты хочешь, но пока не готова признать.
— Нет, я этого точно не хочу. Ты мне не нравишься!
— Да? — спрашивает и, схватив меня за руку, поднимает со стула. — Женщина, не желающая понравится мужчине, не будем просыпаться с утра пораньше, чтобы приготовить этому мужчине завтрак. Девушка, которой плевать на мужчину, не будет заботиться о его репутации и сытости…
— Нет! — кричу
— Да, Мила… Всего на одну сотую процента, ты хочешь быть со мной. Ты хочешь быть моей. И я воспользуюсь этим мизерным процентом, чтобы доказать, что нашему браку быть настоящим… Я никогда не позволю тебе уйти, чтобы не случилось…
Его слова… Мне хочется сопротивляться. Кричать, что он неправ. Что это ложь! Ложь! Ложь! Такого не может быть! Ему кажется! Но только… тогда я совру всем… и себе тоже…
— Возможно, ты прав, и ты мне приятен, но не больше чем обычный человек. Как твоя мама… как самый обычный друг. Я забочусь о тебе, потому что…
— Потому что? — с вызовом переспрашивает.
— Потому что… — пытаюсь подобрать слова, но в действительности я знаю ответ.
Просто я хочу сделать приятно… Понравится… Заслужить его взгляды и довольную улыбку… Видеть всё то, что видела, когда он ест… Чувствовать это…
— Это ничего не значит! — добавляю и пытаюсь уйти, но мне не дают сделать и шага.
— Нет, это очень многое значит, ангел мой, — спокойно говорит, смотря при этом на меня такими уязвлёнными глазами, как щенок, которого бьют хозяева, но он продолжает их любить. — Для тебя, возможно, ничего, но для меня очень многое.
— Это всё мираж, Герман… Твои мечты…
— Мила… — произносит он моё имя, качая головой. — Ты не понимаешь сейчас, но позже ты всё поймёшь. Поймёшь всё, что творится в твоей голове, а я дождусь этого момента. Момента, когда ты скажешь, что любишь меня.
— Этого, возможно, никогда не случится, — со слезами на глазах говорю ему.
— Случится, девочка моя… Случится…
Медленно, не боясь, что я отодвинусь, Герман нежно касается губами моего лба, оставив там лёгкий поцелуй. Закрываю глаза, плача от собственных чувств к нему. Ведь он прав, он хоть каплю,
но нравится мне. Но я не могу его любить… Не могу! Это неправильно. Погладив пальцем мою щеку, мужчина склоняется ниже к моих губам, но не чтобы поцеловать, а прошептать в них.
— Я натворил очень много плохого, но не верю, что судьба решила надо мной поиздеваться, послав мне наконец ту самую, которую полюбил… Но вот незадача, она не будет любить меня в ответ… — В конце Герман просто выдыхает слова и сокращает расстояние между нашими губами, добавляет еле слышно. — Я люблю тебя, Мила… Разве я недостоин любви? Я настолько ужасен?
— Ты… — хочу что-то сказать. Ответить… но вместо этого целую его, понимая, что хочу этого больше всего на свете.
И это вовсе не утешение…
Глава 38
Герман
Её губы накрыли мои так нежно, боязливо и до трепета в сердце волнительно, что готов взорваться от переполнявших меня чувств. Аккуратно подняв руку, Мила проводит по моей щеке, погладив колючую кожу, а затем поднимает вторую руку, проделав то же самое со второй щекой.