Читать интересную книгу Исповедь гейши - Кихару Накамура

Он был угрюм и внешне походил на седоволосого американского комика Гроучо Маркса, только значительно более непокладистый. Но спустя два месяца он уже улыбался нам и здоровался.

Госпожа Иида как раз испекла чудесный пирог, который мы вдвоем и преподнесли ему, и это возымело свое действие. Нам было разрешено в сопровождении охранника спускаться за покупками в долину, каждый день совершать прогулки и мыться в бочке из-под керосина. Она была переделана под глубокую японскую ванну, где вода доходила до плеч.

По ночам, когда все уже спали, госпожа Иида и я купались в этой бочке. Мы ощущали себя прислугой на курорте, которая всегда мылась последней.

Госпожа Иида читала стихи: «Прежде мир вызывал у меня отвращение, но вот ныне я тоскую о нем». Она считала, что мы также через десять лет будем наверняка тосковать о наших купаниях в керосиновой бочке. Это очень забавляло нас.

Когда наступила весна, распустились рододендроны, синий мак (который цветет только в Гималаях), и чудный терпкий запах магнолий окутал горы. Воздух был напоен весенними ароматами.

Тут и там сновали дикие обезьяны, и, когда им предлагали кусочки хлеба, они, словно ручные, приближались к вам.

Однажды молодой консульский служащий пошел гулять и намеренно запустил камнем в обезьяну и поранил ее. Когда же на следующий день он вновь с компанией отправился гулять, свыше десяти обезьян набросились на него одного, днем раньше бросившего камень. Это было ужасное зрелище.

Индийский охранник схватил свое оружие (естественно, оно было не заряжено) и этим так напугал обезьян, что те обратились в бегство. История о раненой обезьяне, которая распознала своего мучителя, еще долго ходила по лагерю.

Ежедневно я видела, сколь истеричными могли быть мужчины, и пришла к убеждению, что в критических ситуациях женщины оказываются значительно сильнее. Госпожа Иида и я, сидя в своей ванне-бочке, злословили насчет мужчин. Тем самым мы снимали накопившееся напряжение.

Главным образом честила мужчин я, а госпожа Иида скорее была слушательницей и только смеялась… во всяком случае, нам обеим было очень весело.

Так вперемежку со слезами и смехом минуло девять месяцев.

Поскольку мы совершенно не знали, когда сможем вернуться в Японию, я смирилась с нашим положением. Но вот однажды нас неожиданно погрузили на военный грузовик, который с грохотом устремился с гор в долину. Это произошло пятого августа 1942 года. Грузовик так сильно трясло, что можно было откусить себе ненароком язык. Три дня мы добирались до Бомбея. Там нас ожидало загаженное судно «Париж». Оно должно было доставить нас в Лоренсу-Маркиш, Мозамбик, что в юго-восточной Африке, где нас передадут японскому транспортному кораблю «Тацута-мару».

Две недели мы шли к португальской колонии в Восточной Африке.

Лоренсу-Маркиш оказался красивым городом. Там было много цветов, доселе мной не виданных. Люди все были черные, а их черты лица очень разнились от лиц индийцев. На борту «Тацута-мару» были англичане и американцы, которых обменяли на нас.

После сверки фамилий, которая заняла целых три дня, «Тацута-мару» наконец отправился с нами в Йокохаму. В то время изображение императорской четы считалось высшим национальным достоянием, и консульские служащие были обязаны во что бы то ни стало оберегать такой образ. Поднимаясь на борт «Тацута-мару», супруги Иида осторожно несли в руке образ императорской четы.

Согласно договоренности с Англией, палуба нашего судна ночью постоянно была освещена. К тому же было заключено соглашение, что транспорт с военнопленными и суда Красного Креста не подвергаются бомбардировке. Но против усеянных повсюду мин все были бессильны, поэтому даже ночью мы не снимали спасательных жилетов.

Тяжелое судно водоизмещением более десяти тысяч тонн бесконечно медленно продиралось сквозь туман ночей, когда не было видно ни зги. Не смолкали гудки…

Каждый день давалась учебная тревога. В таком случае мы как можно быстрее устремлялись на палубу, распределялись по обоим бортам и спускали спасательные шлюпки на воду. В чем-то это напоминало мне сцены из фильма о гибели «Титаника».

Спустя бесконечно долгий месяц мы 27 сентября 19 42 года пристали к берегам Японии.

Вскоре мой муж отправился в Бирму, а у меня родился сын. До конца войны, да и сразу после нее, мне пришлось несладко.

Послесловие к первой части

Прежде всего мне хотелось бы поблагодарить всех, кто решился прочитать мою книгу, ибо речь идет о первой пробе пера.

Когда я восемь лет назад приехала в Японию, Хаяси Кэн как раз писал «Охана-сан», а его сын Хи-дэхико работал над «Морем Хатоко». Я не видела Хидэхико с самого его детства, и у меня была лишь фотография, где он еще годовалым мальчуганом важно восседает на игрушечном слоне, что я ему подарила.

Во время моего пребывания на родине Кэн водил меня повсюду. У него как раз открылась выставка, где были представлены самые последние его картины и куда он меня и повел. Генри Симаноути пригласил нас в Императорский отель на «бифштекс по-шаляпински», и все знали, что Кэн и Кихару, по словам жены Кэна, были лучшими друзьями.

Кэн был тогда в приподнятом настроении и сказал, что в следующий мой приезд в Японию напишет сценарий обо мне, который, естественно, будет значительно эротичней и интересней, нежели «Охана-сан».

— Хорошо, я приеду на следующий год, и мы осуществим это, — согласилась я. Однако я вновь оказалась в Японии лишь спустя восемь лет. Кэна тем временем не стало.

По этой причине я решила наконец сама взяться за перо. Впервые в своей жизни я взялась что-то писать и не знала, как следует ко всему подступиться. Поэтому я просто воскресила в памяти лица тех, кто был мне дорог, и обрисовала их собственными словами.

Когда я писала о Того Сэйдзи, то слышала его голос: «Кихару, напиши что-нибудь о моих любовных похождениях». Из японских новостей я узнала о его смерти. В следующий свой приезд домой я решила, что вместе с оками-сан из ресторана «Ёнэдая» нанесу визит Сатоми Тон, но и тут меня подстерегало сообщение о его смерти.

Мне также хотелось бы поболтать с господином Хоригути о Кокто и заведении «Каноя» в Ёсивара, но он тоже умер. Я каждый раз плакала и одна в Нью-Йорке совершала поминальное бдение. Когда в мае я была в Японии, то посетила вдову Кэна. Хотя она сама христианка, все же позволила мне воскурить в его честь благовония. Одна фотография Кэна, что висит в ее доме, особенно запала мне в душу.

Я охотно посетила бы еще госпожу Того, но она тоже умерла. Бренность этого мира заставляет сжиматься мое сердце.

Я весьма признательна всем, кто помогал мне в работе над этой книгой.

Я старалась быть искренней. Поскольку здесь появляются очень многие понятия, свойственные «миру цветов и ив», я особо благодарна членам редакции за их помощь. Многие места могут оказаться для молодых читателей непонятными, но так как здесь описывается своеобразный мир, я прошу их смириться с этими неудобствами, ибо даже малейшие уступки современному языку неузнаваемо изменили бы саму ткань повествования.

Американцы и даже сами японцы зачастую ничего не знают о гейшах. Атак как многие имеют неверные о нас представления, то я была бы счастлива, если бы моя книга могла бы хоть немного приблизить их к пониманию того, что же такое симбаси-гейша.

Меня часто приглашают американские университеты выступить с докладами. Поскольку у меня нет никакого ученого звания и права на преподавание, то университеты Нью-Йорка, Майами, Джорджии и Техаса приглашали меня в качестве внештатного лектора. Везде я начинаю с того, что была когда-то симбаси-гейшей. Я объясняю, что жены государственных деятелей периода реставрации Мэйдзи часто оказывались бывшими гейшами, и неизменно вначале говорю своим слушателям о том непонимании, которое царит в отношении гейш.

В первой части я описала события своей юности, произошедшие до начала войны. В дальнейшем я опишу свою жизнь во время войны и после. Это были для меня особо богатые событиями и полные лишений годы. В итоге я оказалась в Америке, и достоверное описание этого периода времени мне очень важно. Поэтому прошу вас ознакомиться и с последующими частями.

Это послесловие мне хотелось бы завершить выражением сердечной благодарности союзу гейш из Симбаси, который воспитал меня, моим любимым гостям и первым наперсницам, оказавшим на меня благотворное влияние.

Нью-Йорк, 1 июля 1983 года

Кихару

ЧАСТЬ ВТОРАЯ

Эвакуация

— Поспеши! А не то жених сбежит, пока мы явимся, — ворчал старик из местности Синдэн.

Я торопливо взвалила ребенка на плечи, набросила сверху накидку и побежала с сумкой, груженной пеленками, и коробкой с париком вдоль проселочной дороги.

Там меня ожидала запряженная волами повозка. Старик из Синдэн скатал для нас футон и положил его на телегу.